Оксана Булгакова - Мф из Игарки. По следам авторов и героев книги
Редактором книги был Самуил Яковлевич Маршак.
Такие удачи случаются не каждый день.
С Верой Ивановной Торбунцовой, директором Троицкого филиала госархива Челябинской области, три дня подряд перебираем панки с документами. Они принадлежали Анатолию Матвеевичу Климову, переданы в архив его сыном Анатолием Анатольевичем.
Блокноты с записями писателя, его рисунки, рукописи рассказов и очерков, рыбацкие газеты. И, наконец, письма! От Климова — академику Ферсману, писателю Герберту Уэллсу, английским детям, черновики писем Ромену Роллану, Мартину Андерсену Нексе. А вот и их ответы — подлинные! — на немецком из Дании от М. А. Нексе, на французском из Швейцарии от Ромена Роллана, его письмо игарским школьникам. II вдруг — папка за папкой — листочки и целые тетрадки в косые и прямые линии, странички из школьных дневников, исписанные чернилами, карандашами, разрисованные акварельными красками. К некоторым приложены планы сочинений, написанные рукой Климова. Да это же рассказы игарчат в книгу! Оригиналы!
Целы! Целы! Ну а авторы-игарчата? Неужели их не найти? Куда разбросала их по белу свету жизнь?
И начался поиск.
Переправы Федора Дзюбы
На войну мальчишки шагнули прямо с книжных страниц. И не удивительно, что книга ушла на фронт с ними вместе — в солдатских рюкзаках. Младший лейтенант Дзюба тоже уложил книжку в свой вещмешок рядом с номерами «Пионера Заполярья», «Пионерской правды» и аттестатом зрелости. Вплоть до жестокого февраля 1944 года таскал свой «архив» Федя Дзюба от переправы к переправе, что для него значило из боя в бой.
Когда показывал однополчанам книжку, обязательно слышал в ответ:
— Ты, оказывается, давно выбрал профессию понтонера. Ишь, какая у тебя тренировка была.
Рассказ Ф. Дзюбы в книге «Мы из Игарки» был и вправду посвящен переправе через тундровое озерцо: ребята, потеряв шест-весло, соорудили из своих пальто парус и добрались до берега.
Всего через три года в составе полка понтонеров прибыл Федя Дзюба на первую фронтовую переправу. И с тех пор помнится ему война сплошными кипящими от солдатских тел, паромов, понтонов, взрывов и воронок огненными реками. Сколько их было на его пути: в России, Белоруссии, Польше, Германии, Чехословакии. Казалось, что все переправы его.
На выставке московских художников-ветеранов войны каждый обязательно обращал внимание на полотна, на которых переправы, переправы… Боевой путь Федора Федоровича Дзюбы: «Под Воронежом», «Прорыв обороны немцев на Среднем Дону», «На Днепре под Киевом», «Конец. Под Корсунь-Шевченским», «На Висле под Сандомиром»…
Еще до личного знакомства с Дзюбой я читала в его письме об операции на Днепре, где он командовал 30-тонным паромом: «Переправа… Песчаные косы и отмели, сильное и коварное течение… На плацдарме — бой. В воздухе ревет и грохочет. Один за другим пикируют «лапотники» — Ю-87. Один пз них, клюнув на левое крыло, покато надает на паром… Ну, братцы, держись! Это наша! Пламя и грохот взрыва. Паром приподняло, в лицо плеснуло тугим воздухом и окатило водой. Паром накренился, танк начал с настила сползать в воду… Из расчета никого не вижу — всех сбило ударной волной. К счастью, двигатель заработал, и паром, минуя фонтаны взрывов, направился к пристани. Опять посыпался над нами град бомб, но мы были уже у берега. Т-34 «прыгнул» на пристань и скрылся под обрывом… На третьи сутки нас, понтонеров двух паромов, валившихся с ног от усталости и изнеможения, сменили. За эти бессонные дни и ночи наши расчеты переправили около сотни танков Т-34 и самоходных установок».
Должны были пройти десятилетия, чтобы зарубки на памяти молодого офицера ожили в картинах опытного живописца. В тридцать седьмом году игарские мальчишки, юные художники Федя Дзюба, Толя Мосин и Миша Шелонников везли в Москву на Всесоюзную выставку детского творчества свои работы. Правда, до Москвы они тогда так и не добрались, зато почетными посетителями их выставки в Красноярске были полярные летчики-герои, покорители Северного полюса.
А выставки в Москве у Ф. Дзюбы и А. Мосина все-таки состоялись. Да только непросты и долги были к ним дороги.
А. Г. Мосин, заслуженный художник РСФСР, один из иллюстраторов «Тихого Дона» и «Поднятой целины», участвовал на своем веку во многих всесоюзных и международных выставках. В Бородинском военно-историческом музее-заповеднике постоянно экспонируется картина Ф. Дзюбы «Минута молчания»: на исходе войны, в маленьком горящем городке Бунцлау в передышке между боями остановились солдаты перед гранитным обелиском и обнажили головы — чужими буквами была выписана на нем такая близкая душе каждого русского солдата фамилия — Кутузов.
Лишь в 1971 году перенес Федор Дзюба на полотно символическую встречу: герой отечественной войны 1812 года и герой Великой отечественной…
Сейчас Федор Федорович — начальник участка Центральной киностудии детских и юношеских фильмов им. М. Горького, художник-живописец первой категории. Однажды — вот пропоя судьбы! — ему, фронтовику, кавалеру боевых орденов, пришлось писать во весь рост пять портретов… Гитлера: требовались для картины «Семнадцать мгновений весны».
В его квартире на проспекте Мира среди натюрмортов и пейзажей лишь две фотографии напоминают о тревожной юности — капитана-орденоносца и девушки-санинструктора, что встретились и полюбили друг друга сорок лет назад на одной из фронтовых переправ.
Учитель
Из предисловия А. М. Климова: «…пионеры организовали митинг. Выступил пионер Толя Шевляков.
— Ребята, — сказал Толя. — Горький одобрил нашу книгу. Давайте же начинать работу!
Все захлопали в ладоши. Тогда вышел пионер Яша Почекутов и сказал: «Я берусь написать рассказ о летних каникулах».
С тех пор книга о жизни ребят за Полярным кругом, об Игарке, — «горьковская книга» — стала жить».
Летние каникулы, о которых вызвался написать Яша Почекутов, мало походили на те, к которым привыкли их сегодняшние сверстники. Они не были месяцами безмятежного отдыха, так как совпадали с Карской экспедицией. Лишь два месяца в году пробивались в Игарку через полярные льды морские иностранные суда. И эти два месяца все население — от мала до велика — помогало в порту на погрузке. Девочки складывали штабеля на бирже, как называли тогда склад готовой продукции, мальчики работали сортировщиками, рубщиками на лесозаводах, а те, кто поменьше, — коногонами на «медведках». Так именовали немудреные двухколесные сооружения, на которых лошадки тянули в порт пакеты досок.
Работали ребята по 12 часов, столько же отдыхали и вновь — на погрузку. В общении с моряками иностранных судов они получали и наглядные уроки политграмоты, заглядывая за кулисы другого мира. Один такой случай на погрузке английского парохода взялся описать 14-летний Яша Почекутов.
«Однажды мы видели на палубе такую сцену. Английский офицер, рассердившись за что-то на кочегара, ударил его но лицу. Негр сначала промолчал, по, видимо, горячая южная кровь заиграла в нем. Резким и сильным толчком он сшиб офицера с ног… Мы видели, что дело плохо, — негр, чего доброго, утопит офицера, а потом и сам пропадет. Побежали мы к ним, разняли».
Пройдет совсем немного лет, и жизнь вновь столкнет Якова с чужим и жестоким миром. Старший сержант Почекутов напишет об этом:
Атаки бешеный порывЯ испытал не раз,Не раз взорвавшийся фугасБросал на землю нас.Бывало так, что и броняТрещала, как орех…
В ночь на новый 1943 год на операционном столе медсанбата под Калинином стал он инвалидом второй группы. Ему было чуть больше двадцати и ждали его костыли на многие годы: ноги ранены, отморожены и контужены. Вот так, с костылями, и появился Почекутов в городе Енисейске, где принял руководство школой. Так начался для Якова Васильевича учительский путь длиной почти в сорок лет.
Каким он был, можно судить по документу, что вручили директору 75-Й школы «по поручению педколлектива Октябрьского района города Красноярска». Это самая удивительная Почетная грамота, какую мне доводилось когда-либо видеть. Награждался «коммунист, воин, борец, педагог, Человек и руководитель за долголетний творческий, освещенный научной теорией и передовым опытом педагогический и общественно-политический трудовой подвиг».
Яков Васильевич Почекутов всю жизнь писал стихи. И нигде их не публиковал, хотя, на мой взгляд, напрасно. Когда-то Лидии Васильевне Мышковской принес он свое первое стихотворение, а спустя жизнь свои произведения принесли Якову Васильевичу Почекутову будущие профессионалы-писатели Антонина Корытковская и Николай Еремин. «Большое Вам спасибо за то, что Вы заставили меня написать мое первое стихотворение» — вывел на первой своей книге поэт Еремин:
