Джордж Мартин - Блюз Красной Планеты
Барсум — название, которое марсиане Берроуза (зеленые и красные) дали своей умирающей пустынной планете. Берроуз заразился идеями Лоуэлла, наполняя Марс тоатами, тарками, летающими кораблями, радиевыми ружьями, белыми обезьянами, атмосферными фабриками, дерзкими фехтовальщиками и яйцекладущими принцессами, покрытыми исключительно драгоценными камнями. Пусть не великим писателем, но рассказчиком Берроуз был отличным. Его культовые персонажи, Джон Картер и Дея Торис, полюбились многим и заставили сопереживать поколения читателей. Популярность этих героев смог затмить только Тарзан, повелитель джунглей, созданный также Берроузом. Последующие полвека Барсумский цикл обогатится еще десятком романов (некоторые с участием Джона Картера, некоторые без него), но мир, созданный Берроузом, его Марс со всеми странами и народами, останется подлинной звездой коллекции от начала и до конца.
Барсум был его и только его. В то время как теории Персиваля Лоуэлла были доступны для всех. Отис Эделберт Клайн, Стенли Вейнбаум, Клайв Стейплз Льюис, Джек Уильямсон, Эдмонд Гамильтон и бесчисленное число других писателей старались привнести на Марс что-то своё. Хотя в 1928-ом Эдвард «Док» Смит в своём «Космическом жаворонке» поднял научную фантастику до уровня звезд. Немногие коллеги по цеху достигли таких же высот. С двадцатых годов по шестидесятые большинство НФ писателей предпочло остаться ближе к дому, в кишащей жизнью Солнечной системе, где каждая последующая планета, спутник и астероид были более экзотичными, чем предыдущие.
Сколько сказок про Марс написано за период расцвета научно-фантастического ширпотреба? Сотни, наверное. Возможно, тысячи. Десятки тысяч? Может быть. Больше, чем я хотел бы? Конечно. Однако ничем не выдающиеся и забытые, даже самые худшие из творений, делали красную планету чуть более близкой и реальной. Марс моего детства не был выдумкой Г.Дж. Уэллса или Персиваля Лоуэлла, или Эдгара Райса Берроуза. Не был таким значительным и важным, как у них. Это был собирательный образ, описанный разными авторами, каждый из которых за десятилетия привнес свои особые черты и атрибуты, создавая органичный мир, который принадлежал всем и никому в отдельности.
Таким был мой Марс. Собственно говоря, в детстве я не читал романы Берроуза (я дошел до них гораздо, гораздо позднее, к сорока годам, лет на тридцать позже, чем следовало), но я знал и любил писателей, которых вдохновил Барсум. Свой первый визит на Марс я совершил в компании Тома Корбетта, Астро и Роджера Мэннинга, экипажа «Поляриса» из классической детской телеоперы «Космический кадет Том Корбетт» (по мотивам романа Роберта Э. Хайнлайна «Космический кадет»). Сам Хайнлайн взял меня на несколько иной Марс в «Красной планете», другой своей детской книге, выпущенной издательством Scribner. О свирепых марсианских песчаных мышах я узнал от Андре Нортон и ее двойника Эндрю Норта. С марсианскими пустынями я столкнулся в «Шамбло» с Кэтрин Мур и Нордвестом Смитом. Затем пришла очередь Ли Дуглас Брэкетт и Эрика Джона Старка, еще одного великого космического героя. В более позднем возрасте я открыл для себя «Марсианские хроники», вышедшие из-под пера Рэя Брэдбери, с совершенно другим взглядом на старый Марс: грустным, а не авантюрным, но таким же волшебным, и таким же незабываемым.
Запоминающийся поэтический рассказ Роджера Желязны «Роза для Экклезиаста» стал, пожалуй, последней великой историей о том Марсе, каким он был. Вышедший в ноябре 1963 года в журнале «Fantasy & Science Fiction» рассказ Желязны сразу стал классикой. (Желязны также написал последнее великое произведение о старой Венере — «Двери его лица, фонари его губ», получившее премию «Небьюла»).
К тому времени, как я открыл для себя книги Брэдбери и Желязны, я уже писал свои собственные рассказы. Моими первыми работами были прозаичные истории про супергероев для комиксов-фэнзинов шестидесятых, но вскоре я перешел на меч и магию, остросюжетные рассказы и научную фантастику, и начал мечтать о карьере писателя. Я ожидал, что однажды буду писать собственные истории о Марсе.
Этому не суждено было случиться. По мере того, как Желязны сочинял свои произведения о Старом Марсе и Старой Венере, космическая гонка накалялась. Из нашего блока на Первой улице я следил за всеми запусками пилотируемых аппаратов по старенькому черно-белому телевизору и верил, что наблюдаю рассвет новой эры, где сбудутся все мечты научной фантастики. Сперва стартовали «Спутник», «Авангард» и «Эксплорер». Затем «Меркурий», «Джемини», «Аполлон».
