Газета Завтра - Газета Завтра 266 (1 1999)

Ревет о ком-то православный люд.

...Он с гривой львиной. С бородой Толстого.

И лишь в глазницах глухо замурован

Совсем не христианский страх и блуд.

Так кто ж еси? В каком еще подобьи

Сокрылся враз от мертвых и живых,

Как в маскхалате, в арестантской робе

Тот, кто отмечен в списках потайных?

Но правда есть... И до скончанья жизни

Скрывать свой страх — такая месть ему

За проданную ворогу Отчизну,

За упеченных в лагерную тьму!

Сбежал, как тать, в заморские пенаты,

Но за тобой — отметина-беда

Ползла, как след, что ты хотел бы спрятать

От будущего Страшного Суда.

О, тяга, что извечно криминала

Влечет туда, где натворил он бед!

Она тебя и за бугром достала —

И гонит к нам на суд и на ответ.

И вот уже разрушивший Державу

Вернулся, о... Державе говоря!

И он — “пророк”... Россия, Боже правый,

Кого ты привечаешь, как царя?!

Не зная, что твоя лихая доля,

Твоя разруха и твоя тоска

Лежат, что камень с Каинова поля,

На совести вот этого божка...

Он — начинал. А вслед — бесовской силы

Набрался под его кривым крылом

На горе сирых, на позор России

Тот оборотень с меченым челом!

ИНВЕКТИВА

И ссоримся, как воробьи за просо,

И всех виним, что ходим голы-босы,

А все ж — гляди! — суемся в козаки.

Куда соваться, если нас без спроса

С Востока в Запад, словно пыль, относит,

А в Украине правят мамлюки?!

Так может, болтовню пора забросить

И снова нам податься в чумаки?..

Вон, средь песков, в ответ на клич пророка

Народ такую жизнь легко отгрохал

И заявил планете о себе.

А нам и с черноземом плодородным

Все мыкаться и нищим, и голодным,

И продолжать скулить о злой судьбе...

Тебя же всем природа наделила!

Хозяйствуй в суверенной любо-мило

И вверх ногами не ходи дурьем...

Да где уж там — виним соседа-брата

За то, что и сарай там есть, и хата...

А свой-то дом — давно горит огнем!

Покуда делим и цвета, и межи,

Гордясь, как мы отныне “незалежны” —

Лихие колорадские жуки

Уже добро пустили наше в дело

И рассортировали нас умело:

Одних — под хвост, а прочих — в батраки.

— Пануйте, хлопцы! — виски угощают,

По булаве игрушечной вручают,

И улыбаясь, упреждают: — Но

Гулять вам, суверенным, на свободе

Дозволено лишь в вашем огороде,

А что за ним — вы продали давно.

...Вот так-то. И ни поиск виноватых,

Ни то, какая у соседа хата —

Тут ни при чем. Ты с этим погоди,

А к зеркалу возьми да подойди:

И там увидишь — кто твой главный враг.

А ты других ругаешь в пух и прах.

...Восстал козак из прошлого средь ночи,

Взглянул окрест — и потемнели очи.

Уразуметь бедняге не дано:

Что там торчит в родной степи вчерашней,

Никак не меньше Вавилонской башни

И с прозвищем козлиным: “Казино”?

А в нем играют в некую рулетку

Крутые парни с иноземной меткой,

И доллары при этом — что вода...

— А кто же тут козак?! — спросил он прямо,

И слышит голос будто бы из ямы:

— Мы тут... Мы гречку сеем, как всегда.

— А есть ли кто хотя бы из хорунжих?

— Они сегодня новым барам служат,

Горилку разнося туда-сюда,

Но всякий раз заводят трали-вали,

Как предки их в Стамбуле воевали...

А мы тут... гречку сеем, как всегда.

Они же, как послужат и побрешут,

И новых украинцев распотешат,

Холуйски ждут: а будет ли еда?..

Потом грызутся за объедки пьяно

Как деды их — за булаву Богдана.

А мы тут... гречку сеем, как всегда.

— А где ж старшины наши, Бога ради?

— Да где же быть им? Заседают в Раде.

И все — вожди такие, что беда...

И все — за Украину каждым вздохом!

Но продают ее чужим пройдохам.

А мы тут... гречку сеем, как всегда...

Поник казак, как будто от удара,

И закричал: — Да это же отара!

Которая барана лишь и ждет,

Чтоб снова всем рысцой трусить на бойню

И блеять: “А ведь жили предки вольно...

Да кто теперь и след былой найдет...”

О, чтоб ты сгинул, бесхребетный сброд!

Нам за свободу — разрывали груди,

А вам же волю — подали на блюде!

Но вместо возведения страны

Вы снова, как холопы и мутанты,

Приветствуете новых оккупантов,

А сами — в гречкосеях, свистуны...

Лежать не время! Жарких дел немало.

Пусть их огонь прожжет на душах сало

И наконец вас выведет из тьмы,

Как дух Шевченко — вещего провидца,

Что мы не гречкосеи. Украинцы!

Что живы мы!

...Но коль отшибло память вам серьезно —

То в ночь расплаты из курганов грозно

Мы встанем, ваши деды и отцы,

Все, кто погиб, но не убит был все же —

Хотя бы для того, чтоб плюнуть в рожи

Вам, кто при жизни вышел в мертвецы!

Перевел с украинского

Евгений НЕФЕДОВ

Олег Павлов КОНЕЦ СТОЛЕТИЯ ( рассказ )

РОЖДЕСТВО БЫЛО ИЛИ НЕ РОЖДЕСТВО, но праздник этот признавался как государственный, отмечался уже наравне с Новым годом, и могло иметь место, что отмечали той ночью в горбольнице, точно теперь не скажешь, и Рождество. Столпилось праздников, будто справляли старого года похороны. И все дни густо валил снег, засыпая бездонную Москву. Было дремотно от жгучих морозов, белым-бело, и долготу дня утопляли болотисто-морозные белые ночи.

Больница не отдыхала, была двойная оплата труда, и всегда находились люди, которых даже большинство, готовые запродать тут свой праздник за эти праздничные, огромные, как чудилось, и валившиеся чуть не с неба деньги. Кто мог радоваться, все выпивали — успевая с душой и дружно только начать, но вскорости, не ворочая языками, исходили тоской. Но не все же радовались. Будто военнообязанные, пропадали в кабинетиках доктора, одиноко отбывая круглые сутки дежурства. И простые смертные бабы да старухи, егорьевские и куровские подмосковные, из санитарок, осилив работу, какую ни есть, укладывались всех раньше дремать — хоть и не сомкнуть было глаз, как и не срастись боком с неживой, для сидячих, кушеткой, покуда кругом-то маялись спьяну и не хотели смирно лечь по местам. Скоропомощные будто и отъездились — никакой тревоги. Полночь. И в отделении приемном больницы — глухой покой.