Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович
Константин Кинчев выступает в спортзале общежития ДАС МГУ. Апрель 1985 г.
В Москве Кинчев хотел спеть «Нервную ночь», а потому состав приехавшей с ним группы был весьма экспериментальным: Станислав Задерий (бас, вокал), Андрей Шаталин (клавиши), Игорь Панкер «Монозуб» (ударные) и Андрей Заблудовский (гитара). У Андрея Заблудовского в тот же вечер был концерт в Ленинграде в составе группы «Секрет». Он вылетел в Москву на самолёте сразу же по окончании секретовского выступления и появился в ДАСе за 15 минут до выхода Кинчева на сцену.
В Москву музыканты «Алисы» приехали с одними гитарами, поэтому Шаталин играл на клавишном агрегате Ивана Соколовского и долго подбирал нужные ему созвучия. Выступавшие до «Алисы» группы использовали электронные барабаны, только-только вошедшие в моду, но Панкер наотрез отказался играть на них. После долгих поисков хоть какой-то замены ему где-то раздобыли астрономический глобус, подзвучили его, и Панкер принялся отстукивать по нему долю. К концу выступления Кинчева глобус раскололся пополам…
И вот наконец заветная полночь. Кинчев вышел на импровизированную сцену:
– Христос воскрес!
Зал в ответ что-то невнятно прошелестел.
– Нет, так не пойдёт! – сказал Кинчев. – Вы должны были ответить: «Воистину воскрес!» Давайте попробуем ещё раз! – Костя сделал паузу, развел руки в стороны: – Христос воскрес!
– Воистину воскрес! – отозвался наконец зал, и сразу пошёл отсчёт:
Айн, цвай, драй, фир!Доктор Франкенштейн, профессор кислых щей,Вы хотели докопаться до сути вещей…Зал бурлил на кинчевском огне, и в конце концов кто-то из местного начальства не выдержал, продрался к звукооператору и сказал, что, если это «фашистское безобразие» не будет немедленно прекращено, он вызовет оперотряд. Это пожелание передали на сцену Кинчеву. К счастью, он пел уже последнюю песню.
– Сейчас сюда приедет оперотряд, – допев, сказал Костя в микрофон. – Расходитесь, пожалуйста.
Зал опустел за считаные секунды – музыканты ещё не успели джеки вытащить. Лишь в воздухе осталось витать сожаление от недослушанных песен. «Проспекты» уже разбирали и грузили аппарат, а питерцы вместе с организаторами сейшена поднялись на 12-й этаж в комнату диско-клуба «Альфа», чтобы отдохнуть, поговорить, допеть.
Шутки и разговоры кружили над набившимся в холл народом, как вдруг какая-то девчонка обратилась к Кинчеву:
– Я тут недалеко живу, пойдёмте ко мне домой есть макароны.
Музыканты быстро собрались и ушли. А буквально через пять минут ДАС был окружён оперотрядом, нагрянувшим из главного здания, что на Ленинских горах. Все входы и выходы были перекрыты, началась облава и повальная проверка паспортов: искали каких-то «ленинградских музыкантов». Но тех уже и след простыл…
Вот что вспоминает о том концерте один из его устроителей Олег Корнев, в то время студент биологического факультета МГУ и руководитель диско-клуба «Альфа»:
«Первый раз фразу о „фашизме” я услышал от представителя нац. диаспоры в ДАСе. Дословно это звучало так: „Если щас эти фашисты не прекратят играть, придут 50 чеченов с нунчаками и вас тут всех положат…” Почему 50, почему с нунчаками, а не с пулемётом, я не понимал, было просто не до того. Однако тот же термин прозвучал на всеобщем собрании биологического факультета МГУ из уст тогдашнего комсомольского шефа. Предполагалось линчевание, но не тут-то было, несколько известных на факультете людей, в том числе профессор Юрий Сергеевич Ченцов, объявили, что никакого фашизма не было, а имел место лёгкий бордель, за который линчевание организаторов не положено, и инициировали голосование, единогласное в мою пользу!
