Итоги Итоги - Итоги № 6 (2014)
— Я ведь не случайно спросил. Назначение усмирителя и миротворца на Кавказе получили в силу происхождения?
— Возможно. Но, скорее всего, решение основывалось на более прозаических факторах: к этому моменту многие другие назначенцы там уже провалились. В 1992 году я был назначен главой временной администрации в зоне осетино-ингушского конфликта и восстановил традиционный терский принцип взаимоотношений в сложной этнической и военно-политической ситуации. Первый приказ, который я там подписал, был такой: я, глава временной администрации, беру на себя всю юридическую и политическую ответственность за действия военных. Это было очень важно. Потому что к тому времени уже были проблемы в Тбилиси, в Нагорном Карабахе, Вильнюсе, когда политики принимали решения применить силу, а военные потом оказывались крайними. Поэтому военные сразу этот документ поддержали.
После этого мне пришлось санкционировать восемь войсковых операций, и они прошли практически без потерь. Причем проводились они одновременно на ингушской и на североосетинской территории. Вдобавок я жил тогда либо в поезде, либо на территории военной части, то есть не у осетин и не у ингушей, а по казачьим законам и по кавказским традициям.
— В чеченские вопросы не влезали?
— Сам не влезал. Это они ко мне, как говорится, нежданно-негаданно пришли. По должности полагалось заниматься этими проблемами. Но исторически мне повезло. Однажды утром позвонил помощник Ельцина Виктор Васильевич Илюшин и сказал: «Сергей Михайлович, вы отстранены от чеченской проблематики, ею будет заниматься Николай Егоров». Было обидно, потому что на тот момент ситуация с республикой уже практически была решена. И решена миром. Но разные политологи и конспирологи стали бомбардировать Кремль записками на тему, что тот, кто урегулирует чеченскую проблему, будет следующим президентом страны. Вот, видимо, некоторые товарищи и поторопились...
В октябре 1992 года я был в Грозном. Со мной приехали Рамазан Абдулатипов, тогдашний председатель Совета национальностей Верховного Совета России, и Валерий Шуйков, депутат. И мы ни много ни мало подписали с чеченской стороной документ, который можно считать политической формулой урегулирования региональных конфликтов. Эта формула потом, кстати, легла в основу договора с Татарстаном. Она вполне может быть применима и в отношении Шотландии и Англии, Испании и Каталонии, потому что дело не в названии региона. Речь идет о типичных проблемах между Центром и регионом. Суть простая. Мы садимся за стол переговоров и говорим, что все вопросы, по которым договориться невозможно, не обсуждаем. В тех условиях не было никакого смысла дискутировать, какие полномочия принадлежат Грозному, а какие — Москве, потому что каждый все равно оставался при своем мнении. Поэтому я объяснял: давайте возьмем лист бумаги и перечислим не наши разногласия, а те вопросы, по которым нам, хочется того или нет, придется взаимодействовать. По этим совместным вопросам полномочия мы будем не делить, а делегировать друг другу — в той части, где каждая сторона может сделать что-то полезное для другой. Вот и все.
В Татарстане в 1994 году это сработало. Да и в Грозном этот документ в 1992-м был подписан председателем чеченского парламента и парафирован исполнительной властью. Но через неделю или две в Москву примчался вице-президент Яндарбиев и отозвал подписи республики под договором. У нас состоялся очень откровенный разговор. Его позиция была логичной и циничной одновременно: новой власти нужна была война, чтобы сломать старую тейповую систему в республике.
Чеченское общество долгое время оставалось традиционным. Чеченцы подчинялись не президенту и не парламенту, а авторитету старшего в своем тейпе. Так вот Яндарбиев прямо сказал: «Роль Джохара Дудаева сейчас в республике почти никакая, потому что хоть он и генерал, но тейп у него неавторитетный. Чтобы авторитет выборного президента стал непререкаем, нам необходимо сломать традиции. Для этого нужна война с Россией. В пламени войны родится гражданское общество».
Не знаю, сами они это придумали или зарубежные консультанты насоветовали (а их тогда много крутилось в республике), но факт есть факт. И парадокс в том, что эта идеология уничтожения в стиле Геббельса в итоге сработала. Потому что две чеченские войны разрушили очень многие основы традиционного общества в республике.
