Генри Олди - ЛИТЕРАТУРНАЯ СТУДИЯ "ОЛДИ И КОМПАНИЯ"
Мастерство автора – слышать полифонию сюжета, как хороший музыкант слышит пять-шесть голосов в ричеркаре Баха. Да, далеко не все слышат. Но, с другой стороны, полифония – дело сложное.
– Можно ли в принципе менять элементы композиции сюжета местами?
Олди: Можно, но оно умрет. Сами задумайтесь: легко ли в человеке поменять местами разные части тела?
– Допустим, сперва дать завязку, а потом начать экспозицию…
Олди: Похожий технический прием есть, но он делается немножко иначе. Мы его для себя называем «завлекалочкой» – когда в самом начале романа дается в виде пролога одна-две страницы текста из середины. Для рассказа это, как правило, не годится, а вот для романа – иногда работает. В частности, у Мак-Каммона в романе «Кусака» в начале дан фрагмент – эпизод из второй трети романа, ближе к финалу. Читаешь – ничего не понятно: кто такой, что делает, но что-то очень интересное происходит. Героя на мосту жрет монстр. Всем читателям мигом делается страшно интересно. Что за монстр, откуда, кто герои… Эффект: мешком по голове – тресь! И потом уже, на волне интереса, начинаешь читать – а где это, а как это…
Но классическая композиция все равно сохраняется. Экспозиция, завязка – на месте. Просто автор выдернул кусок из развития действия и воткнул в начало. Мы с Валентиновым то же самое сделали в романе «Нам здесь жить». Мы ж понимаем – читателя, случается, надо разбудить, он уселся в зале в уютное кресло, он еще дремлет… Но если вы начнете с завязки, с зерна конфликта, не дав экспозиции, то читатель вряд ли поймет, на чем основывается конфликт, почему герои вдруг повздорили, и так далее. Это иногда бывает в «инверсированных» детективах, когда эпизод дается "с конца", а потом начинается раскручивание действия в обратном направлении. Редкий прием, довольно сложный. Чтобы его хорошо применить, с одной стороны не раскрыв читателю все карты и держа в напряжении, а с другой стороны следя, чтобы действие не развалилось на части – надо быть большим мастером.
– Итак, движущей силой художественного произведения является конфликт. Есть ли закономерности, когда этот конфликт должен ясно проявляться?
Олди: Всегда.
– Нет, понятно, что в течение книги он ГДЕ-ТО ДОЛЖЕН проявиться…
Олди: Не «где-то». Везде. Абсолютно везде. С момента завязки. Прежде он еще не завязался, зерно не брошено в землю, в экспозиции его в чистом виде может и не быть, хотя и там витают некие дуновения. Но едва произошла завязка, главный конфликт произведения должен присутствовать в каждом дыхании. В театре это знают все. Поэтому режиссер сидит и кричит из зала в любом эпизоде: «Конфликт, конфликт вытаскивай! – куда он пропал?». И разговор, повторяем, идет не о конфликте, как столкновении конкретных персонажей. Ну, давайте для примера назовем какое-нибудь произведение, всем известное…
(Голос из зала: «Мастер и Маргарита».)
Олди: «Мастер и Маргарита», отлично. В чем конфликт? Косный социум и талант? – а где в поведении Воланда этот конфликт присутствует? Садимся, думаем, ищем. Наша задача: найти конфликт, который присутствует ВЕЗДЕ. Это очень сложная задача – вычленить основной конфликт. Но его признак должен присутствовать абсолютно везде, и ни один из персонажей не должен его обойти. Найдете – будет все нормально. Другое дело, что конфликт не всегда должен выпирать наружу в явственно зримом виде. Но подспудно он должен наличествовать все время.
Держать его на протяжении большого романа – страшно тяжело. Конфликт «Ромео и Джульетты», столкновение любви и ненависти, будет присутствовать и в поведении Меркуцио, и в поведении Бенволио, и в поведении кормилицы! И в поведении монаха Лоренцо. Вот, скажем, в Гамлете конфликт ДОЛГА и ПОЛЬЗЫ. В рамках этого конфликта действует Полоний, который выбирает пользу, и Клавдий, и Гамлет, и королева, и Горацио, и Фортинбрас, и Розенкранц с Гильденстерном. Все становятся на одну или на другую сторону. Писатель должен знать конфликт своего произведения. Иначе, извините за выражение, он занимается публичной мастурбацией.
Конфликт – мышцы произведения.
