Дмитрий Быков - Статьи из журнала «Крестьянка»
Самый типичный вамп — уже раннесоветский — описан в дневниках Даниила Жуковского, гениально одаренного юноши, сына замечательной писательницы Аделаиды Герцык. Он приглашен в один из интеллигентских домов: хозяева — «из бывших», денег нет, на работу не устроиться, живут в убогом крымском домике, и гостит у них изумительная девушка. Она никогда не училась танцевать, но феноменально одарена от природы: ее танец — нечто дикарское, ни с чем не сообразное, чувственное, смешное, страшное, готовый роман в пятиминутной миниатюре. Она почти ничего не читает, кроме бульварных романов, говорит на смеси самого выспреннего романтического языка с самым грязным уличным жаргоном, целыми днями сидит на ковре, устремив загадочный взор в окно, и не удерживается ни на одной работе, поскольку понятие самодисциплины ей чуждо, как тропик пингвину. Не влюбиться невозможно, но как с ней жить? В прежние времена она была бы владелицей небольшого салона, иногда показывала бы избранным гостям свои полуголые смуглые танцы, звеня браслетами, — а сегодня что ей делать? Наниматься в пишбарышни, как называли тогда машинисток? Выйти замуж за советского чиновника? Так она для него слишком смугла и дика, они предпочитали посисястей. Эмиграция? Да кто же ее в 1929 году выпустит? Прошло время, когда можно было бежать из Крыма с остатками белой армии… Вот тут и крутись: беда детям, чье детство пришлось на одну эпоху, а жить приходится в другой.
В нашем поколении тоже полно таких девушек, и я успел на них обжечься. Начали они жить при советской власти, взрослеть пришлось при никакой, замуж за банкиров они не шли, потому что примерно понимали, какая жизнь их ожидает в этом качестве, — а новые русские выбирали более ядреных или, наоборот, более тощих. Хорошо, если у такой девушки был какой-нибудь талант, позволявший трудоустроиться, или еще лучше — серьезная увлеченность чем-нибудь культурным, вроде кинокритики или на худой конец живописи. Но чаще единственным ее талантом был пресловутый, воспетый Георгием Ивановым дар видеть сущность вещей объективно и без прикрас: «Мне изувечил жизнь талант двойного зренья». А еще страшней, когда женщина-вамп жила на окраине империи в тихой и надежной семье, но окраина вдруг отпала — и понадобилось переезжать в Москву. Тогда пограничность и промежуточность такой девушки накладывается на неустойчивость ее географического и социального положения — и шаткость эта превращает ее в абсолютного невротика, который не может ни с вами, ни без вас, ни здесь, ни там… А поскольку талант двойного зрения притягателен, и острого глаза, честного слова, больной совести этой девушки вам будет вечно не хватать — вы, как правило, тоже не можете от нее оторваться; истории такой любви могут тянуться годами и десятилетиями, не увенчиваясь ни браком, ни разрывом. Это, кстати, еще одна отличительная особенность вампши: от нее никогда нельзя избавиться вполне. Она навсегда. Помните это. Хорошо, если у вас получится сбежать в самом начале.
А вообще-то, дорогие друзья, — надо ли сбегать? Что плохого в том, чтобы в вашей жизни завелся такой вампир? Это отличный стимул для литературы, отличная (почти всегда) любовница, отличная собеседница, наконец… А что с ней нельзя жить — так зачем обязательно жить? Почему надо обладать, а не любоваться? Почему непременно нужно тащить к себе в гнездо птицу, не предназначенную для жизни на деревьях, живущую в скалах или еще в каких-то экзотических местах? Помните, как пела Вероника Долина: «И однажды поздно ночью растворил я ей окно: раз она свободы хочет, то добьется все одно». А потом еще, глядишь, прилетит: вамп на то и вамп, чтобы хотеть иногда присосаться. Имейте в виду, что полезны и комары: они, говорят, отсасывают дурную кровь — и гипертоники подтвердят вам, что это правда.
Так что на вечное вамповское «пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что» отвечайте такой же тактикой: живи рядом со мной и не будь моей, уходи не уходя и возвращайся, не приходя. Тогда мы будем счастливы. Или, как написала классический постсоветский вамп-поэт Вера Павлова:
Муза вдохновляет, когда приходит. Жена вдохновляет, когда уходит. Любовница вдохновляет, когда не приходит. Хочешь, я проделаю все это одновременно? Хочу.
