Дневниковые записи. Том 3 - Владимир Александрович Быков
Правда, я немного «заврался», ибо действительность переполнена, в основном, медицинскими посещениями и процедурами. Но это уже скучно. Благо всё находится не более чем в 10-ти минутах ходьбы (для меня) и в 3-х минутах езды в такси, т. к. такой далёкий пеший переход Белле не доступен. И самое тяжёлое – это преодоление расстояния от помещения до машины. В особых случаях приходится ездить в больницу в Иерусалим (40 минут езды).
Если говорить непосредственно обо мне, то нагрузка по дому, уходу за Белой лежит на мне. А как сам понимаешь, – я уже далеко не мальчик и тем более не взрослый. Сердце даёт о себе знать. Но самое неприятное – это головокружения. По улице я хожу хотя и без палочки, но со слегка растопыренными ногами, боясь упасть.
Из внешней жизни серьёзно отношусь к очень не простым политическим коллизиям, касающимся Израиля. Белла занята телепередачами, увлекая и меня в эту, за некоторым исключением, муру. Мы смотрим и российские каналы. Из спорта – женский теннис. Жаль, что его не было в Сочи.
И коль скоро я затронул спорт, то разреши поздравить тебя с победой по медалям российской сборной на Олимпиаде. Глядя на хоккей, фигурное катание, я, естественно, вспоминал наших кумиров в прошлом. Такова внешняя картина нашей жизни. Остаётся найти только художника, чтобы запечатлеть».
Матус! Получил описания вашей стариковской жизни, аналогичные тем, о которых ты мне писал полгода назад. Это и понятно, ибо, как у меня, так и у вас, в плане нашего существования, ничего уже не меняется, не добавляется, а только все утяжеляется в исполнении, а потому сокращается в числе составляющих, определяющих это самое существование. Меньше собственных подвижек, меньше встреч, меньше привлекающих внимание событий. Но особенно, я бы сказал про себя, – это сокращение, главным образом, именно разного рода встреч. Так что здесь на данном фронте все ясно – движение на нем заключается в его элементарном замедлении, а глобально – в том, о чем я тебе писал в моем предыдущем кратком эссе, на которое ты хотел мне, вроде, дать ответ, а я его мечтал получить и прочитать. Жаль, что ты ушел в бытовуху. Но я надеюсь, что ты не забыл о своем обещании и еще ответишь.
Пару слов о себе и наших делах.
У меня лично, пока все без изменений, в том числе и по моей болячке, о чем я тебе писал в конце января. На днях похоронили Михаила Рассаднева, скончавшегося, полагаю более всего, по случаю истории с пенсионерским письмом, о чем я тебе подробно писал в прошлом году.
Всего хорошего. Будь здоров и передавай всем привет и добрые пожелания.
Мои поздравления с праздником Весны и добрые по такому случаю пожелания твоим женщинам!
«Володя! Всей семьёй, особенно её женской составляющей, искренно благодарим за Поздравление. Было бы в душе, а повод сам отыщется.
В нынешнем году этот День в Израиле как-то более торжественно отмечается, чем прежде. Наверно потому, что женщины в стране, хотя и медленно, но всё же усиливают своё влияние. Одной из причин является наплыв населения из европейских стран и, особенно, русскоязычного.
У нас с Беллой её влияние во всех отношениях велико.
Повторно прочёл твоё предыдущее письмо, в котором ты напоминаешь о моём ещё не реализованном, но не забытом обещании. Поверь – это так. Как и то, что, по твоему проницательному выражению, «бытовуха заела». Прости меня, но ведь эта «бытовуха» представляет сейчас всю тяжесть моей жизни, но одновременно и её смысл.
Не каждый день открываю почту. Но сегодня так получилось, что это совпало с прибытием от тебя письма. Сейчас раннее утро. И пока Белла ещё спит, решил, не задерживаясь, откликнуться на твоё послание, не будучи уверенным в том, что не задержусь с отправкой… Ну всё – как в воду глядел. Успел только открыть то письмо, на которое ты просил отреагировать, как утренние дела заставляют отвлечься… Так что посылаю то, что успел написать».
«Володя, дорогой, здравствуй. Давненько мы не общались. Это не значит, что я отрёкся. Даже наоборот. Бывает, что в порядке отдыха и даже успокоения я открываю нашу переписку и почитываю то или другое, наполненное глубокими воспоминаниями. Но сейчас на самостоятельный «подвиг» я не готов. Но и в молчанку играть не гоже. Так что прими уж, пожалуйста, то, что у меня получилось и принесло, в некоторой степени, моральное успокоение.
Думаю, ты понял, что домашняя обстановка не располагает к чему-либо конкретно сосредоточенному. А для общего представления затрону ту специфику, которая дополнительно угнетает.
Не надо объяснять, что адаптация к новым жизненным условиям, – процесс далеко не лёгкий. За первые десять лет пребывания в стране я неплохо освоил местный язык иврит, особенно читательского характера. Наряду с множеством газетных политических статей перевёл ещё и литературный роман на 120 страницах. Но, к сожалению, плохо освоил разговорный иврит. Это естественно при отсутствии должного общения, что за последнее время усугубилось ослаблением памяти.
И вот сейчас, когда в силу обстоятельств медицинского, социального и пр. характера мне пришлось ринуться в глубь по сути чужой мне среды, я почувствовал страшную опустошённость от своей несостоятельности. Простой пример, на днях случившийся: врач, не знающий русского языка, передал по компьютеру нашему семейному врачу обстоятельное письмо, касающееся моего состояния, связанного с головокружением, одновременно – мне в руки его копию. Он по телефону договорился, что тот меня сейчас же примет. Можешь представить моё состояние! Благо наш семейный врач – русскоязычный, и с ним у меня нормальные отношения. А часто в других подобных случаях бывает дискомфорт.
Наши дети по этому поводу чувствуют себя свободно.
Моё физическое состояние таково, что по улице я начал ходить с палкой, чтобы не качаться из стороны в сторону как бывало в добрые старые времена, но сейчас уже по другой причине.
Вот так «красочно» описал одну из сторон моей жизни. И всё же, как говорится: жив курилка, а это самое главное. Жду от тебя весточку более содержательную и в более радужных красках.
Белла передаёт привет с пожеланием оптимистичного здоровья, к чему и я присоединяюсь».
Матус, твое получил, открыв компьютер, будто
