Лев Троцкий - Советская республика и капиталистический мир. Часть I. Первоначальный период организации сил
Что касается совершенно неизвестной нам, действительной или мнимой, телеграммы петроградского телеграфного агентства, на которую мы находим ссылки в немецкой печати и в заявлении г. статс-секретаря фон-Кюльмана, то мы затрудняемся сейчас, до наведения справок, установить, каким образом и какая именно телеграмма могла быть понята, как исправление или дополнение протоколов заседания от 27/14 декабря.
На самом деле, во всех ссылках на указанную телеграмму речь идет не о каком-либо заявлении российской делегации в Брест-Литовске, а, насколько мы можем судить, о резолюции Центрального Исполнительного Комитета в Петрограде, вынесенной после доклада российской делегации о ходе переговоров и заключавшей в себе, в полном соответствии с позицией нашей делегации, решительное отклонение такого трактования самоопределения, при котором воля народов в действительности подменяется волей отдельных привилегированных групп, действующих под контролем оккупационных властей.[8]
Сожалея о происшедшем недоразумении, которое не стоит ни в какой связи с работами нашей делегации, и непосредственный источник которого подлежит выяснению, мы считаем, однако, необходимым установить тот факт, что самая возможность подобного недоразумения вызвана тем обстоятельством, что не все официальные заявления российской делегации доводятся до сведения народов центральных империй, частью же доходят в измененном виде, как то было, например, с ответом нашей делегации на декларацию от 25/12 декабря, из которого в германском официальном сообщении выпала вся критика п. 3-го о самоопределении наций.[9]
В этой неполной осведомленности общественного мнения о ходе мирных переговоров мы усматриваем действительную опасность для успешного завершения наших работ.
Что же касается протеста генерала Гофмана против статей нашей печати, радиотелеграмм, воззваний и проч., поскольку они подвергают критике монархический или капиталистический строй тех или других стран, – протеста, поддержанного г. г. военными представителями трех других делегаций, – то мы считаем необходимым заявить: ни условия перемирия, ни характер мирных переговоров ни в каком смысле и ни с какой стороны не ограничивают свободы печати и свободы слова ни одной из договаривающихся стран.
Во всяком случае, мы, представители Российской Республики, оставляем за собой и за нашими согражданами полную свободу пропаганды республиканских и революционно-социалистических убеждений.
В то же время мы заявляем, что не усматриваем, с своей стороны, никакого повода для протеста в том обстоятельстве, что правительства Четверного Союза распространяют среди русских пленных и среди наших солдат на фронте полуофициальные германские издания, проникнутые духом крайней тенденциозности и капиталистическими воззрениями, которые мы считаем глубоко враждебными интересам народных масс.
После этих предварительных замечаний, мы можем перейти к рассмотрению по существу тех деклараций, которые здесь были оглашены вчера г. г. председателями германской и австро-венгерской делегаций.[10]
Прежде всего мы подтверждаем, что, в полном соответствии с принятым до перерыва решением, мы намерены вести дальнейшие переговоры о мире совершенно независимо от того, присоединятся ли к нам правительства держав Согласия или нет.
Принимая к сведению заявление делегации Четверного Союза о том, что те основы всеобщего мира, которые были формулированы в их декларации от 25/12 декабря, отпадают ныне ввиду того, что державы Согласия не присоединились в течение десятидневного срока к мирным переговорам, – мы, с своей стороны, считаем нужным заявить, что провозглашенные нами принципы демократического мира, которые мы будем продолжать отстаивать, не погашаются ни десятидневным, ни иным сроком, так как они представляют собой единственно мыслимую основу сожительства и сотрудничества народов.
Прежде чем прибыть сюда после десятидневного перерыва, мы, в соответствии с письменным заявлением, сделанным нами на имя генерала Гофмана еще до начала переговоров о мире, возбудили по телеграфу вопрос о перенесении дальнейших переговоров в нейтральную страну.
Этим предложением мы хотели достигнуть такого решения вопроса о месте переговоров, которое, ставя обе стороны в однородные условия, тем самым благоприятствовало бы нормальному течению самих переговоров и облегчило бы скорейшее заключение мира.
