Нина Воронель - Мой Тель-Авив
Мы много говорили о литературе, и я как-то перевела для нашего журнала несколько стихотворений Рози. Вот одно из них:
Маргарита (Пока не родится тело мое)
Мягкий снег в московских окошках... Проснувшись
Она не заплакала
Я знаю, шептала Маргарита, я знаю.
Сегодня что-то случится. Кружится поземка,
Дьявол взвихряет снег в московских окошках.
В ином столетье, еще не родившемся,
Словно призрак, бредет человек.
Маргарита выходит на улицу, в руках у нее цветы,
В глазах жажда, чтобы он отыскал ее, наконец.
Бредет человек и не знает, где он найдет приют.
— Ты приди, приди. Отворю тебе двери.
Только приди поскорей.
Бредет человек и не знает, не ведает, где он найдет приют.
У Маргариты цветы увяли, у Маргариты слезы застыли.
Мягко кружится снег, и душу ее похитив,
Дьявол хранит ее,
Пока не родится тело мое.
Свирепое солнце над крышами Тель-Авива,
Душа Маргариты у меня в горле
Жажда ее у меня в глазах, цветы ее у меня в руках,
Я стою на улице под палящим солнцем.
Несмотря на все мои старания большого впечатления они не произвели, - русское ухо плохо воспринимает верлибр, устойчиво взятый на вооружение израильской поэзией.
Зато Рози с успехом перевела мою пьесу «Матушка-барыня», поставленную впоследствии студенческим театром Тель-Авивского университета. Особенно удачно она перевела заглавие – не в силах передать на иврите этот грубый народный эвфемизм, она заменила его на «Има Русия», что означает «Мать Россия». И от этого пьеса приобрела какой-то высший, символический смысл.
К себе домой на чашку кофе Рози пригласила меня не сразу, а только после нескольких недель нашей дружбы. В нашем доме все квартиры спланированы одинаково, так что меня не поразила бы ее просторная гостиная, не будь она так элегантно пустынна. Центр ее сорокаметровой площади занимал только хрупкий диванчик, подкрепленный двумя креслами и журнальным столиком, остальное пространство было пусто, если не считать тропических зарослей высаженных в крупные горшки пальм, фикусов и кактусов. Зато стены были до предела увешаны картинами с разными вариациями знакомых мне узконосых женских лиц с огромными черными глазами. Пока Рози трудилась на кухне, наливая кипяток в фаянсовые чашки с растворимым кофе без ничего – так я впервые узнала, в чем состоит израильский ритуал совместного кофепития, - я бродила от стены к стене, с изумлением разглядывая несомненные лица Рози. Иногда они порхали в райских кущах, иногда райскими птицами свисали со сказочных ветвей, иногда смотрели на мир из трехстворчатых окон - в каждой створке по лицу. Авторство картин было так же несомненно, как лицо модели.
«Это все ваши портреты?» - ошеломленно спросила я. На этой ранней стадии наша общая Оснат еще не успела поведать мне о своей роли в достижениях местной живописи.
«Мои, - спокойно согласилась Рози, словно в этом не было ничего особенного. – Иосл очень любил рисовать меня, пока не увлекся терками».
И показала мне новый, недавно изданный альбом Бергнера, где на каждой странице резвились терки – в еще более изощренном узоре, чем в предыдущей серии сплетались лица Рози. Терки тацевали парами и хороводами, целовались, воевали друг с другом и занимались любовью
О том, почему Иосл отказался от лица Рози в пользу терок, я узнала еще через несколько лет – это случилось, когда они расстались. Почему они расстались, я так и не узнала, но это было не важно. Важно, что много лет подряд Иосл был не только профессионалом, но и любовником. Этого не знал никто, даже вездесущая Оснат – ведь все эти годы муж Рози был лучшим другом Иосла. Роман Рози с Иослом был страшной тайной, а ей очень хотелось этой тайной с кем-нибудь поделиться. Даже если она все это выдумала. И она выбрала в наперсницы меня. Это был правильный выбор - я подходила на роль наперсницы больше других ее подруг, я была инопланетянином, пришельцем из другого мира, ни с кем из ее круга не знакомая и даже толком не говорящая на иврите. Как-то Рози повела меня на вернисаж Бергнера в его галерею на улице Гордон. Для меня это было тяжким переживанием – я не встретила ни одного знакомого лица в шумной нарядной толпе, заполнившей залы галереи. Для Рози рассказать свою тайну мне было так же надежно, как спрятать ее в запечатанный кувшин и бросить в море. Она и бросила.