№ 9, сентябрь 2008 года
Басня
Да, подлый муравей, пойду и попляшу,И больше ни о чем тебя не попрошу.На стеклах ледяных играет мерзлый глянец.Зима сковала пруд, а вот и снег пошел.Смотри, как я пляшу, последний стрекозел,Смотри, уродина, на мой прощальный танец.Ах, были времена! Под каждым мне листкомБыл столик, вазочки, и чайник со свистком,И радужный огонь росистого напитка…Мне только то и впрок в обители мирской,Что добывается не потом и тоской,А так, из милости, задаром, от избытка.Замерзли все цветы, ветра сошли с ума,Все, у кого был дом, попрятались в дома,Повсюду муравьи соломинки таскают…А мы, негодные к работе и борьбе,Умеем лишь просить: «Пусти меня к себе!» —И гордо подыхать, когда нас не пускают.Когда-нибудь в раю, где пляшет в вышинеВеселый рой теней, — ты подползешь ко мне,Худой, мозолистый, угрюмый, большеротый,—И, с завистью следя воздушный мой прыжок,Попросишь: «Стрекоза, пусти меня в кружок!» —А я скажу: «Дружок! Пойди-ка поработай!»
№ 10, октябрь 2008 года
Трудящаяся женщина Востока
Женщина этого типа выпестована в арабском мире — так, по крайней мере, считается. Никакой географической привязки тут нет, и я встречал среднеазиатских девушек вполне западного типа — а восточную красавицу, например, обрел однажды в Петербурге, хотя самое место ей было бы в садах Хорасана. Это такой тип, и мы сейчас попробуем его обрисовать.
Про Мэрилин Монро Андрей Шемякин когда-то сказал, что до нее тип «женщина для мужчины» не являлся на экране в такой сияющей законченности; оно вроде бы и верно, однако эта женщина — не для всякого мужчины. Мэрилин истерична, взрывчата, эгоистична. Она идеальна, конечно, чтобы с ней спать (покажите мне того, кто с ней не захочет), но для совместной жизни, увы, Мэрилин не годится вовсе. Хотя бы потому, что девяносто процентов ее времени занято страданиями, борьбой чувства и долга — а для этой борьбы ей нужно жить с одним, любить другого и хотеть третьего. Вы согласны терпеть эту вечную золотисто-розовую бурю рядом с собой? Я — нет, ни за какие постельные удовольствия.
Женщина Востока — нечто совсем иное. Ей нужны вы, только вы. Она понимает все ваши чаяния и стремления. Если не понимает, то делает вид. Ей очевиден ваш масштаб: вы гений, вам все завидуют, вас затирают. Начальник — идиот, соперник — ничтожество, подчиненные — кретины. Один вы рахатлукум, мармелад, нуга. «Пэрсик, слюшай!» На Востоке этот женский тип воспитывался долгим домашним насилием плюс целая огромная культура, довольно полно представленная в «Тысяче и одной ночи». Вот царь Шахрияр, у которого была невинная, по восточным меркам, прихоть: он приглашал на ночь девственниц и реализовывал право первой ночи, она же и последняя. Потому что наутро — вне зависимости от того, понравилось ему или нет, — избранница обезглавливалась. Я уж не знаю, реализовывал ли он таким образом застарелую женофобию, исцелял ли рану, нанесенную какой-нибудь беглянкой, или просто его возбуждала мысль, что с рассветом голова красавицы будет отделена от всего остального. Менеджеры высшего звена — особые люди, не нам дано понимать их мотивы. Но тут появилась Шахерезада, которая изобрела способ продлевать свою жизнь до бесконечности: она знала множество увлекательных историй, и царь Шахрияр пожалел отправлять ее на казнь, недослушав.
Честно говоря, подозреваю, что рассказывала она не сказки из «Тысячи и одной ночи», которые таким способом просто нанизали на один сюжетный шампур, а подробно объясняла царю Шахрияру, насколько он во всех отношениях прекрасен. Только такую информацию способен воспринимать на протяжении тысячи и одной ночи менеджер высшего звена, особенно восточный. Это не надоедает никогда, в отличие от похождений, допустим, Синдбада. И в смысле комплиментов трудящаяся женщина Востока в самом деле неистощима — вы непремен- но узнаете от нее, как вы умны, тонки, никем не поняты, как у вас прекрасно это получается, как вы превосходите всех, кто занимался этим с нею до вас, и всех, кто вообще занимался этим когда-либо, и всех, кто еще займется. Ей нравится в вас решительно все: живот (если есть живот), торчащие ребра (если торчат), борода (символ традиционализма), усы (приятно щекочут), гладкие щеки (не колются), ей нравятся ваши маленькие добрые глазки или распахнутые трагические глазищи, ваши лобзания — умелые (знак опытности) или неумелые (знак чистоты); ей нравится, что вы так молчаливы, говорливы, образованны, дики, хвастливы, скромны. Ее устраивает решительно все, и ваша мужская сила становится практически неистощима в этом потоке косхалвы. Особенно — если учесть, что трудящаяся женщина Востока, как правило, хороша собой.