– А если речь идет о «фанфике», когда экспозиция заранее всем известна? Продолжение, свой вариант написания чужого романа, – тогда не надо многого описывать…
Олди: Знаете, лет двадцать назад были мы в Ялте и попали в дегустационный зал. Там сидел роскошный толстяк-грузин, и увлекательно рассказывал о разных винах. Как появился сорт «Бастардо», как делается «Мускат белый Красного камня»… А среди посетителей сидели два подвыпивших товарища – в конце концов они спросили, как изготовляется «Солнце в бокале». А дегустатор удивился: «Мы же здесь о винах разговариваем!». Вот и нам не слишком интересно обсуждать, как делается «фанфик». Зачем выяснять, какими методами можно написать продолжение «Графа Монте-Кристо» – уже есть оригинальный «Граф Монте-Кристо», и баста. Мы рассматриваем вопросы самостоятельных художественных произведений. А как написать «фанфик», ориентируясь на то, что все читатели уже читали предыдущего Великого Гения, когда я на Великом, как вошь на медведе, паразитирую… Да ну его, надо ли это знать?!
Вот если бы вы спросили: «Как мне композиционно писать восьмой том моего личного сериала, где всем читателям уже все известно заранее?» – тогда да, как-то понятно… А «фанфики» – это зло. Вопрос: как писать «фанфик»? Ответ: никак.
Пишите свое.
– Какими методами вы пользуетесь, выстраивая событийный ряд? Дело в том, что с начала работы над произведением обычно знаешь, где будет завязка, где – кульминация; знаешь, что ты хочешь из этого вывести, и какая будет развязка. Однако ряд событий, каждое из которых должно либо усиливать конфликт, либо добавлять элемент интриги, либо ломать или раскрывать образ – вот для этого можно, наверное, заранее составить план романа. Я пыталась так делать – это убивает напрочь весь кайф от работы. У меня, во всяком случае: когда есть каркас, дальше работа превращается в простое кодирование.
Олди: У нас план книги, даже когда мы его, случалось, не записывали подробно, все равно в голове был в большей или меньшей степени. Строили мы его по фрагментам текста, по главам: что из событий происходит в этой главе, что происходит в той… Да, план в голове не настолько четок, как если он прописан на бумаге, но имелся он все равно.
Дело в том, что у соавторов технология работы не вполне такая, как у пишущих «соло». Мы сначала вдвоем очень долго проговариваем вслух весь текст, поэтому наш вариант не для всех применим. И, естественно, если вещь намечается большая по объему, мы тезисно записываем наши разговоры, чтобы не забыть. Но действительно, есть шанс, что при написании развернутого плана улетучится часть кайфа от работы и, более того, текст впоследствии станет схематичным. Взяли кусок схемы, слегка развили, воплотили – получилась развернутая схема. И мы на эти грабли тоже наступали – правда, к счастью, вовремя замечали и начинали искать решение проблемы.
Ведь дело не в том, что наличие плана – скверно. Дело в нашем неумении план составить и с планом работать.
Главное – четко понимать, что перед тобой даже не скелет, а только позвоночник от скелета, и больше ничего. А в итоге должен получиться целый человек. Здесь будет голова, а здесь – ноги. Но ни головы, ни ног еще нет, не говоря уже обо всем остальном; их надо сделать. Вот мы дошли до конкретного позвонка, теперь творим каркас ребер, формируется сердце, способное гнать кровь, выстраиваются легкие, способные качать воздух; появляются мышцы, жирок, кожа, складки-морщинки – это ж самый кайф работы! Не воплощать схему напрямую, а брать ее, как зародыш – зерно кристаллизации, и вокруг выращивать большой красивый кристалл.
Потом многочисленные кристаллы сцепляются в большую друзу – импровизация на ходу в рамках заданной темы. Как в джазе – на разные голоса, с разными инструментами, с разными подходцами и манерами… Вот, собственно, это и есть момент творчества; более того, тема-то вами же и задана, вами и усложняется.
План – это хорошо. Когда мы работаем, в тексте должно быть видимого невооруженным глазом плана 25-30 %. Все остальное обязано быть новое – эпизоды, события, поступки, краски, тона. План задает тональность, в которой вы играете, общий ритм – на три четверти или на шесть восьмых. Он задает изначальные диезы и бемоли, характеристики оркестра – камерный состав на четыре инструмента или симфонический на сто восемь. Но план не задает то, как именно вы, виртуоз, будете играть. План не диктует вам характер звукоизвлечения, настроение, акцентировку – ничего такого. Реализация плана – не переписывание его в развернутом виде в тетрадку. Все опытные архитекторы имеют сначала план здания, а потом его строят; все опытные режиссеры сначала пишут экспликацию будущего спектакля, а потом уже начинают его ставить.