И все-таки тайна выплыла наружу. Через несколько лет Рози заболела болезнью Альцхаймера и попала в психиатрическую больницу. Состояние ее становилось все хуже. Однажды ко мне ворвался ее муж, его била нервная дрожь:
«Скажи, ты знала, что Иосл был любовником Рози?».
Конечно, я не могла признаться, что знала. Я сделала честные глаза и спросила:
«А с чего ты взял, что он был ее любовником?».
Он протянул мне какую-то тетрадь:
«Вот, почитай».
Я полистала тетрадь:
«Ты что? Разве я могу прочесть столько страниц на иврите, написанных от руки?»
Он рухнул на диван и спросил:
«Есть что-нибудь выпить? Покрепче!»
Я налила ему рюмку виски. Он глотнул ее одним махом и попросил еще. Немного помолчал, я его не торопила. А потом заговорил:
«Последнее время я навещаю ее все реже – она ведь меня уже пару лет не узнает. А вчера меня срочно вызвали в больницу - она отгрызла себе косточку указательного пальца, ту, на которой ноготь. Она давно уже не чувствует боли и грызла палец долго, наверно несколько часов, но никто этого не заметил, пока всю ее постель не залило кровью. Когда я пришел, постель уже перестелили и палец перевязали. Она лежала тихая и кроткая, вся в белом, очень похожая на свои портреты – тот же крошечный рот и глаза в пол-лица. Я стоял и смотрел на нее, и смотрел, и смотрел, и не мог оторваться.... не знаю, сколько времени я так простоял... И тогда ее лечащий врач, психиатр, решил мне помочь – чтобы я не так страдал, как он мне объяснил. Он вынес мне эту тетрадь, в нее он записывал свои беседы с ней, когда она еще что-то помнила. Он записывал, а она говорила без остановки - о своих романах. Их оказывается было без числа.– она жаждала поделиться с ним мельчайшими подробностями о своих любовниках... Рассказать в деталях, как это было у нее с каждым... Главным любовником был он, - мой лучший друг, много лет, все годы, что мы были друзьями. Она расписала его очень красочно – он был мужик что надо. Она очень на этом настаивала. Я так ее любил, так любил! И всегда знал, что я ей не пара - она была такая красивая, настоящая красавица! Но чтобы с моим лучшим другом, много лет, тайно от меня! А я, болван, ничего не подозревал, ничего! Недаром он написал столько ее портретов!».
«А как он это объяснял?».
«Он говорил, что у нее удивительное лицо».
Спорить с этим было трудно – лицо у нее было удивительное, словно специально созданное для картин Бергнера, и я ухватилась за соломинку:
«Вот видишь! Может, это все неправда? Просто она была не в себе, и выдумала черт знает что».
«Нет, нет, она перечислила такие подробности, назвала даты своих поездок с ним, про которые мне врала, и вообще бог знает чего наговорила. Я прочел эту тетрадь там же в больнице, сел на стул возле ее постели и читал, читал до вечера. Она лежит там тихая, белая, почти безгрешная, и я даже не могу ее ни в чем упрекнуть – она ведь давно перестала меня узнавать. И даже ударить ее, избить, как следует, нет смысла, она ведь давно перестала чувствовать боль. Но я-то не перестал!».
Все это было ужасно, и я не знала, как его утешить. Я стала бормотать какие-то пошлые глупости, все время чувствуя, как фальшиво звучит мой голос. Он сказал:
«Ладно, хватит! Я уверен, что она все тебе рассказала!»
Я заплакала, а он поднялся и ушел, не прощаясь. И я осталась вся в слезах, чувствуя себя без вины виноватой.
Вскоре после этих событий Рози умерла, но я по-прежнему всегда держу питы в холодце, на случай, если кто-нибудь придет. Недавно мне посчастливилось на какой-то распродаже купить авторскую литографию картины Иосла Бергнера, на которой Рози изображена в виде цветка на высоком стебле. Иногда, когда никого нет дома, она подзывает меня кивком головы и шепчет:
«Он был не профессионал, а просто любовник».
Я уверена, что это не о Иосле, а о ком-то другом, - ведь Иосл настоящий профессионал. А был ли он к тому же еще и любовник, не знает никто, даже Оснат. Это так и останется тайной – моей и Рози.
ШУЛАМИТ АЛОНИ
Не знаю, многие ли сегодня помнят Шуламит Алони, но всего несколько лет назад она была одной из ведущих фигур израильской политической жизни. Она была создательницей левой партии «Рац», потом ее вытеснил Иоси Сарид, превративший «Рац» в «Мерец», потом Сарида вытеснил Иоси Бейлин, потом Бейлина вытеснил кто-то помельче, а дальше пошла уже такая мелюзга, что одного от другого не отличишь.
