Билл Браудер - Красный циркуляр
Его офис располагался в знаменитом здании под названием Краун-билдинг на углу Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы в Нью-Йорке, рядом с магазином «Бергдорф Гудман». Он встретил меня как старого друга. Я протянул ему экземпляр презентации, и он, надев очки, стал внимательно изучать страницу за страницей, слушая мои комментарии. Когда я закончил говорить, он сдвинул окуляры на кончик носа и с энтузиазмом сказал:
— Я впечатлен, Билл. Все это весьма интересно. Скажи-ка, сколько ты собрал средств на сегодня?
— Пока нисколько. Это моя первая встреча.
Он задумчиво потер подбородок.
— Тогда вот что: если ты соберешь хотя бы двадцать пять миллионов, я добавлю три от себя. Согласен?
Вполне разумное предложение. Он не хотел вкладывать средства в фонд, пока тот не заработает, сколько бы не сулили предварительные расчеты. Все мои нью-йоркские встречи прошли по тому же сценарию. Большинству инвесторов нравилась идея, и некоторые были заинтересованы в участии, но никто не хотел давать гарантий, пока я не соберу «критическую массу» капитала.
Иными словами, чтобы продвинуть идею нового фонда, мне нужен чек на гигантскую сумму. В идеале такой чек мог выписать Эдмонд Сафра, но со дня нашей встречи на вилле «Леопольда» от него не было никаких вестей, а значит, мне предстояло найти другого ключевого инвестора. И я взялся за поиски.
Несколько недель спустя я нашел первого перспективного кандидата — британский инвестиционный банк «Роберт Флеминг», он же просто «Флеминг». Банк преуспел в странах с развивающейся экономикой и был не прочь заняться инвестициями в России, поэтому я встретился в Лондоне сразу с несколькими высокопоставленными управляющими.
Все прошло успешно, и меня пригласили провести такую же презентацию еще одному директору. Через неделю в назначенный час я явился на встречу. У входа меня встретил охранник и провел в зал заседаний правления. Именно так декораторы представляют себе старинный британский банк «голубых кровей»: темные восточные ковры, красного дерева антикварный стол для заседаний, парадные портреты Флемингов на стенах. Дворецкий в белом костюме предложил мне чай в фарфоровой чашке. Мелькнула мысль, что вся эта выставка английского аристократизма нацелена на то, чтобы такие посетители, как я, чувствовали себя простаковатыми чужаками.
Через несколько минут появился мужчина лет пятидесяти с небольшими залысинами и вяло пожал мне руку. У него были седые волосы, а на плечах немного помятого заказного костюма виднелась перхоть. Мы сели, он вынул из прозрачной папки документ и аккуратно положил его перед собой. Я прочел вверх ногами заголовок: «Предложение Браудера об учреждении фонда».
— Господин Браудер, благодарю за уделенное нам время, — произнес он с английским акцентом, поразительно напоминавшим акцент Джорджа Айрленда, моего бывшего коллеги из компании Максвелла. — Потенциал российского проекта, представленного вами на прошлой неделе, произвел весьма сильное впечатление на меня и моих коллег. Предлагаю обсудить ваши пожелания относительно зарплаты и премиальных.
Пожелания относительно зарплаты и премиальных? С чего он взял, что я пришел собеседоваться на работу? Вырвавшись из змеиного гнезда «Саломон Бразерс», я меньше всего стремился служить дилетантам из высшего общества, играющим в предпринимателей, у которых постоянной присказкой было слово «весьма».
— Боюсь, произошло недоразумение. — Я старался, чтобы мой голос звучал ровно. — Я здесь не ради приема на работу. Я хотел бы узнать, интересует ли «Флеминг» перспектива стать ключевым инвестором моего нового фонда.
— Вот как… — Он растерянно повертел в руках листок с информацией о моем проекте. Разговор явно отклонился от сценария, описанного в его документе. — В таком случае, какого рода соглашение вы хотите предложить?
Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Речь идет о вложении в инвестиционный фонд двадцати пяти миллионов долларов в обмен на пятидесятипроцентную долю в бизнесе.
Он обвел глазами помещение, избегая моего взгляда.
— Хм. Но если у нас будут пятьдесят процентов, то кому достанутся остальные пятьдесят?
«Он это серьезно?» — подумал я и ответил:
— Мне.
