Всё страньше и страньше. Как теория относительности, рок-н-ролл и научная фантастика определили XX век - Джон Хиггс
Любовь христианской Америки к Айн Рэнд может вызывать недоумение, но, вероятно, следует учесть разницу между европейским и американским христианством. В Европе в XX веке число прихожан резко снизилось как на протестантском севере, так и на католическом юге. Посещение церкви превратилось из обязательного занятия основной части населения в редкий и особенный вид досуга для немногочисленного и стареющего меньшинства. В Европе христианская церковь всегда была духовным зеркалом жестко иерархической имперской модели, так что ее упадок на фоне крушения империализма неудивителен.
Американская церковь – другое дело. Она формировалась преимущественно в среде европейских иммигрантов, отличавшихся здоровым авантюризмом, который привел их в поисках лучшей жизни на другой конец мира, и не любивших тотальный контроль, характерный для государственных систем индустриальной Европы. В Америке христианство в силу обстоятельств превратилось в учение, более терпимое к свободе личности. Мысль, что христианин может соглашаться с Айн Рэнд, кажется диковатой в Европе и сомнительной большинству американских христиан. Но определенная доля американского христианского сообщества без проблем сочетает Библию с «Атлантом». А ведь, что ни говори, «добродетельный эгоизм» – это явно не то же самое, что «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».
В конце жизни Кроули дистиллировал суть своей религии, телемы, в одной странице, назвав этот документ Liber OZ. Текст состоит из пяти коротких абзацев и начинается так: «Человек имеет право жить по собственному закону – жить как пожелает: работать как пожелает; играть как пожелает; отдыхать как пожелает; умирать, когда и как пожелает». Все это звучит весьма привлекательно. И следующие три абзаца не менее логичны: там утверждается право человека есть, пить, перемещаться и поселяться, думать, говорить, писать, рисовать, одеваться и любить, как он пожелает.
Но затем мы достигаем пятого пункта, который без обиняков утверждает, что «человек имеет право убить всякого, кто посягнет на эти права». Тут впору задуматься, так ли уж привлекательна телема, как казалось на первый взгляд.
Здесь предельно остро обозначается главная проблема индивидуализма: как примирить несовместимые желания разных индивидов. Кто-то может захотеть так воспользоваться личной свободой, что это помешает другим людям поступать, как хотят они. Телемит заявляет, что вправе убивать, – отлично, но как быть, если жертва не желает быть убитой?
Кроули и Рэнд считали, что решением в случае столкновения воль должно служить применение силы. Если кто-то мешает вам поступать, как вы желаете, пусть победит сильнейший. Таких взглядов придерживался и итальянский политик Бенито Муссолини, родоначальник фашизма.
Муссолини никогда не скрывал намерения заставить других принять его волю. «Все, что я делаю и говорю в эти последние годы, есть интуитивный релятивизм, – говорил он. – Зная твердо, что все идеологии равноценны, что все они не более чем измышления, современный релятивист делает вывод: каждый имеет право создать для себя собственную идеологию и пытаться ее насаждать со всем возможным усердием».
Через три года после избрания премьер-министром Муссолини положил конец формированию в Италии демократических институтов, объявив себя диктатором. Свою диктатуру он подавал как альтернативу либеральной демократии и коммунизму, какой строила в России ленинская партия большевиков. Демократическую модель Муссолини считал уязвимой и неэффективной – это мнение после биржевого краха 1929 года, отправившего в глубокую депрессию многие экономики мира, прежде всего немецкую, разделяли многие.
Для описания своих политических взглядов Муссолини придумал термин «фашизм» – от фасций, одного из символов власти в Римской империи. Фасции представляли собой пучки тонких прутьев, связанных между собой. Пучок значительно прочнее, чем сумма его составляющих, – так и нация станет сильнее, если граждане сплотятся по воле диктатора.
Итальянский фашизм проложил дорогу Адольфу Гитлеру. В 1933 году, став канцлером Германии, тот попытался наладить экономику страны путем установления тоталитарного режима, который целиком и полностью распоряжается жизнью граждан. Тоталитарное государство может показаться противоположностью индивидуализма, но это сильно зависит от того, случилось ли вам этим государством управлять. С точки зрения Айн Рэнд или Кроули, лидер вроде Гитлера успешно воплощает собственную индивидуальную волю. Еще один пример того, как картина зависит от позиции наблюдателя.
К несчастью для Гитлера, он был не единственным психопатом, одержимым абсолютной властью. Иосиф Сталин, решительно забравший в свои руки контроль над СССР после смерти Ленина, тоже рассчитывал делать что изволит. Идеологии Сталина и Гитлера рассматриваются как противоположности, но их тоталитарные государства почти неотличимы по методам. Как гласит старая русская шутка, «капитализм – это эксплуатация человека человеком, а коммунизм – наоборот».
Важнейшим сходством двух диктаторов была их готовность уничтожать людей тысячами, затем десятками и сотнями тысяч, наконец, миллионами. И тот и другой истребляли собственных граждан – и не за то, что они сделали, а лишь за то, кем они были. Пропаганда объясняла, что убивать нужно евреев и славян или представителей буржуазии, но главная причина истребления состояла в том, что Россия и Германия превратились в монолитные государства, безоговорочно повинующиеся воле Гитлера и Сталина.
Когда пришел час двум тиранам испробовать свою волю друг на друге, разразилась одна из величайших катастроф в истории. Высшей точкой и символом противоборства двух диктаторов стала Сталинградская битва, крупнейшее и самое кровопролитное сражение всех времен. Решимость советских войск остановить под Сталинградом наступление Гитлера в итоге переломила ход войны на Восточном фронте и не позволила вермахту пробиться к нефтяным месторождениям Кавказа, но в этой битве сгинуло около полутора миллионов жизней[30].
Столкновение Гитлера и Сталина – закономерная кульминация насильственного утверждения личной воли, которая показывает, что этот путь аморален и обречен на провал. К счастью, лишь немногие доходили в практике индивидуализма до таких крайностей. Люди в большинстве своем практичны. Скажем, даже убежденный либертарианец не потребует уважать его право ехать всякий раз по той стороне дороги, какая ему понравится. Добиваться такого права – слишком дорогая затея, особенно для тех, кто хоть сколько-то дорожит своей жизнью, автомобилем и близкими людьми, которые могут оказаться с ним в машине. Как правило, индивидуализм – не гонка за полной свободой, а дискуссия о том, какой частью личной свободы необходимо поступиться.
Индивидуализм может не только навязать людям тиранию, но и вдохновить их на восстание. В случае Розы Паркс, которая в 1955 году вопреки давлению общества отказалась уступить место белому пассажиру в алабамском автобусе, мы видим, что индивидуализм может сопутствовать врожденному
