Газета Завтра - Газета Завтра 850 (9 2010)
l Решение Конституционного суда Колумбии о невозможности проведения референдума по третьему президентскому сроку для действующего главы государства Альваро Урибе, известного своей проамериканской позицией и сложными отношениями с лидером соседней Венесуэлы Уго Чавесом (вплоть до недавнего скандала на саммите латиноамериканских государств в Мехико), воспринято как серьёзный вызов для дипломатии США, сообщили из Нью-Йорка…
Агентурные донесения службы безопасности «День»
1
Сергей Шаргунов __ ПОКЛОН ПАТРИЦИЮ
Если перефразировать высказывание Горького о Ленине, то Проханов весь в словах, как рыба в чешуе. В собственных устных и письменных словах, в словах о нём...
О Проханове почему-то всегда весело говорить и писать.
Проханов любовно произносит иностранные, щёлкающие, как птичьи клювы, выражения и при этом рисует русский лубок. Что не случайно. Хоть Проханов и красноречив, златоречив, красно-коричневоречив, за обильной патетикой его выступлений и толщиной страниц его книг бьётся синицей минимализм, вертится какое-то одно нежное детское словечко. Может быть, это слово "мама". Может быть, "кис-кис". Может быть, "пис-пис". Внутри Проханова — наив. У наива свои пути. Но наив может быть капризен, циничен, обманчиво романтичен... Но наив — это такая религия "Я". Это взгляд младенца. Проханов и в своем возрасте — дитя, с детской простотой и энергичностью, а его богатство словами — лишь детская попытка прикрыть, закутать шумом абсолютную свою детскость.
Он — римлянин. Римский тип писателя. Таким был Катаев. Острый эгоцентризм и чрезвычайный эстетизм. И одновременно системный лоск. Дети тоже, как правило, эгоцентричны, любят себя, но и системны, держатся за всё сильное и крупное, что помогает в потоке жизни, и эстетичны, видят мир, как цветную летнюю кинопленку.
Проханов чудаковат в идеализировании государства: тут и маньячное горение, намерение верить, даже если абсурдно, и авангардистский приём — выбирать консервативное как жест эпатажа. Объявить серое и плоское — броским и колючим. Почему был политизирован Луи-Селин? Что он искал в Виши? На самом деле, государство — это удобный псевдоним "я", почти по Людовику, когда человеческое так легко преодолевать, ссылаясь на более важную "райскую" ценность. Проханов говорит: "Империя", а подразумевает себя.
Почему Проханов, явно неугомонный, с особым мужеством отшвыривая издержки репутации, затевает новые и новые политические миры, утром посылая воздушный поцелуй узнику Краснокаменска, а вечером благословляя его надсмотрщика? Потому что желает быть на плаву, наслаждаться мощным океаническим актуальным течением, которое несёт и держит его, тяжелого хана-рыбу. И обжигает пузырьками шампанского. Желает не отставать от стремительной истории. Это каприз, это мучительный выбор, это странный героизм — жить именно так. Это свобода, которая дана художнику по праву.
Проханов — патриот. Но настолько оригинальный, что все политические артефакты под чарами его толкований перестают быть КПСС, ГКЧП, ФНС, РНЕ, КПРФ, "Юкосом", "Родиной", АП, и преображаются в литературные величины. Изначально заданные структуры со своими шершавыми аббревиатурами, оживлённые фантазией писателя, вдруг начинают заманчиво искрить, будто самостоятельные художественные персонажи. Буква А лягает ножкой букву П. Проханов и сам аббревиатура — ААП, что, вероятно, следует безумно расшифровывать, как Apганизация Асвабаждения Палестины.
Поздравляя его с Днём рожденья, позволю себе коснуться некоторых, первых страниц нашего знакомства...
В официозе Проханов легализовался летом 2002-го. Годами его не замечали ТВ и радио. Один раз его секунд на десять включили по "Эхо Москвы": "Вас вздёрнут на фонарях!" Он выворачивал нутро тогда, в те времена, когда его огненная, со скрежетом зубовным проповедь звучала не с амвона, не с экрана, а из сырого и глухого подпола, из-под досок — слепые буквицы на серенькой бумаге.
В тринадцать лет я принёс ему в газету стихотворение. Проханов сидел в маленьком кабинете с какой-то светловолосой. Я уронил бумагу, подцепил с пола и положил на стол. Проханов лукаво переводил яркие глаза с меня на даму, он больше работал на даму, мол, смотри: Гавроши ко мне бегают. Дама восхищённо смотрела бирюзовыми пуговицами глаз: мол, ну и жизнь у тебя, Саша.
Стишок напечатали. Я пришёл за причитавшимися несколькими экземплярами газеты. И опять столкнулся с её редактором. Он ждал кого-то на улице, вертел в пальцах деревянные бесцветные чётки, задумчиво напевал, глядя на бегущие машины с их газовым дымом, будто на волны в морском тумане. "Бессаме, бессаме мучо", — напевал он. Он был необъяснимо приятен — оливковолицый, носатый, в веселых крапинах родинок, с черными патлами, в салатовой рубахе без рукавов.
А в 2002-м году ему за роман вдруг дали премию "Нацбест". Началась легализация Проханова со статьи Льва Пирогова "Всё у них получится" в "Независимой газете".
— Я сказала Пирогову — от вашей статьи дурно пахнет, — делилась со мной, корчась щекой и злобно горбясь, старуха-драматургиня.
А она была не одна! Это был целый хор литераторов, у которых крышу снесло от того, что крышка погреба поднимается, и ААП высунулся и лезет из холодной гнилой темницы, куда его заточили в компанию к прорастающим картофелю и луку. О, срам и ужас, молодые "цивилы" поднимают крышку, вытаскивают под свет и в тепло продрогшего мужика с бешеным карнавальным огнём в щелях глаз...
Летом 2002-го я с Прохановым напился пивом в Саратове в первый день суда над Лимоновым.
Судебное заседание кончилось.
— Присядь, Серёжа, — выдохнул Проханов. Измаявшись духотой, он отдыхал в коридоре, на скамье. — Что ты последнее написал?
Я достал из сумки и показал ему розово заляпанную убитой мошкой голубенькую обложку "Нового мира":
— Вообще-то, у меня единственный номер остался...
— Давай, давай, давай, — Проханов генеральским движением сгрёб журнал и похоронил в чемодан, щёлкнул замок.
По саратовскому пеклу, выбирая тенистые территории, мы спешили пить пиво. Залезли под навес кафе. Выдули каждый пяток кружек, заедая шашлыками и вкусным салатом — помидоры со сметаной.
— Нынешняя власть — это змий-искуситель, — сообщал писатель со страстью и присвистом. — Это имитация патриотического оргазма...
У него был распаренный пророческий лик, глаза расширились, во рту, как фонарик правды, горел золотой зуб.
Александр Андреевич, мне жалко, что пока здесь всё закончилось. Никакого субъекта, никаких игроков, почти никакой интриги. В отсутствии движения (в физическом смысле — движения) каждый делает свой сложный выбор.
Но есть литература. Книги. Язык. Метафоры. Сочные краски. Конспирологические фабулы и гротескные сцены.
Есть человек.
Которого поздравляю!
1
Сергей Телегин __ «НАПЁРСТОЧНИКИ»
России всё сильнее напоминает театр, а население становится "обществом спектакля" — толпой зрителей, потерявших чувство реального пространства и времени. Чуть ли не каждую неделю нам дают новый акт этого спектакля абсурда, иногда с потрясающими спецэффектами.
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК
Вот, на днях, как рояль из кустов, выкатилось "Откровение от Чубайса", якобы сделанное в 2001 году, но скрываемое его апостолами. С болью в сердце он признал, что "реформы Гайдара" преследовали единственную цель — уничтожение коммунизма (коммунизма не Сталина, а Горбачева и Яковлева!). Ради этой благородной цели младореформаторы и пошли на сознательное уничтожение экономики. Мысль читателю подсовывают простую: конечно, мол, Гайдар и Чубайс прекрасно знали, как построить в России процветающий капитализм, но у них было другое задание — свыше. А теперь, когда задание выполнено, уцелевшие воины той "битвы с империей Зла" готовы повторить реформу 90-х годов — уже со счастливым исходом.
Чубайс говорит о делах Гайдара (и себя самого): "Не Западу судить! Мало что понимает в этом Запад. Мы занимались не сбором денег, а уничтожением коммунизма. Это разные задачи, с разной ценой. Что такое приватизация для нормального западного профессора, для какого-нибудь Джеффри Сакса?.. Для него, в соответствии с западными учебниками, это классический экономический процесс... А мы знали, что каждый проданный завод — это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дёшево, бесплатно, с приплатой — двадцатый вопрос, двадцатый. А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России — это необратимость… Приватизация в России до 1997 года вообще не была экономическим процессом. Она решала главную задачу — остановить коммунизм. Эту задачу мы решили".