Анатолий Фоменко - Господин Великий Новгород
Как пишет В.Л. Янин, «причиной прекрасной сохранности «органики» является повышенная влажность нижних слоев новгородской почвы» [50], с. 16. Эту же мысль можно высказать проще. В БОЛОТЕ ОРГАНИКА НЕ ГНИЕТ. Или портится чрезвычайно медленно. Это хорошо и всем известно. А поскольку волховский «Новгород» поставили в болотистой местности, то проблем с сохранностью органики тут действительно не было. Но, снова спросим, почему же эта «прекрасная сохранность» действует лишь до XV века. В.Л. Янин пишет: «В слоях второй половины XV века органические вещества УЖЕ ПОЧТИ НЕ СОХРАНЯЮТСЯ» [50], с. 46. Что же за природный катаклизм произошел на Волхове в XVI веке? Почему здесь якобы сгнила вся органика эпохи XVI–XX веков? На этот вопрос вразумительного ответа у «волховских археологов» нет. Другими словами, как мы видим, все находки, выкапываемые из-под земли на Волхове, принудительно датируются эпохой ранее XVI века. В результате, в «волховской археологии и хронологии» возник странный провал размером, ни много ни мало, в ЧЕТЫРЕСТА ЛЕТ, от XV до XX веков.
По-видимому, этот хронологический провал был замечен археологами. И сильно их беспокоил. О четырехсотлетнем разрыве в волховской дендрохронологии академик В.Л. Янин упоминает, – правда без каких-либо подробностей, – в новом переиздании своей книги [50]. Он утверждает, что «провал был закрыт». Но никаких разъяснений, КАК ИМЕННО это сделано, в его книге почему-то не дается.
Вернемся к вопросу об абсолютной датировке волховского «слоеного пирога» из мостовых. Почему его датируют эпохой от X по XV века? Ответ содержится в книге академика А.Л. Янина. Он пишет: «Для начала… удалось получить относительную дендрохронологическую шкалу… потом удалось получить и АБСОЛЮТНЫЕ ДАТЫ. Для этого были изучены бревна, использованные в фундаментах новгородских церквей, ВРЕМЯ ПОСТРОЙКИ КОТОРЫХ БЫЛО ДОСТОВЕРНО ИЗВЕСТНО ИЗ ЛЕТОПИСЕЙ» [50], с. 20. Это же утверждение В.Л. Янин повторил и в новом переиздании своей книги, в 1998 году.
Картина становится совершенно ясной. В.Л. Янин прямым текстом сообщает нам, что ВСЯ ДЕНДРОХРОНОЛОГИЯ ВОЛХОВСКОГО НОВГОРОДА ЦЕЛИКОМ И ПОЛНОСТЬЮ ОСНОВАНА НА СКАЛИГЕРОВСКО-МИЛЛЕРОВСКОЙ ХРОНОЛОГИИ РУССКИХ ЛЕТОПИСЕЙ. Взяли летописи, извлекли из них даты постройки нескольких церквей. Тем самым, «датировали» бревна их фундаментов, а затем к ним «привязали» бревна новгородских мостовых. Но, как мы уже знаем, эти летописи являются подделками или редакциями XVII–XVIII веков, [ХРОН 4]. ПОЭТОМУ НИ О КАКОМ НЕЗАВИСИМОМ «ДЕНДРОХРОНОЛОГИЧЕСКОМ» ДАТИРОВАНИИ НОВГОРОДСКИХ РАСКОПОК ПОСЛЕ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ И РЕЧИ.
По-видимому, понимая это, В.Л. Янин пишет в издании своей книги 1965 года так: «Сейчас Б.А. Колчин собирает образцы бревен XVI, XVII и XVIII веков, чтобы с их помощью довести шкалу до сегодняшнего дня, и еще раз проверить ее, теперь уже с другого конца» [50], с. 20–21. К сожалению, в переиздании 1998 года О ПОДРОБНОСТЯХ этой «проверки» В.Л. Янин почему-то хранит полное молчание. Было бы очень интересно ознакомиться с тем, как именно Б.А. Колчину удалось заполнить ЧЕТЫРЕХСОТЛЕТНИЙ ПРОВАЛ в «новгородской» дендрохронологии.
Тот важный факт, что В ОСНОВЕ истории и хронологии волховского Новгорода лежат ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ЛЕТОПИСИ, то есть письменные источники, признают сами историки. Историк М. Каргер писал: «ДО НЕДАВНЕГО ВРЕМЕНИ эти сказания… были ЕДИНСТВЕННЫМ ИСТОЧНИКОМ для изучения древнейшей поры истории города» [22], с. 8.
Наша реконструкция подлинной дендрохронологии волховского «Новгорода» такова. Примерно в XV веке, а возможно и позже, здесь возникло небольшое поселение. В XVII веке, во время войны со Швецией, тут пришлось построить небольшую крепость. Место болотистое. Улицы поселения необходимо гатить. Со временем гати-мостовые опускались вниз, тонули в болоте. Приходилось класть новый слой плах, то есть половинок бревен. Так продолжалось, вероятно, вплоть до XX века. Никаких причин прекращения этой деятельности, кроме появления асфальта, не видно. Поэтому последние слои мостовых могут относиться к XIX или даже XX веку. Обратим внимание, что «новгородские раскопки» начались лишь в XX веке [22], с. 8. Спрашивается, почему в XIX веке археологам не пришло в голову откопать замечательные «древние мостовые Великого Новгорода». Не потому ли, что по этим «древним» мостовым-гатям в XIX веке еще вовсю ходили и ездили? А тот самый верхний слой бревен, который историки относят сегодня к XV веку, лежал в XIX веке наверху, на виду у всех? Поэтому в то время «датировать его XV веком» было никак невозможно.
