Юрий Мамлеев - Россия вечная
Но ведь когда Достоевский говорил о «подрыве» мировой гармонии — ясно было, что «мировая гармония» не может не иметь отношения к высшей метафизической гармонии. Да, мы тоже любим гармонию, но иногда вдруг готовы ее «взорвать». Все это страшно, но это есть в нас.
В итоге все это означает, что Россия способна открыть совершенно новую метафизику, тем более «взорвать» или «пересмотреть» старое, что ведет к началу нового.
И, наконец, закончим опять любовью к России, точнее, что в нашей жизни, в нашей культуре и в нашем духе существует искание некоего почти неуловимого таинственного русского метафизического качества, которое совершенно выходит за пределы мира и которое трудно определить. Это качество самой России, и оно (и его искание) только в России есть. Может быть, благодаря присутствию этого частично сокрытого качества и возникает такая ностальгия по России даже в самой России, словно слышится почти неразличимый зов из Бездны, но зов Родины.
Этого нет на Востоке.
И наконец, конечно, сама по себе Любовь к России, природа этой любви — вот что делает нас сакральными в каком-то необычном еще на земле смысле.
Если эта Любовь будет нарушена — не будет и России, но только на этой земле, в этом мире, а он, слава Богу, не единственный.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РУССКАЯ ДОКТРИНА
Мы прошли великий путь. Мы узнали, насколько сакральна и важна для нас русская литература, литература пророков, гениев и национальных ясновидцев, почувствовали внутренний трепет Невидимого древнего мировоззрения нашего, ощутили пространство нашей протоистории, которое до сих пор живет в нас; мы познали дыхание Великого Хаоса, из которого исходит многое наше непостижимое и который охраняет нас от сапог мировых порядков; мы можем теперь проникнуть и в таинственную русскую вторую реальность, скрытую за маской повседневности; перед нашими глазами еще раз — уже который! — прошла Святая Русь во всем ее величественном Единении всемирного мессианства и национального начала (ведь православие — это сокровенный оплот и центр христианства); чрез нашу душу прошла вся непостижимая уму загадочность России, воспетая ее великими поэтами, ее разрывающая сердце противоречивость, ее высшая отстраненность и в то же время любовь к бытию; мы увидели, как наяву, судорогу ее странных сект; и, наконец, предощутили, что даже Окаянная Русь — не какие-то отбросы, а, напротив, даже в греховных проявлениях России есть, пусть и скрытый, аспект выхода, некое тайное, запрятанное «зерно», благодаря которому почти любые формы бытия России становятся парадоксально-драгоценными; мы познали и великую восточную суть России, которая ведет в бездны самопознания; мы познали, таким образом, восставшую из времени Русь Востока; предощутили сибирскую мощь и дух;…и дальше… дальше… Россия, обращенная в Себя. И, через все эти Лики России, то появляющиеся, то исчезающие, чрез всю ее плоть и дух — проходит мистерия Любви, Любви к России ее сынов и дочерей; Любви, временами такой же сверхъестественной и непостижимой по своей глубине, как и сама Вечная Россия.
Да, несомненно, мы — и не Восток и не Запад, не Европа и не Азия, и не их синтез, хотя отдельные черты всего этого у нас есть. Но даже то, что было взято нами — быстро и стихийно; неодолимой творческой силой России преображалось в «другое», в наше, в свое… И неужели не ясно, что мы — особая, самобытная, ни на кого не похожая, уникальная цивилизация, которая еще только начинает свое восхождение, восхождение, которое может вывести ее за пределы того человечества, которое существует сейчас на Земле.
Прежде чем предугадывать видимые кем-то и теперь черты Вечной России, нужно погрузиться в Ее метафизическую суть, ибо все остальное — производное от духовного Центра, от Истока. Сила высшечеловеческой Интуиции, медитации, созерцания и откровения может вести нас туда, где находится наш Исток. «Мы обладаем гениями всех наций и, сверх того, русским гением» (Достоевский).
Этот последний, особенный гений свойствен только нам и нам принадлежит до конца. И пусть он ведет нас в бездну Самораскрытия, в бездну Вечной России… И все-таки, раскрывая постепенно все скрытые и явные Лики России, о глубинах которых еще речь впереди, мы чувствуем, что чего-то, самого главного, самого таинственного, самого непостижимого и самого эзотерического нам не хватает. Тем не менее присутствие этого самого эзотерического и закрытого «уровня» чувствуется во многих Ликах России, да и в ней Самой, в ее Вечной сути. Иначе не было бы мистического предвосхищения России как такой реальности, которая выходит далеко за пределы всякой данности.
Необходимо погрузиться в поиск этого неуловимого, но внутренне присутствующего, ядра, в поиск уровня, выходящего за пределы нашего среза Вселенной.
