Федор Раззаков - Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард
В начале августа Высоцкий и Влади отправились отдыхать в один из подмосковных Домов отдыха. А с 12 по 26 августа звездная чета находилась в круизе на теплоходе «Шота Руставели». Вернувшись в Москву, они 28 августа отправились в одну из столичных клиник, где находилась актриса Фаина Раневская, с которой Высоцкий был знаком еще с начала 60-х, они тогда работали в одном Театре — имени Пушкина. Цель визита была торжественная: Раневской в тот день исполнилось 75 лет. Однако гостей к имениннице не пустили — та себя плохо чувствовала. Тогда супруги оставили для нее записку:
«Дорогая Фаина Георгиевна!
Сегодня у вас день рождения. Я хочу вас поздравить и больше всего пожелать вам хорошего здоровья… Пожалуйста, выздоравливайте скорее! Я вас крепко целую и надеюсь очень скоро вас увидеть и посидеть у вас за красивым столом. Еще целую.
Ваша Марина.
Дорогая наша, любимая Фаина Георгиевна!
Выздоравливайте! Уверен, что Вас никогда не покинет юмор, и мы услышим много смешного про Вашу временную медицинскую обитель. Там ведь есть заплечных дел мастера, только наоборот.
Целую Вас и поздравляю, и мы ждем Вас везде — на экране, на сцене и среди друзей.
Володя».
В начале сентября Влади с детьми остались в Москве, а Высоцкий отправился с «Таганкой» на гастроли в Киев; спустя несколько дней туда прилетит и Влади, но одна — чтобы повидать супруга, а также встретиться со своим партнером по фильму «Сюжет для небольшого рассказа» Николаем Гринько. Гастроли начались со спектакля «Десять дней, которые потрясли мир» по Джону Риду, где у Высоцкого было несколько ролей. Желающих попасть на спектакли скандального театра было столько, что представления впору было устраивать не в маленьком Театре оперетты, а на стадионе — и то места всем не хватило бы.
Тогда же произошел весьма показательный случай, который лучшим образом характеризует то, какое значение хозяин Украины придавал приезду в свою вотчину театра, именуемого «оплотом советской либеральной фронды». Случилось это во время первого спектакля — «Десяти дней…». На него помимо четы Шелестов (Петр Шелест был первым секретарем ЦК КП Украины) и почти всего украинского Бюро ЦК КПСС пришли также и многие министры, среди которых был и глава Минкульта республики Ростислав Бибийчук. После спектакля был устроен пышный банкет. Однако Бибийчук не захотел на него идти и уехал домой — один из всех «шишек». Утром ему домой позвонил секретарь по идеологии ЦК Федор Овчаренко и сурово спросил: «Почему вы ушли? Ариадна Павловна была очень недовольна». На что Бибийчук вполне резонно ответил: «Я знаю Ариадну Павловну только как жену первого секретаря». И повесил трубку. Спустя несколько дней его сняли с должности и отправили на пенсию, хотя ему на тот момент было всего 60 лет. Так что «мохнатые лапы» у «Таганки» и лично Высоцкого были не только в Москве, но и в ряде других советских республик.
В Киеве Высоцкий работал на два фронта: и в спектаклях участвовал — за официальную зарплату в 120 рублей, и концерты успевал давать — здесь его гонорары были примерно в два раза выше. Поэтому концерты он старался давать как можно чаще, благо власти этому не препятствовали, а даже наоборот — приветствовали. В итоге с 9 по 24 сентября он умудрился выступить в двух десятках (!) различных учреждений: в Институте электросварики имени Патона и ДК ОКБ имени Антонова (14-го), Институте электродинамики и Институте кибернетики (15-го), проектном институте Киев-ЗНИИПе (16-го), заводе «Арсенал» (17-го), ЦКБ при заводе «Ленинская кузница» и Институте ботаники АН УССР (18-го), ВИСПе (19-го), НИИ РЭ (20-го) и др. Во вторник, 21 сентября, Высоцкий выступил сразу в трех учреждениях, среди которых был и домостроительный комбинат № 3. Спел полтора десятка песен различной тематики — как шуточных, так и социальных, своего рода «криков души».
Скажем прямо, эти «крики», вырывавшиеся из горла Высоцкого, находили положительный отклик у многомиллионной аудитории, которая в силу своей социальной пассивности всегда готова поклоняться любому, кто объявит себя бунтарем. Однако в самой богемной среде, которая именно во времена брежневского «застоя» начала стремительно обуржуазиваться, к Высоцкому было двоякое отношение. Там многие отдавали должное его несомненному таланту, но в то же время не понимали, почему он так «рвет глотку». Собственно, ради чего, если сам, как тогда говорили, полностью «упакован»? Жена у него — иностранка, деньги с концертов «капают» приличные, в кино снимают. Да, по-настоящему «зеленый свет» власти перед ним не зажигали, но это естественно, учитывая, какую стезю избрал для себя Высоцкий — социальное бунтарство. Поэтому заявления самого певца о том, что «меня ведь не рубли на гонку завели» (из «Горизонта»), этими людьми воспринимались скептически. Дескать, куда же без милых, без рубликов денешься? Не случайно и в самом Театре на Таганке таковых скептиков было предостаточно. Например, в те же сентябрьские дни Валерий Золотухин записал в своем дневнике следующее наблюдение:
«Володю, такого затянутого в черный французский вельвет, облегающий блузон, сухопарого и поджатого, такого Высоцкого я никак не могу всерьез воспринять, отнестись серьезно, привыкнуть. В этом виноват я. Я не хочу полюбить человека, поменявшего программу жизни. Я хочу видеть его по первому впечатлению. А так в жизни не бывает…».
