Александр Никонов - За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии
Как мемуарист Н. Никулин в книге «Воспоминания о войне» описывал наших воинов? Вот как: «Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых».
Как польский художник Адам Мацедоньский рассказывает о вступлении советских оккупационных войск в Польшу в 1939 году? Вот как: «Большевики, которые вошли, не выглядели как армия… Все — страшно низкие. Моя мама смотрела в окно, потому что день и ночь охраняла дом, смотрела из-за занавески и вдруг воскликнула: «О, Боже, да ведь они детей в армию берут!» Потому что эти большевики были все такие маленькие».
А после войны началась акселерация. И это понятно: кончилась война с ее стрессами, перегрузками и недоеданием, улучшилась жизнь, умер тиран, закончились репрессии, страна вдохнула оттепельной свободы. Казалось, дальше будет только лучше, от грязи мы избавились раз и навсегда… Дети стали расти.
Росли дети, росла продолжительность жизни. Но это продолжалось недолго. Некоторые экономисты (профессор Э. Брейнерд, например) полагают, что рост уровня жизни в СССР завершился к концу шестидесятых. И стал снижаться, несмотря на победные реляции официальной статистики. Но мы к экономистам обращаться не будем; как только что договорились, мы с вами идем антропологической дорогой. Поэтому посмотрим на биологические показатели. Что мы увидим?
Акселерация внезапно закончилась. Средний рост детей перестал увеличиваться и начал снижаться. Наиболее длинными оказались дети восторженных шестидесятников. Рожденные в восьмидесятых были уже на несколько сантиметров ниже и детей шестидесятников, и своих европейских сверстников. Акселерация сменилась ретардацией — замедлением физического развития. Это может говорить только об одном — об ухудшении условий жизни. В чем же оно заключалось? В ухудшившемся питании? В ухудшившемся медицинском обслуживании? В росте стрессогенных факторов?
А может быть, это просто естественный природный колебательный процесс, связанный, например, с солнцем? Но почему тогда светило не подействовало на американских детей?
(Кстати, любопытный фактик в копилочку либерализма: акселерация детей вновь возобновилась после крушения советской власти, когда исчез дефицит продуктов, и выросло их разнообразие.)
Быть может, на ретардацию можно было бы и плюнуть, но параллельно с ней шли и другие процессы, не допускавшие иных толкований, кроме ухудшения условий жизни. Начала расти детская смертность, стала падать средняя продолжительность жизни.
Детская смертность начала расти с 1971 года, а продолжительность жизни мужчин — самого чувствительного элемента двуполой биологической системы — стала падать еще раньше, с середины шестидесятых, как раз когда сместили Хрущева и начали вновь закручивать гайки. Обидно: ведь к тому времени советские люди почти догнали по продолжительности жизни американцев — советские показатели отставали от американских всего на пару лет. С тех пор разрыв только увеличивался, и к восьмидесятым годам советские мужчины жили меньше американских на 8,5 лет. После этого на все разговоры о том, что уровень жизни в СССР был необычайно высок и что Советский Союз был весьма развитой в экономическом плане страной, можно наплевать и забыть. От хорошей жизни люди не мрут как мухи… Судя по скорости вымирания русских, к середине XXII века, как полагают некоторые эксперты, нас на планете вовсе не останется.
Что же с нами происходит?
Один старенький слепой профессор рассказал мне как-то чудесную историю:
— Моя секретарша снимала комнату в квартире у старухи. В комнате хозяйки стояла новая, недавно купленная кровать — роскошная, с балдахином, с бронзовыми шишками… Но старуха на ней не спала, она даже не сняла с матраца полиэтилен — оставила для сохранности. А сама спала рядом с кроватью, на полу. И на вопрос, почему, ответила: «Я на этой кровати помирать буду!» В этом вся наша ментальность. Она больше заточена на красивую смерть, а не на красивую жизнь. «На миру и смерть красна…»
Слишком хорошая вещь, чтобы ею пользоваться, — вот в чем причина… У нас вещи ценят больше, чем людей. Чем себя. Этот отголосок деревенской нищеты я замечал у многих людей старшего поколения. Однажды я подарил на день рождения гениальному профессору Нурбею Гулиа карманные часы. Полюбовавшись подарком, он тут же спрятал их подальше. Прямо в коробочке и заховал. А чего зря хорошую вещь тереть, пусть лежит! На черный день отложил?..