— Вы считаете, что у Дудаева была такая же система ценностей?
— Про Дудаева не знаю, не обсуждал. А цитата из Яндарбиева — это факт, подлинная история.
Чечня Чечней, но и в Татарстане ситуация тоже была на грани. Федеративный договор в 1992 году республиканские власти не подписали. Выборы российского президента там не состоялись, выборы депутатов в федеральный парламент тоже. Была провозглашена полная независимость Татарстана. Делегация республики сидела в Совете Европы, а Венецианская комиссия со ссылкой на международные нормы обосновывала казанскую независимость и суверенитет.
Мы три года работали над проектом договора, который в результате был подписан 15 февраля 1994 года. На основании этого документа республика стала постепенно возвращаться к нормальным отношениям с федеральным центром. Состоялись выборы депутатов Госдумы, членов Совета Федерации, президента России. А это фактически да и юридически означало признание общенационального суверенитета.
— Чья заслуга?
— Заслуга во многом Шаймиева и Ельцина. Модель политического урегулирования сработала, договор так в итоге и был назван: «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий…». Хотя на переговорах были и смешные ситуации, когда татарстанская делегация предлагала, например, отнести к исключительному ведению Татарстана систему мер и весов. И только вопрос «А чем татарский метр отличается от российского?» привел к пониманию, насколько это абсурдно.
С формальной точки зрения Татарстан получил на тот момент большие полномочия, в том числе в сфере налогов, экономики. Но для федерального центра было важнее, что с помощью этих договоренностей удалось остановить эскалацию сепаратизма и качнуть ситуацию в обратную сторону. Республика многое успела сделать за эти годы. Татарстан стал примером в области эффективного регионального управления. Не зря сегодня лучшие кадры республики работают в федеральном правительстве и в Большой Москве.
— Вы стали вице-премьером в 35 лет. Разруливали национальные и территориальные споры. Человек-практик. И вдруг становитесь одним из авторов Конституции!
— Теоретического багажа тоже вполне хватало. Я окончил юрфак Ростовского университета. Исторически это Варшавский университет. Его учредил в 1817 году Александр I. Из-за Первой мировой войны университет был из Варшавы эвакуирован в Ростов-на-Дону, но сохранил классические европейские традиции образования. На пятом курсе написал реферат о сравнении трех федераций — югославской, чехословацкой и российской. Труд свой сочинял на знаменитом Левбердоне — левом берегу Дона, иногда отвлекаясь на пиво и девушек, которые в Ростове самые красивые. Особо ни на что не надеясь, отправил работу в Москву, где она попала в руки профессора юрфака МГУ Давида Львовича Златопольского. В общем, он из меня сделал ученого, став моим научным руководителем. Потом я защитил кандидатскую по чешскому парламенту и написал работу о влиянии федеративной природы на структуру и работу парламентов. Как оказалось, через несколько лет именно для нашей страны эти научные знания стали нужны.
— И как же эксперт-юрист попал в депутаты?
— В то время я уже был женат и, как всякий молодой человек, решал две проблемы: где жить и на что кормить семью. Лучше всего получалось зарабатывать на чтении лекций по линии общества «Знание». За каждую платили рублей семь — девять, а это немалые деньги по тем временам. Иногда выходило по 50 лекций в месяц. Практически жил в разъездах. У меня было много лекций в Калининграде, сейчас Королеве, Московской области. В конце 1980-х там все кипело — это ж город интеллигенции, космос, оборонка! Кандидатом в депутаты меня выдвинули оборонные предприятия Калининграда.
— Но почему Конституцию писать посадили именно вас?
— Ну так вопрос не стоял. Это ведь была целая история, растянувшаяся на три года.
Еще на I Съезде народных депутатов РСФСР в 1990 году депутаты приняли решение готовить проект новой Конституции и создали конституционную комиссию во главе с Ельциным, тогда председателем Верховного Совета. Поскольку я возглавлял комитет по законодательству, то, естественно, оказался вовлечен в эту работу. Имел честь и тексты писать, и, кстати, отбирать кандидатов в первый состав Конституционного суда.
