Николай Власов - Великий Бисмарк. Железом и кровью
В палате депутатов ландтага Ольмюцское соглашение вызвало оживленные дебаты. Бисмарк не мог не принять в них участие. Оставшись верным своей линии, он выступил с речью, идея которой шла вразрез с настроением большинства присутствовавших. Подписание Ольмюцского соглашения Бисмарк рисовал вполне логичным и оправданным шагом. В своем выступлении он фактически сформулировал свое политическое кредо, которому будет следовать на протяжении всей своей жизни: «Единственным здоровым основанием большого государства – и этим оно существенно отличается от маленькой страны – является государственный эгоизм, а не романтика. Недостойно большой страны вступать в схватку из-за чего-то такого, что не соответствовало бы ее собственным интересам» [84]. Говоря о вопросе национальной чести, Бисмарк провел резкую грань между интересами всего общества, выразителем которых является государство, и интересами отдельных партий и групп. «Честь Пруссии заключается, на мой взгляд, не в том, чтобы играть повсюду в Германии роль Дон Кихота, защищая обиженных депутатов, считающих, что их местная конституция в опасности (…) Я вижу честь Пруссии в том, чтобы она воздерживалась от любых позорных связей с демократией, чтобы она ни в одном вопросе не допускала того, чтобы в Германии что-либо происходило без ее согласия».
В сложившейся ситуации Пруссия не должна идти на большой конфликт с двумя другими великими европейскими державами без достойной цели. «Государственному мужу легко, последовав за популистским порывом, выступить в кабинете или палате за войну, греясь у камина или произнося с трибуны громовые речи, предоставив истекающему кровью на снегу пехотинцу добывать победу и славу. Нет ничего легче, но горе тому государственному мужу, который прежде не найдет причины войны, которая выглядела бы достойно и после ее окончания. Я убежден – вы будете совершенно иначе смотреть на те вопросы, которые занимают нас сегодня, год спустя, имея позади длительную череду полей сражений и пожарищ, нищеты и стонов, сотен тысяч трупов и многомиллионных долгов. Найдется ли у вас тогда мужество подойти к крестьянину, стоящему на пепелище своего дома, к израненному в бою инвалиду, к потерявшему своих детей отцу и сказать им: вы много страдали, но ликуйте, конституция конфедерации спасена (…) Если у вас будет мужество сказать это людям, тогда начинайте войну».
Насколько искренними были эти слова? Ему, безусловно, не нравилось то, что Пруссия вынуждена была сдать свои позиции и отступить. Однако достигнутое вскоре соглашение, по всей видимости, он считал максимумом возможного в сложившихся условиях. Кроме того, Бисмарк не мог не поддерживать позицию короля и своих покровителей из рядов «камарильи» – в противном случае успешная карьера, от которой зависело, сможет ли он воплотить в жизнь собственные взгляды, оказалась бы под угрозой. Искусству идти на компромиссы, несмотря на свою бескомпромиссную риторику, Бисмарку пришлось научиться довольно рано, при ином раскладе у него не было бы шансов добиться успеха.
Речь Бисмарка была отпечатана в двадцати тысячах копий и разослана по всей стране. Она значительно улучшила его позиции в «камарилье», неформальным спикером которой он фактически стал. Братья Герлахи, с одобрением взиравшие на молодого консерватора, еще не замечали глубокого расхождения их позиций. Если прусские консерваторы были сторонниками монархической солидарности и союза «трех черных орлов» – России, Австрии и Пруссии, – направленного против революции и на сохранение существующих порядков, то Бисмарк придерживался иной точки зрения на внешнюю политику. Основной целью для него было доминирование Пруссии в Германии, и достичь ее можно было только с помощью трезвого, холодного и лишенного всяких эмоций расчета. Государственный эгоизм был для Бисмарка основой внешнеполитического курса, соотношение сил и интересы – главными факторами, определяющими отношения с другими игроками на европейской арене. Цель стоит выше ценностей и принципов и определяет средства. Впоследствии этот комплекс представлений получит название «реальполитик» – сам термин, как и его определение, принадлежит публицисту Людвигу фон Рохау, опубликовавшему в 1853 году книгу «Основы реальной политики, примененные к условиям германского государства». Однако в историю понятие «реальполитик» войдет в первую очередь в сочетании с именем Бисмарка, положившего эту концепцию в основу своей политической деятельности.
