Александр Амфитеатров - Записная книжка

– Выступить готов, а выступлю, когда рак свистнет.

Потому что ожидать, будто нынешняя Русь, взбаломученная до дна, растрепанная, раздробленная, способна возжелать «всенародным призванием» не только Николая Николаевича, но кого бы то ни было, единично ли, коллективно ли, – конечно, равносильно чаянию свиста от рака. Или, если угодно более поэтическое упование:

– «Когда спящий проснется».

Большевики рачьяго свиста не ожидали и пробуждением спящаго не интересовались. Вместо того, чтобы искать «всенароднаго признания» и вообще «истинной воли народа», Ленин постановил на своем знамени девиз, заимствованный тоже из недр народной, если не воли, то опытной мудрости:

– Кто палку взял, тот и капрал.

И, подхватив капральскую палку, выпавшую из рук свалившихся Романовых и не поднятую Временным Правительством, большевики принялись орудовать ею направо и налево. Успех веками испытаннаго национальнаго средства превзошел все ожидания. Страна, воспитанная под капральскою палкою, приученная к капральской муштре настолько, что ей даже как будто дико и не по себе, когда она на своих боках палки не чувствует, осталась глубоко равнодушна и к перемене рук, которыя палкою машут, и к судьбе многочисленных «вольнарода», которыя – одну за другою – капралы Ленина вколачивали в гроб. Процесс этот для капралов не представлял больших затруднений, так как избиваемыя «воли» частию были вовсе без палок, ибо не признавали их принципиально, частию с палками столь хрупкими, что ломались при первом столкновении.

Романовых – как водой смыло. Временное Правительство, после того, как г. Керенский предал большевикам единственную крепкую палку возможнаго порядка, Корнилова, улетело легче пуха, легче духа. «Учредилка» угасла под матросским дуновением, чтобы не сказать… плевком.

А капральская палка, всем ненавистная и втайне презираемая даже многими из тех, кто ею орудует, продолжает, «за отсутствием конкурренции», висеть над народом, выбивая из него разум, совесть, честь, здоровье, не говоря уже о достатке. И, как показывают «признания», успела уже и иноземных соседей уверить, будто она, капральская палка, и есть подлинная воля русскаго народа.

Что было опять таки нетрудно, потому что, во первых, 99 процентов европейских соседей на подлинную волю русскаго народа – в высокой степени наплевать, абы вывезти из России нефть, уголь и пшеницу. А, во вторых, и остальной процент, хотя и почитывает «Достойевски» и «Леон Толстои», одержим сомнением:

– Чорт их знает, этих русских… мистическия «славянския души»! Может быть, они, в самом деле, так устроены, что любят, чтобы их палкой обрабатывали? У Ивана Грознаго была палка с железным наконечником, которым он им в ноги тыкал… любили! Петр Великий дубинкой им ребра ломал… любили!.. У Герберштейна есть анекдот о злополучном немце, женатом на русской боярышне, как он, чтобы доказать жене, что любит, должен был ежедневно колотить ее, пока не забил на смерть… Чорт их знает, эти дикия славянския души!

В. М. Чернову ставят в вину, что он не дал себя застрелить на председательском посту. Это я нахожу чрезмерною претензией. Никто не обязан иметь аппетит к самоубийству. Нельзя требовать от Чернова, чтобы он был Калединым. La plus belle fille de monde ne peut donner que ce qu'elle a. Сверх того, в своей самозащиты от «легенды», В. М. Чернов намекнул, что его ожидали историческия задачи. И это тоже достаточный резон. Живому о живом и думать. Макбет, хотя был человек души военной, а не статский, как В. М. Чернов, однако и он, очутившись в положении хуже черновскаго (прежде сказали бы: «губернаторскаго»), разсуждал:

   Why should I play the Roman fool, and dieOn mine own sword? whiles I see lives, the gashesDo better upon them.

(Зачем я стану разыгрывать роль полоумнаго римлянина и бросаться на свой собственный меч? Покуда я вижу пред собой живых (врагов), лучше я буду их ранить).

Правда, что вслед за таким резонным решением, Макбет был немедленно убит Макдуфом. Но, ведь, Макдуфф, специально на тот случай, не был «рожден женщиной», а вырезан из материнскаго чрева. В биографии матроса Железняка едва ли значится что-либо подобное. Скорее допустимо задуматься над сомнением, не сам ли малый беременным «брюхо вспарывал». Однофамилец его некогда забавлялся этим спортом в Умани, лет полтораста тому назад.