Или вот история. Подарил я своему отцу на день рождения набор острых японских ножей. Он, полюбовавшись блеском стали и восхитившись остротой лезвий, аккуратно сложил все обратно в коробку и убрал подальше. После чего снова стал резать хлеб своим старым, тупым ножом, сделанным когда-то из полотна косы и давно потемневшим от коррозии, со страшенной деревянной ручкой на трех медных заклепках… А чего? Этот ножик не жалко. А хорошую вещь прибережем. То же самое происходит у него с дорогими бутылками. Особенно если они в красивых коробках. Стоят годами!
И во мне это сидит, признаюсь. Вот свечка. Красивая, вычурная, декоративная, разукрашенная, фигурная. В полиэтилене, чтобы не пылилась.
— Давай ее зажжем, — предлагает жена.
— Нет! — я коршуном выхватываю у нее эту свечку, бережно поправляю упаковку и прячу подальше.
Зачем?
Помню, довелось мне услышать рассказ про одного нашего колхозника, попавшего во время войны батраком в немецкий плен, на ферму к какому-то бюргеру. Фрау хозяйка провела батрака в его комнату, где он обнаружил кровать, застеленную белыми простынями. А когда настала ночь, советский колхозник лег рядом, на прикроватный коврик — дабы не нарушить своим недостойным телом этой ослепительной белизны.
Вот еще одна история — того же времени, из военных мемуаров. Дело происходит в Германии; советский офицер рассказывает о немецких автобанах, которые так поразили вступивших в Германию наших: «Как это ни странно, но германские автострады не сразу получили признание со стороны русских. По каким-то причинам мы избегали пользоваться ими в первые месяцы после капитуляции».
Для самого автора эта нерешительность русских загадочна. Но природа ее та же, что и у русского колхозника, в нерешительности замершего перед белоснежной простыней: я, такой заскорузлый, да на такую красоту?..
Что скажет психолог, выслушав эти истории? Он будет неумолим: эти люди подсознательно считают себя недостойными тех благ, которые оказались в их руках. Поразмыслив, пожалуй, соглашусь: русские считают себя недостойными. Недоделанными. Отсюда и этот вечный комплекс принижения перед европейцами, это воздыхательное сожаление: «Нет, мы не Европа…»
Конечно, это идет от нищеты. От извечной униженности. Он перманентного ожидания черного дня, на который нужно сделать припасы. От смутного понимания того, что Россия — страна «какая-то не такая». И вот последнее — совершенно верно. Все наши ментальные проблемы лежат в природе нашей страны. Дело в том, что Россия — не настоящая страна. И подсознательно все ее жители это ощущают. Только сформулировать не могут, бедняжки.
А я могу.
Россия — страна муляжей. Страна мифов. Страна действующих макетов. Страна-зомби.
Оглянитесь вокруг. Во всех странах есть армии. В нашем государстве армии нет. Вернее, то, что у нас называется армией, по сути, армией не является. Это небоеспособное стадо невольников, которых наловили и насильно пригнали в места лишения свободы. Там царят нравы по дикости хуже тюремных, и родители никогда не знают, вернется их отпрыск из этой «армии» живым, покалеченным или в гробу. Солдат там заставляют побираться, просить милостыню у прохожих и приносить из увольнения «старикам» и офицерам деньги. Их пытают, калечат и доводят до самоубийства, если они не откупаются от армейских преступников.
Слова о небоеспособности нашей «армии» — это не мои домыслы или предположения. Владимир Путин в самом начале своей президентской карьеры признался, что после нападения боевых групп террористов на Дагестан во всей тогдашней полуторамиллионной российской армии едва удалось наскрести три-пять десятков тысяч боеспособных единиц.
А чего еще ожидать от подделки под армию? Чего ожидать от рабов? Раб есть подневольный человек, лишенный свободы. Раб обязан беспрекословно выполнять чужие приказы, а если он их не выполняет, его жестоко наказывают. Когда российского гражданина против его воли хватают и отправляют служить в армию, его, по сути, превращают на время в раба. Это называется призывным способом комплектования армии. А бывает способ более цивилизованный — добровольческий. Практически во всем развитом мире армии формируются по добровольному найму. Последней развитой страной, отказавшейся от института временного рабства, была Германия, которая только совсем недавно перешла на добровольную армию. Теперь рабский принцип комплектования сохраняют только дикие и недоразвитые страны. Один взгляд на призывную карту мира сразу все объясняет. Страны, имеющие призыв, густо располагаются в Африке, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке. И Россия в числе этих цивилизационных аутсайдеров…