Вполне соглашаясь с мыслью г. председателя германской делегации, что «для ведения переговоров атмосфера, в которой они протекают, имеет величайшее значение»,[11] и не входя в обсуждение того, насколько атмосфера Брест-Литовска облегчает противной стороне заключение мира, обусловленного широкими политическими, а не стратегическими мотивами, – мы считаем, во всяком случае, неоспоримым, что для российской делегации пребывание в Брест-Литовской крепости, в главной квартире неприятельских армий, под контролем немецких властей, создает те невыгоды искусственной изоляции, которых не может возместить пользование прямым проводом для неотложных сообщений.[12]
Эта искусственная изоляция, сама по себе создавая неблагоприятную атмосферу для наших работ, поселяет в то же время тревогу и беспокойство в общественном мнении нашей страны.
Элементы, чуждые всякого шовинизма, наоборот, стремящиеся к установлению самых дружественных отношений между народами воюющих ныне стран, протестуют против того, что российская делегация ведет переговоры в крепости, оккупированной германскими войсками.
Все эти соображения получают тем большее значение, что в ходе предшествовавших переговоров мы непосредственно подошли к вопросу о судьбе живых народов – поляков, литовцев, латышей, эстонцев, армян и др., причем обнаружилось, что именно в этом вопросе существуют глубокие разногласия между двумя сторонами.[13]
Мы считали, ввиду этого, крайне нежелательным продолжать переговоры в таких условиях, которые давали бы право утверждать, будто мы, отрезанные от источников всесторонней информации, изолированные от общественного мнения мировой демократии, не имея даже гарантий того, что наши заявления доходят до ведома народов Четверного Союза, участвуем в решении судьбы живых народов за их спиной.
Какие же причины могли помешать перенесению мирных переговоров в нейтральную страну? В своем объяснении г. председатель германской делегации имел в виду, по-видимому, ту речь, которую г. рейхсканцлер произнес в главном комитете рейхстага по этому вопросу.
Отметив технические трудности перенесения переговоров в нейтральную страну, – трудности, которые, по нашему мнению, могли бы быть при доброй воле обоих сторон без труда преодолены, – г. рейхсканцлер заявил, что «махинации Согласия могут поселить раздор и недоверие между делегатами российского правительства и нами, найдя там новую для этого почву».
Ту же самую мысль развил г. председатель австро-венгерской делегации в своем вчерашнем заявлении.[14]
Поскольку мы теперь оказываемся перед необходимостью оценить этот довод, мы считаем полезным прежде всего напомнить, что забота об охранении российского правительства от вредных махинаций должна целиком ложиться на само же российское правительство.
Мы говорим это с тем большим правом, что революционная российская власть в достаточной мере обнаружила свою независимость по отношению к дипломатическим махинациям, за которыми всегда скрывается стремление к угнетению трудящихся масс.
Нашу борьбу против войны мы начали в тот еще период, когда царские войска победоносно наступали в Галиции; эту борьбу мы вели независимо от менявшихся стратегических ситуаций, через все препятствия, отметая все махинации, откуда бы они ни исходили. Став у власти, мы выполняем то, что обещали, когда находились в оппозиции.
Мы опубликовали тайные договоры[15] и категорически отвергли их, поскольку они противоречат интересам затрагиваемых ими народов и социалистической морали. Опубликование тайных документов мы продолжаем и сейчас. Ни одна из стран, как союзных, так и враждебных, к сожалению, до сих пор не последовала за нами по этому пути открытой и действительной борьбы с дипломатическими махинациями.
Мы вступили на путь переговоров о перемирии, игнорируя предупреждения, угрозы и махинации союзных посольств в Петрограде. Мы подчинялись лишь нашей социалистической программе.
Мы отвечали и отвечаем суровыми репрессиями на все попытки контрреволюционных махинаций со стороны союзных дипломатических агентов в России, имеющих целью сорвать мирные переговоры.
Мы решительно не видим оснований полагать, что дипломатия Согласия могла бы на почве нейтральной страны оперировать против мира с большим успехом, чем в Петрограде.