Юрий Гагарин, Алан Шепард, Джон Гленн.
И «Маринер»… О, «Маринер»…
«Маринер» положил конец славным дням старины Марса и его сестрицы Венеры, влажной и водянистой, с затопленными городами, бесконечными болотами и перепончатоногими венерианцами. «Маринер-2», запущенный в августе 1962-ого, совершил успешный пролет мимо Венеры, достигнув ее орбиты за три с половиной месяца. «Маринер-4» в ноябре 1964 года воздал такие же почести Марсу. «Маринер-5» снова отправился на свидание с Венерой в июне 1967-ого. «Маринер-7» ушел вслед за «Маринером-6» весной 1969 года с разницей в месяц. Оба по Марсову душу. «Маринер-8» бесславно исчез, зато его последователь, запущенный в мае 1971, уже в ноябре достиг марсианской орбиты и присоединился к Фобосу и Деймосу, став первым рукотворным спутником красной планеты. «Маринер-10», последний в серии, курсировал не только мимо Венеры, а смог доплыть до Меркурия, где нашел опровержение тому, что Меркурий всегда обращен к Солнцу лишь одной стороной.
И все это было бы чрезвычайно интересно, только…
Марс, разведанный НАСА, не был Марсом Персиваля Лоуэлла и Эдгара Райса Берроуза, Ли Брэкетт и Кэтрин Люсиль Мур. Следы марсианских цивилизаций ныне живущих, погибших или вымирающих космической разведкой не были обнаружены. Ни тарков тебе, ни тоатов, ни одного марсианина хоть какого-то цвета радуги. Не было ни искусственных каналов Лоуэлла, ни естественных Скиапарелли. Вместо них были кратеры: настоящий Марс был больше похож на Луну, чем на Барсум. А Венера? За плотными облаками вместо болот, динозавров и перепончатоногих венерианцев открывалось токсичное пекло, огнедышащее, серное и смертельное для человека.
Находки космических аппаратов «Маринер» привели в трепет всех мировых ученых и подарили нам подробную и точную картину природы внутренних планет. Но для писателей-фантастов и их читателей, таких как я, эмоциональное возбуждение смешалось с разочарованием и тревогой. Это был не тот Марс, которого мы желали. Не та Венера, о которой мы грезили…
Я так ничего и не написал про Марс. Никаких историй про Венеру, Меркурий или другие миры «потерянной» солнечной системы моей юности. Миры, которые стали местом действия множества чудесных сказок в тридцатых, сороковых и пятидесятых годах. В этом я не был одинок. После «Маринеров» фантастический жанр переместился к дальним рубежам галактики в поисках красочных, экзотических мест и инопланетных рас, которых было уже не найти здесь, «дома».
Однако Марс окончательно не забыли. Редкие романы и рассказы продолжали появляться. Новые истории были основаны на «новой концепции Марса», реального, увиденного «Маринерами», куда плохо вписывались каналы, мертвые города, песчаные мыши и марсиане. Получившая награды и премии трилогия Ким Стэнли Робинсон о колонизации и терраформировании Марса — «Красный Марс», «Зеленый Марс» и «Синий Марс» — оказалась самой претенциозной, запоминающейся и достойной успеха.
В общем и целом, количество научно-фантастических рассказов о близких планетах резко снизилось после «Маринеров» по понятным причинам. Настоящий Марс оказался не таким интригующим, как его литературный прототип. Безвоздушная, безжизненная и мертвая планета, разоблаченная «Маринерами», не могла служить правдоподобной декорацией авантюрным межпланетным фабулам Берроуза, Брэккет и Мур или меланхоличным космическим балладам Брэдбери и Желязны. После «Маринеров» рассуждения о формах жизни на Марсе сводились к микробам и изредка лишайникам (хотя последние казались более жизнестойкими), и никак не к песчаным мышам и тоатам. И пока вопрос о существовании жизни на красной планете воодушевляет биологов и прочий научный мир, еще не появился микроб столь же привлекательный, как Дея Торис.
Один-ноль в пользу лишайников. Дея Торис с честной марсианской компанией лежат в пыльном забытьи, изгнанные на задворки книжных каталогов, чтобы не напоминать о себе (даже в кино). Когда Стивен Спилберг снял свою адаптацию «Войны миров» в 2004, захватчики были уже не марсианами как в романе Уэллса, радиопередаче Орсона Уэллса, классических комиксах и фильме Джорджа Пала 1953 года, а инопланетянами неопределенного места жительства. Спилберговские захватчики пришли на Землю в молниях, а не в капсулах, запущенных через космические бездны большим, холодным и неприятным разумом. Я не единственный, кто скучал по марсианам…