Обратим внимание сначала, на одну, казалось бы, вполне объяснимую хотя и противоречивую особенность русского начала — любовь к своей земле и уход от нее в беспредельность, в трансцендентные сферы. Иными словами, любовь к земле и к Духу надмирному одновременно. Как всякое эзотерическое качество, оно многомерно: и наряду с «обычным», «доступным», «философским» значением, в нем есть иной смысл, а именно: крайняя любовь к своей земле и в такой же степени любовь к Духу — не просто «гармония антиномий», гармония, казалось бы, несовместимого и т. д., а указание на то, что сама «земля», то есть бытие русской земли, России имеет провиденциально-трансцендентный смысл, означающий, что эту землю нельзя просто бросать ради Неба, что «русская земля» и Небо вступили между собой в какие-то особые отношения. Эти отношения не означают просто, что «земля» должна быть освящена Духом для жизни на ней (или служить мостом между субстанцией и чистым Духом), — в этом случае земля все равно «вторична» по отношению к Небу и служит лишь для манифестации Духа в природном мире, мире Великой Материи. Такая ситуация вполне нормальна с точки зрения Духовной Традиции, но в данном случае наивысший уровень интерпретации русского отношения между «землей» и «духом» выходит за эти пределы таким образом, что «земля», «Родина», «Россия» оказывается любимой, по крайней мере, в той же степени, как и Небо, но не потому, что «земля» также дорога, как и Небо, а в трансцендентном, запредельном смысле. «Земля» нужна Небу (или Россия — Духу) для выражения некоей духовной тайны, причем Небо и земля как бы слиты в единой запредельности, в едином трансцендентном отношении, и в этом смысле Небо было бы «неполным» Небом без Земли. Высшей манифестацией этого равнотрасцендентного отношения является равная сила любви, стремления русских одновременно и к земле и к небу. Это особенно проявляется и в русской культуре, когда «земля» трансформируется уже в Россию — в полном смысле этого слова. Уход к Духу, любовь к Нему — на одной стороне русской истории; а на другой — любовь к России, и обе эти «полярности» не просто одинаково равноценны, уравновешивают друг друга, но они вступают между собой в эзотерические отношения, оказываются связанными силой одинаковой любви в нечто единое. Само Небо в душе русских как бы говорит: не бросай Россию, это тайна, хотя в обычно-традиционной ситуации все должно быть в конечном итоге категорическим образом брошено ради Духа, то есть ради Божества. Если вы что-то на земле любите так, что это «оттесняет» любовь к Духу — это уже большой грех в обычной традиции, но здесь, в нашей истории, есть, наряду с уровнем «обычной» традиции, какой-то тайный аспект, когда само Небо в Русской Душе говорит: «Не бросай Россию» (в вечном смысле этого слова). Особенно утверждает это язык несоизмеримой любви русских к России, и эта любовь, таким образом, оказывается сопричастной Небу. Любовь к России — при одновременной любви к Богу, к Духу — оказывается знаком того, что Россия необходима, нужна, чтобы выразить Ею то, что можно выразить только Ею.
Совершим еще один мистический круг. Этот круг — русская тоска.
В России есть Бог и есть тоска. Тоска, разумеется, бывает разная, но мы опять-таки берем высший метафизический аспект русской тоски. В этом отношении это как раз та знаменитая русская тоска без «объекта», тоска сама по себе (даже тоска при полном благополучии), о которой столько писали. Это не тоска по тому, чего втайне не хватает, скорее ее высший аспект просто в тоске самой по себе, хотя одновременно на другом уровне действительно присутствует какая-то тайная «неутоленность». Одно сосуществует в вечной «русскости» с другим, и, когда мы входим в сферу чистой метафизики, любая ординарная концептуализация, пытающаяся «все объяснить» на рациональном уровне, — совершенно нелепа; мы видим в этой сфере отдельные метафизические «огни» и реалии, и это предел возможного. Все это выше любых логических концепций.
Тем не менее именно эта тоска (без «объекта» тоски), эта тревога при полноте бытия является указанием на то, что русский ум хочет выйти за пределы реальности, реальности вообще, реальности Абсолюта, Первоначала. Мы не говорим сейчас о тоске религиозной неутоленности, которая тоже, конечно, есть в России, а именно о Чистой Тоске (Тоска при вере в бессмертие, в Бога, тоска не по какой-либо видимой причине). Эта тоска имеет фундаментальное метафизическое значение, и она всегда присутствовала в русской реальности. Именно о такой внеонтологической тоске писал один из русских поэтов-пророков, Волошин: «Твоей тоске причаститься», — ибо такая Тоска имеет действительно собственную метафизическую Реальность, отвечает некоей последней тайне. И к ней необходимо быть причастным. Эта Тоска указывает на стремление выйти из тюрьмы Реальности вообще (ибо она не основана на тоске по чему-то «реальному») и не только на это: раз тоска по Внереальности существует, значит, есть и возможность выхода «туда»… Но здесь уже наступает предел возможностей человеческого языка, который не может «ориентироваться» там, где «кончается» мир Реального, мир Абсолюта, и, следовательно, сам Абсолют, из которого миры, видимые и невидимые, «вышли» и который сам является Высшей (и по большому счету «Единственной») Реальностью.