«Принципов придерживаются до тех пор, пока они не подвергаются испытанию на прочность; однако, как только это происходит, их отбрасывают так же, как крестьянин скидывает ботинки, чтобы бежать на тех ногах, которые дала ему природа» – так писал Бисмарк невесте еще весной 1847 года [85]. Собственно говоря, ничего нового в этом не было – цинизмом и скепсисом по отношению ко всему романтическому он отличался еще в студенческие годы. Впоследствии Бисмарк просто положил черты, присущие ему как личности, в основу своей политической деятельности. Стоит ли осуждать его за это? В конечном счете, практически все успешные политики действовали так же. Бисмарк был честнее многих из них, поскольку довольно часто прямо заявлял о своем прагматизме. «Бойтесь этого человека; он говорит то, что думает» – так сказал о нем впоследствии британский политик Бенджамин Дизраэли. А сам «железный канцлер» говорил о себе: «Я всегда играл с открытыми картами. Я противопоставлял мнимой хитрости шокирующую откровенность. То, что мне зачастую не верили, а затем чувствовали себя глубоко задетыми и разочарованными, это не моя вина» [86]. Откровенность была не просто важным тактическим приемом, но и возможностью выпустить наружу свои эмоции, в чем Бисмарк часто испытывал острую необходимость.
«История одарила Бисмарка революцией 1848 года», – пишет один из современных биографов «железного канцлера» Х. фон Кроков [87]. Действительно, революционные события сыграли решающую роль в судьбе Бисмарка. Именно они позволили ему самореализоваться, найти свое призвание и стезю. В этом можно усмотреть определенную иронию истории – если бы жизнь Пруссии была спокойной, если бы монархическому порядку и дворянским привилегиям, защитником которых выступил Бисмарк, ничего не угрожало, он с высокой долей вероятности остался бы все тем же неуравновешенным помещиком, терзаемым ощущением пустоты и бессмысленности собственного существования.
Отто Пфланце, развивая эту мысль, говорит о трех событиях, которые положили конец прежней жизни Бисмарка и дали ему смысл дальнейшего существования: религиозное обращение, женитьба и начало политической карьеры. «Обращение к пиетистскому лютеранству освободило его от ощущения, что жизнь пуста и бесплодна, и открыла ему источник духовной силы. Брак обеспечил его постоянной, надежной и дающей силы семейной жизнью, в которой он был безусловным главой, мог не бояться возражений и конфликтов. Парламентская и дипломатическая деятельность давала ему возможность влиять на окружающий мир. Кроме того, она приблизила его к тем источникам власти, которые однажды позволят ему заполнить чашу своего самолюбия до краев» [88]. На самом деле именно политическая деятельность позволила Бисмарку выбраться из внутреннего тупика, преодолеть терзавший его кризис.
В течение трех лет Бисмарк превратился из никому не известного провинциального юнкера в человека, имя которого было знакомо всем, кто хотя бы в небольшой степени интересовался прусской политикой. Из «адъютанта камарильи» он стал одним из наиболее влиятельных деятелей консервативной партии. Однако само по себе это было недостаточно. Бисмарк стремился получить официальный пост, о чем уже довольно давно намекал своим покровителям, ссылаясь в первую очередь на финансовые затруднения. Более того, этот пост должен был предоставить ему пространство для самостоятельных действий. Это было далеко не самой простой задачей – в прусской бюрократической машине приход человека со стороны, не прошедшего все ступени чиновничьей карьеры, не поощрялся. В начале 1851 года возник ряд возможностей, однако они выглядели не слишком привлекательно. Одной из них было назначение на пост главы правительства маленького северогерманского герцогства Ангальт-Бернбург, целиком зависимого от Пруссии. Второй – должность ландрата в одной из прусских провинций.
Лишь в апреле 1851 года, когда на повестку дня встало назначение прусского посланника в бундестаг, Бисмарк получил в свои руки достойный шанс. Бундестаг (Союзный сейм) был единственным центральным органом аморфного образования, каковым являлся Германский союз. В нем заседали представители почти сорока государств – членов союза, которые обсуждали насущные вопросы и принимали решения в соответствии с инструкциями своих правительств. Сфера компетенции бундестага не была четко очерчена, и ограничение суверенитета отдельных государств могло происходить только с их согласия. Представитель Австрии был постоянным председателем, в целом монархия Габсбургом занимала в бундестаге лидирующие позиции. Решения по небольшим вопросам принимались «узким советом», в котором 11 государств имели по одному голосу, а остальные были сведены в 6 курий, каждая из которых также обладала одним голосом. Здесь было достаточно простого большинства. Более важные решения принимались пленумом, в котором каждый член Германского союза имел от одного до пяти голосов в зависимости от своих размеров и влияния. Больше всего голосов имела Австрия, Пруссия – вместе с еще несколькими королевствами – располагала четырьмя голосами. Решения в пленуме принимались квалифицированным большинством. Наиболее важные вопросы, касавшиеся основ устройства Германского союза, должны были решаться единогласно. В реальности продуктивность работы бундестага во многом зависела от сотрудничества между Австрией и Пруссией, каждая из которых обладала достаточным влиянием для того, чтобы блокировать неудобное ей решение.