Раскопки знаменитого сегодня «слоеного пирога» начались лишь в 1951 году на развалинах городских построек, уничтоженных во время войны 1941–1945 годов. В.Л. Янин пишет: «В 1951 году, когда археологи размечали сетку будущего раскопа, здесь был пустырь, заросший бузиной и лопухами. Сквозь бурьян торчали ржавые обрывки искореженной арматуры, трава кое-где пробивалась сквозь сплошные развалы кирпичной щебенки: одна двухсотпятидесятая часть бессмысленного пустыря, оставленного фашистскими факельщиками на месте цветущего города. Шел седьмой послевоенный год. Новгород с трудом поднимался из руин, разравнивая и застраивая пожарища» [50], с. 10.
Как затем пишет академик В.Л. Янин, «культурный слой» в волховском Новгороде поднялся с конца XV века на два метра [50], с. 16. То есть, верхний слой мостовых находился на двухметровой глубине. На такой глубине вполне могла оказаться волховская мостовая довоенного времени, то есть десятилетней давности. После того, как город был разрушен в 1941–1945 годах и в этом месте превратился в пустырь.
Нам могут возразить. Ведь между бревнами мостовых нашли «древнейшие» берестяные грамоты. Относящиеся якобы к XI–XV векам. И вообще, неужели еще в XIX веке могли писать на бересте? По поводу содержания найденных «волховских грамот» надо сказать, что ничего такого, чего не могло быть написано в XIX веке, в них нет. А по поводу употребления бересты как писчего материала В СОВСЕМ НЕДАВНИЕ ВРЕМЕНА, процитируем самого В.Л. Янина. «В музеях и архивах до нашего времени сохранилось довольно много документов, написанных на бересте. Это позднейшие рукописи XVII–XIX веков… в их числе имеются и целые книги… Так, в 1715 году в Сибири в берестяную, сохранившуюся до наших дней книгу, записывали ясак… Этнограф С.В. Максимов, видевший В СЕРЕДИНЕ XIX ВЕКА берестяную книгу у старообрядцев на реке Мезени, даже восхищался этим необычным для нас писчим материалом… Известно также и о… употреблении (берестяных грамот – Авт.) шведами в XVII и XVIII веках» [50], с. 27.
И далее: «Этнограф А.А. Дунин-Горчавич, который в начале НЫНЕШНЕГО СТОЛЕТИЯ (то есть уже в XX веке – Авт.) наблюдал подготовку БЕРЕСТЫ у хантов, писал, что для превращения ее в писчий материал, бересту кипятят в воде» [50], с. 29.
Один из наших читателей, инженер-геолог Козлов Виталий Васильевич (Коми, г. Ухта) прислал нам данные о книге, посвященной печати в годы Великой Отечественной Войны 1941–1945 годов. В разделе, рассказывающем о партизанской печати, то есть об издании газет, листовок, плакатов и брошюр, сообщается, что партизанские газеты ПЕЧАТАЛИСЬ НА БЕРЕСТЕ. Речь шла, в частности, и о партизанах северо-западного фронта, то есть именно волховского новгородского района. В книге излагалась даже технология изготовления берестяных листов и оттисков. Так что береста использовалась для письма и даже печати вплоть до середины XX века.
Поэтому находки берестяных грамот в верхних слоях «волховского пирога», еще не означают, что эти слои – «древние». Они вполне могли быть настелены в XIX веке и даже в XX векe.
Могут спросить, зачем же писать на бересте в XIX веке, когда уже была бумага? Дело в том, что вплоть до XX века бумага была не дешевой. Береста, особенно на севере, по-видимому, была гораздо дешевле. При этом писчая береста – не просто куски коры, сорванные с березы. «Для письма бересту подготавливали, ее варили в воде, делавшей кору более эластичной, ее расслаивали, убирая наиболее грубые слои… Лист бересты чаще всего обрезался со всех сторон и имел аккуратные прямые углы» [50], с. 33. Поэтому береста, при своей дешевизне, вполне могла конкурировать с бумагой вплоть до XIX и даже XX века.
На бересте, в основном, писали чернилами, а не царапали буквы. В.Л. Янин сообщает: «Все, без исключения, книги и грамоты на бересте, которыми наука располагала до 26 июля 1951 года, были написаны ЧЕРНИЛАМИ» [50], с. 30. Но на широко известных волховско-новгородских грамотах буквы процарапаны. Почему здесь не сохранилось чернильных записей? Дело, по-видимому, в следующем. Берестяные грамоты, найденные в болотистой земле, не сохранили на себе остатков чернил. Чернила попросту смылись. Текст сохранился лишь на тех редких грамотах, где буквы были процарапаны. Пример волховско-новгородской грамоты приведен на рис. 69.
Вернемся к содержанию волховско-новгородских берестяных «древних» грамот. Практически все грамоты, опубликованные академиком В.Л. Яниным в его книге «Я послал тебе бересту», имеют БЫТОВОЕ содержание. Их текст не несет в себе никаких признаков «глубокой древности». Конечно, сегодня историки пытаются усмотреть в грамотах «очень древний колорит». Однако с тем же успехом в них можно увидеть и колорит XIX века. Вот, например, грамота номер 288. Она датируется якобы XIV веком. То есть, на самом деле, как мы теперь понимаем, XVIII–XIX веками. Надо добавить четыреста лет.