Заметим, что в те же самые дни, вернувшись из Киева в Москву, Высоцкий встретился со своим бывшим преподавателем по Школе-студии МХАТ Андреем Синявским. Осенью 65-го тот был арестован КГБ по обвинению в распространении антисоветской пропаганды (статья 70 УК РФСР) и в феврале следующего года вместе со своим подельником Юлием Даниэлем приговорен к 6 годам колонии. В сентябре 71-го этот срок истек, и Синявский вернулся в Москву. Как вспоминал он сам,
«После лагеря он (Высоцкий. — Ф. Р.) пришел к нам и устроил нечто вроде «творческого отчета», спев все песни, написанные за те годы, пока я сидел. Были здесь песни очень близкие мне, но были и такие, которые я не принял. И тогда я сказал, что мне немного жаль, что он отходит от блатной песни и уходит в легальную заказную тематику».
Здесь обратим внимание на слова «легальная заказная тематика». Угадано верно — от блатной тематики, которую можно было назвать узкозаказной (рассчитанной на небольшой слой слушателей), Высоцкий перешел к социально-политической, которую по охвату аудитории можно отнести к широкозаказной. Это было вызвано объективными причинами: во-первых, Высоцкий вырос из блатных «штанишек» как автор, ему просто стало в них тесно; во-вторых, он выполнял заказ определенных либеральных сил в верхах, которым Высоцкий был необходим именно как певец социально-политический. Обратим внимание на то, что именно с начала 70-х откроется канал качественного звукового воспроизведения песен Высоцкого благодаря стараниям специалистов в области звукозаписи; первым из них будет инженер-физик Константин Мустафиди, о котором мы расскажем подробно чуть позже.
Что касается Андрея Синявского, то вскоре после той памятной встречи с Высоцким он эмигрировал на Запад.
Тем временем 25 октября 1971 года Леонид Брежнев отправился с официальным визитом во Францию; как мы помним, ровно год назад с таким же визитом в Москве был французский президент Жорж Помпиду. Там с ним встретилась Марина Влади, которая была членом Французской компартии. Вот как она сама описывает аудиенцию с генсеком:
«Октябрьское утро семьдесят первого года. Я жду с сестрами в холле парижской клиники. Маме, которой я дорожу больше всего на свете, удалили раковую опухоль. Она не хотела нас беспокоить, и за несколько лет болезнь прочно обосновалась в ней. Мы знаем, что у нашей сестры Одиль тот же диагноз. Мы подавлены. Хирурги пока ничего не говорят. Я жду до последнего момента. Я вижу, как после операции маму провозят на каталке.
В такси я стараюсь успокоить свое перегруженное сердце. Я причесываюсь, пудрюсь — я еду на встречу активистов общества дружбы «Франция-СССР» с Леонидом Брежневым. Актерская дисциплина снова выручает меня. Я приезжаю в посольство СССР как ни в чем не бывало, готовая к рандеву, важность которого я предчувствую. Мы ждем в салоне, все немного скованны, потом нас впускают в зал, где стулья стоят напротив письменного стола. Входит Брежнев, нам делают знак садиться. Нас пятнадцать человек, мужчин и женщин всех политических взглядов — голлисты, коммунисты, профсоюзные деятели, дипломаты, военные, писатели — все люди доброй воли, которым дорога идея взаимопонимания между нашими странами.
Мы слушаем традиционную речь. Брежнев держится свободно, шутит, роется в портсигаре, но ничего оттуда не достает, сообщает нам, что ему нельзя больше курить, и долго рассказывает об истории дружбы между нашими народами. Ролан Леруа (член Политбюро ЦК ФКП, руководитель общества «Франция-СССР» и в будущем — с 1974 года — главный редактор газеты ФКП «Юманите». — Ф. Р.) мне шепчет: «Смотри, как он поворачивается к тебе, как только речь заходит о причинах этой дружбы…». Действительно, я замечаю понимающие взгляды Брежнева. Я знаю, что ему известно все о нашей с тобой (имеется в виду Высоцкий. — Ф. Р.) женитьбе. Когда немного позже мы пьем шампанское, он подходит ко мне и объясняет, что водка — это другое дело, что ее нужно пить сначала пятьдесят граммов, потом сто и потом, если выдерживаешь, — сто пятьдесят, тогда хорошо себя чувствуешь. Я отвечаю, что мне это кажется много. «Тогда нужно пить чай», — заключает он, и я получаю в память об этой встрече электрический самовар, к которому все-таки приложены две бутылки «Старки» (была такая популярная в СССР водка. — Ф. Р.).