Я, правду сказать, удивляюсь не тому, что В. М. Чернов ушел по приказу матроса Железняка, а тому, что матрос Железняк имел возможность, после своей дерзости, спокойно уйти из группы заседания, которое, как никак, называло и почитало себя Учредительным Собранием. И председатель его, в это время и в этом месте, – был persona sacrosaneta. Посягателсьтво матросской лапы на плечо председателя Учредительного Собрания, кто бы он ни был, – чудовищнейшее оскорбление общественности, какое вообразить можно. Собственно говоря, это было символом прекращения не только В. М. Чернова и «Учредилки», но и русской демократии. Уж именно из чрева матери выдрали ее, недоноском, матросския лапы. Хватил Железняк младенца головкой об угол председательскаго стола и ушел, как ни в чем не бывал, посвистывая.

Но тут уж не В. М. Чернова вина, но тех, коими он председательствовал. Чернов легко мог растеряться от исключительно безобразной неожиданности. Я не знаю степени мужества В. М. Чернова, но знаю, что и храбрейшие люди «изумлены бывают» до бездейственнаго остолбенения, нарываясь на сверх-свинство, не предвиденное даже самою враждебною оценкою свиных способностей противника. Но окружающие то, присутствующие то куда же смотрели? Прозевали неприкосовенность председателя, прозевали заседание, прозевали момент спасти свою «Учредилку», прозевали на долго, жестоко ушибленную, демократию. Погибнуть то она не погибла, ожить то она оживет, но когда? как? Quibus auxiliis?

О чем В. М. Чернову не лишнее было бы попросить своих сторонников и защитников, это, – чтобы, когда они о нем пишут, что хоть немного думали о том, что пишут.

А то – «не угодно ль этот финик вам принять»?

«Можно как угодно относиться к личности В. М. Чернова; можно по разному расценивать его политические взгляды и тактику; и можно считать весьма неудачным выбор его председателем, само его председательствование – не сделал подобающаго случаю жеста, не сказал исторических слов (я надеюсь когда-нибудь вернуться к этой теме), – но упрекнуть Чернова в недостатке мужества… Достаточно припомнить его рокамболевское появление, произнесение речи и исчезновение с собрания в Московской консерватории в разгар террора в 1920 г., чтобы по достоинству оценить свидетельство именно по данному вопросу Огановскаго против Чернова.»

«Можно как угодно относиться к личности»… «Рокамболевское появление»… «Исчезновение» Бедный Чернов! Не поздоровится от таких похвал! И этакие аттестаты преподносит защищаемому защитник?! Ну, знаете, видно, что уж именно «можно как угодно относиться к личности В. М. Чернова»! Чернова многие в сем подлунном мире не весьма одобряют, и я сам отнюдь не принадлежу к числу его поклонников. Но, все-таки, сколько помню, никто еще, в полемике, не сравнивал его с Рокамболем: в романе Понсон дю Террайля, сперва архи-жуликом, потом, раскаявшимся сыщиком-добровольцем. Этот приятель из породы услужливых медведей постарался: «хвать друга камнем в лоб!»

Камень N 2 – доказательство «мужества»… «исчезновением».

Да это же цитата из опереттки «Маскотта». Герцог Лоран, во время сражения (за его интересы!), убеждает свою престолонаследницу:

– Дочь моя! Будем мужественны: пойдем и спрячемся в кусты!

Кто бишь это когда то молился:

– Избави, Господи, от друзей, а с врагами я как-нибудь справлюсь.

Несколько не буду удивлен, если В. М. Чернов, усвоит себе эту историческую молитву. Ибо враги его говорят: вот там то и там то тоем то и том то, так то и так то Чернов оплошал и за то мы его не любим и не уважаем.

Друг же возражает… подробным перечнем всего, за что он дозволяет не любить и не уважать Чернова, а, в заключение, выдает ему диплом на действительнаго статскаго Рокамболя и, в доказательство его мужества, выдвигает «исчезновение»!

Кн. Дулебов. Нет г. Бакин, вы, уж пожалуйста, оставьте меня в покое, не хвалите.

Бакин. Почему же, князь? Вы такой почтенный гражданин, образцовый семьянин.

Кн. Дулебов. Да у вас, когда вы так хвалите, всегда как то так выходит, что люди убеждаются, что ваш почтенный гражданин нисколько не почтенный и образцовый семьянин ничуть не образцов…

Опасная эта штука, когда Бакин пишет биографию. Да еще и обещает «когда-нибудь вернуться к этой теме».