Этот концерт был бы невозможен (или закончился бы до своего начала), если бы не было помощи всего коллектива нашего диско-клуба и его друзей, в том числе председателя оперотряда биофака, моего одногрупника Рустема Узбекова. Дело в том, что, прекрасно зная о нашей подставе – левый концерт вместо дискотеки, они обеспечили неуничтожение ДАСа прибывшими „подонками”. Но подозреваю, что не случайно они получили приказ отбыть ночью на Ленгоры в главное здание, а на их место был отправлен другой (верный!) оперотряд, который и устроил в общежитии „гестаповский” шмон.
К счастью, ленинградцы ушли из общежития буквально за считаные минуты до появления оперотряда из главного здания, который блокировал все входы и выходы.
Я закрылся изнутри комнаты диско-клуба, который располагался на 12-м этаже. Дверь брали штурмом часов шесть, какой-то „гестаповец”, рискуя жизнью, лез по подоконнику из соседней комнаты, пытаясь заглянуть внутрь. Ожидая его, я повесил на окно какое-то одеяло. А в коридоре бегали и орали:
– Открывайте, мы знаем, что вы здесь!
Понятное дело, я нагло просидел запершись до 4 дня, пока они не свалили!»
… А между тем у меня-то тоже никаких документов не было! Что ж делать? Спасло меня то обстоятельство, что я тогда работал уборщиком в дасовском бассейне и в то утро как раз была моя смена. Что ж, я смело двинулся на оперотрядчика.
– Ваши документы! – остановил меня грозный рык.
– Какие документы?! Я здесь работаю! Ты сам кто такой?!
«Ночной Проспект»: Алексей Борисов и Иван Соколовский. 1985 г.
Быть бедной овечкой я не собирался. Минут пять мы препирались на повышенных тонах, потом я примирительно предложил оперотрядчику пройти со мной в бассейн, где подтвердили бы, что я там работаю. Надо сказать, я хорошо представлял, что должно было за этим последовать. Коллектив бассейна был сугубо женский, а я – студент-пятикурсник – был любимчиком администраторши, которая души во мне не чаяла, подкармливала домашними пирогами, делала всевозможные поблажки, позволяла купаться столько, сколько я хотел.
Итак, под конвоем двух оперотрядовцев я спустился в бассейн:
– Ангелина Петровна, эти двое меня на работу не пропускают!
Начальница была женщиной крупной, она набрала в лёгкие воздух и выпустила на оперков поток весьма нелицеприятной критики. А они-то были всего лишь студентами, для них любой персонал университета был очень важным начальством, поэтому, стушевавшись, они бочком-бочком выбрались из бассейна и ретировались. А я, почуяв безнаказанность, решил попроказничать и начал ходить туда-сюда. Перенёс одежду, кофр с фотоаппаратурой, шнуры какие-то. Каждый раз командир оперотряда встречал меня грозным окриком: «Ваши документы!», но поднимал на меня глаза, и только тихий стон его разносился по общаге…
Кстати, ту девчонку, что увела музыкантов есть макароны, я больше нигде никогда не встречал. Кто она была? Ангел, наверное, кинчевский пролетел…
«На следующий день после концерта в ДАСе, – вспоминал Иван Соколовский, – нам позвонили из ЦК ВЛКСМ и сказали, что мы внесены в чёрные списки и нас ждёт на собеседование один крупный комсомольский деятель, которому поручено организовать экстренное „закрытое прослушивание” нелегальных рок-групп. Изрядно испугавшись за наши научные карьеры, мы с Лёшей Борисовым оделись в обыкновенную для студентов МГУ одежду (брючные костюмы, белые рубашки и галстуки) и отправились на собеседование…
Увидев нас в „приличном виде”, аккуратно подстриженными и опрятными, он был сильно удивлен. Он явно ожидал увидеть крутых „неформалов” в чёрных кожаных куртках, драных джинсах, с бутылкой портвейна за пазухой и тотальным матом на устах. Когда же мы скромно рассказали о том, на какие темы мы пишем наши диссертации и какую музыку предпочитаем играть (электронный твист и романтическую „новую волну”), босс на минутку задумался и сказал:
