Расцвет и упадок цивилизации (сборник) - Александр Александрович Любищев
Мера виновности
В порядке уменьшения меры виновности можно перечислить: 1) инициатор, 2) соучастник, 3) исполнитель, 4) пассивный свидетель, 5) невежда. В фильме показаны только исполнители. Отвечают ли исполнители мерзкого закона? Вся ли ответственность ложится только на первые две категории? Обычное народное миропонимание издавна относилось к палачам (выполнявшим законные приговоры и часто по отношению к настоящим преступникам) с презрением. В старой России жандармские офицеры, как правило, в приличное общество не принимались, даже в правые круги. Шпионаж тоже не одобрялся. Несомненно, тут была непоследовательность: защитник смертной казни не имеет морального права презирать палача. Но рациональным зерном в таком отношении было то, что среди множества профессий в обществе есть героические, просто почтенные, нейтральные и только терпимые как неизбежное зло. И человек, свободно выбирающий профессию, стоящую на грани терпимости, тем самым не имеет прав на уважение общества. Но это касается лишь свободного выбора профессии. За границей в прежние времена палачи были настолько изолированы, что им приходилось заключать браки в пределах их палачской профессии: отсюда получалось наследственное палачество. Раз у сына палача не было выбора и он выполняет необходимую для общества функцию, он не заслуживает презрения. Так оно и было во Франции, где как будто наследственный палач работал при гильотине в белых перчатках и приветствовался многими из толпы, сбегающейся смотреть на интересное зрелище (см. казнь Тропмана у Тургенева).
Но, конечно, среди исполнителей есть две категории: ответственный и безответственный. У нас так и говорят: ответственный работник, как будто существуют вообще работники не ответственные. Но все люди ответственны за закономерность своих действий. Ответственные же работники, кроме того и в первую очередь, – за целесообразность своих действий. В случае Эрнста Янинга крупный юрист и министр юстиции должен отвечать не только по положительному, но и по естественному праву.
Коснемся теперь пассивных свидетелей, «понтиев пилатов».
Один из свидетелей обвинения против Янинга, тоже юрист, ушел со службы при Гитлере и в этом видел свое преимущество перед Янингом. Тот ему бросает упрек (или адвокат), что он все-таки присягал на верность Гитлеру, а потом ушел, умыв руки. А Янинг все же старался (хоть, видимо, неудачно) так или иначе смягчить режим. В личной жизни он вел себя безупречно и сказал дерзость Гитлеру, ухаживающему довольно неуклюже за его красивой женой. Но хорошо было сказано в фильме «Люди и звери»: из всех зверей самый страшный – заяц: он никого не убьет, но пальцем не пошевелит при виде творящегося преступления. Но следует возражение «зайцев»: «Мы не знали, а если бы мы знали, то стали бы бороться». Зайцы стремятся загримироваться под невежд. На этом основании говорят, что немецкий народ не ответственен за Гитлера, так как он не знал о творимых зверствах. Несомненно, в этом есть известная доля истины. Всей кошмарности творимых преступлений рядовые немцы не знали. Как не знали всей кошмарности сталинских преступлений рядовые русские. Кто более виновен в попустительстве злодеяниям: немцы или русские? Точно выяснить меру виновности трудно, но виновны они по-разному.
Германский народ виновен в том, что не только не препятствовал, но содействовал приходу к власти Гитлера. Хотя Гитлер и не получил большинства в парламенте, но коалиция партий передала ему в руки власть: бесспорное преступление парламента перед человечеством, так как Гитлер не скрывал своей изуверской программы. Однако очень многие люди (в числе их был и я) полагали, что изуверская программа проводится Гитлером из демагогических побуждений и что всерьез принимать ее не следует. Из немногих умных людей, предвидевших истину, назову своего учителя А. Г. Гурвича, который с самого начала не сомневался, что Гитлер свою изуверскую программу выполнит.[32]
У нас было иначе. Программа коммунистической партии вела человечество к светлому будущему, хотя и пользовалась ужасными временными средствами диктатуры пролетариата. Ужасный и временный характер средств все время подчеркивался Лениным. Советская власть не парламентская, а бланкистская власть. В первые яркие годы своего существования она опиралась на меньшинство энергичных подлинных энтузиастов, которым удалось сломить сопротивление, как правило, пассивного большинства. Весь народ и даже большинство не несет поэтому ответственности за Советскую власть. И Сталин пришел по преемственности диктатуры и дальше укрепил свою власть интригами, террором, поддержкой ужаса перед фашизмом, мнимо миролюбивой политикой (против Троцкого), раздуванием созданного Лениным мифом о «кулачестве» и прочими достаточно ловкими приемами. А также, конечно, развитием многих отраслей промышленности, отчего создался миф о беспрецедентности такого бурного развития (сейчас он, конечно, опровергнут Японией, ФРГ и другими странами). Незримая паутина (выражение Горького) в русском народе была сработана на славу.
Но с другой стороны, советский народ и коммунистическая партия имели меньше права ссылаться на невежество. Количество арестованных перед войной в Германии было и в абсолютном и в относительном выражении несравненно меньше, чем в разгар ежовщины в СССР.[33] Максимальный террор Гитлер развил во время войны, когда у нас он как раз ослабел. Максимальное истребление Гитлер производил в отношении не германских граждан. Они как военнопленные или иностранные граждане по законам войны и должны были содержаться в заключении. А что делалось в заключении, было подавляющему большинству немцев неизвестно. У нас максимумы террора были в мирное время (коллективизация, ежовщина), когда арестовывались не граждане других стран во время войны, а наши собственные товарищи по партии, родственники и т. д. Аресты проводились в неслыханном масштабе, в особенности в высшей партийной прослойке.
Почему не было протеста? Сколько-нибудь мыслящий человек не мог не понять, что творится вопиющее беззаконие. Но протест против него был неэффективен (ввиду колоссального полицейского аппарата) и остался бы неизвестен. Если бы кто-либо подобно героическим американцам, сжегшим себя в знак протеста против войны во Вьетнаме, поступил бы аналогично, то это даже не было бы зарегистрировано как самоубийство, так как примерно с тридцатых годов самоубийство не регистрировалось. Это оказалось бы нецелесообразным: большинство людей, в том числе и я, включая решительных критиков советской системы, полагали что известное количество виновников было («бонапартийский заговор» Тухачевского, по аналогии с Испанией – шпионы и диверсанты). Что мы готовились к возможной борьбе с Гитлером и меньшее зло