Он напрягся:
— Но если российский рынок пойдет в гору так стремительно, как вы предсказываете, то вы заработаете миллионы!
— Совершенно верно. Так же, как и вы.
— Весьма сожалею, господин Браудер. Такое соглашение обречено, — пробормотал он, явно не подозревая, как нелепо это звучит. Сама идея способствовать обогащению нового в отрасли чужака настолько не вписывалась в старомодные правила английской классовой системы, что он предпочитал отказаться от возможности заработать своему банку состояние.
Встреча завершилась на вежливой ноте, но, покидая здание, я поклялся никогда больше не иметь дело с самодовольными банкирами.
Следующие недели не принесли ничего дельного, пока я наконец не вышел на потенциального кандидата — американского миллиардера Рона Беркла. Нас познакомил бывший брокер «Саломон Бразерс» Кен Абдалла, рассчитывая, наверное, получить на этом комиссию.
Беркл, сорокатрехлетний калифорнийский холостяк, шатен с приятным загаром, был одним из самых выдающихся инвесторов Западного побережья Америки. В прошлом он удачно приобрел на заёмные средства ряд супермаркетов и буквально на глазах превратился из паренька, который пакует товары на кассе, в одного из богатейших американцев в рейтинге журнала «Форбс». Деловой успех дополнялся светской хроникой — там регулярно печатали фотографии Беркла в обществе голливудских звезд и видных политиков, в числе которых был президент Клинтон.
Теплым сентябрьским днем 1995 года я прибыл в Лос-Анджелес. Арендовав машину и зарегистрировавшись в гостинице, я нашел адрес Беркла: «Зеленые просторы», дом 1740, проезд Грин-Эйкерс-драйв, Беверли-Хиллз. Я сел за руль и поехал по окрестным местам вдоль ворот, домов, палисадников и цветников. Глаз радовала зелень повсюду: пальмы, клены, дубы, кое-где виднелись платаны. Грин-Эйкерс-драйв располагался в полутора километрах от знаменитого бульвара Сансет, а номер 1740 — в конце проезда. Я подъехал к черным железным воротам и позвонил в домофон. Мужской голос ответил: «Я встречу тебя у парадного входа, Билл».
Ворота распахнулись, и я запетлял к дому по извилистой дороге вдоль стройных кипарисов. Вырулив из последнего поворота, я увидел пожалуй самый импозантный особняк в своей жизни. Если вилла «Леопольда» была самым дорогим домом в мире, то особняк «Зеленые просторы», построенный звездой немого кино Гарольдом Ллойдом в конце двадцатых годов, — одним из самых внушительных. Основное здание, стилизованное под итальянское палаццо, насчитывало 4200 квадратных метров общей площади и сорок четыре комнаты. Вокруг дома располагались аккуратные лужайки, теннисный корт, бассейн, фонтаны и все прочие мыслимые и немыслимые атрибуты благосостояния. Материальные блага редко приводили меня в трепет, но «Зеленое поместье» никого не оставляло равнодушным. Беркл, в недавнем прошлом обычный парень из калифорнийского города Помона, начав свой путь с нуля, жил теперь не хуже саудовских принцев.
Я нажал звонок, и Беркл сам открыл мне дверь. За ним стоял Кен Абдалла. Беркл поприветствовал меня, и после небольшой экскурсии по дому мы втроем прошли в его кабинет обсудить условия сделки.
Беркл держал себя на удивление непринужденно и по сути принял мои условия: вклад в размере двадцати пяти миллионов долларов в обмен на пятидесятипроцентное участие в фонде. У него не было особого мнения по поводу менее важных условий, как-то начальная дата проекта, контроль за принятием решений о найме и оборотный капитал для офиса. Для предпринимателя с репутацией едва ли не самой свирепой акулы Уолл-стрит он производил впечатление человека совершенно отстраненного и безмятежного.
По завершении встречи он пригласил меня и Кена на ужин и затем в один из его любимых ночных клубов. Меня не переставало изумлять, каким славным малым он оказался, — ни тени бравады, которой ожидаешь от человека с Уолл-стрит. В конце вечера, когда я садился в машину, он пообещал, что его юристы подготовят договор и через несколько дней отправят мне в Лондон.
На следующий день я летел домой с ощущением, что основное препятствие на пути к собственному делу преодолено. В самолете я позволил себе бокал красного вина, мысленно поздравил себя с удачей и, посмотрев фрагмент какого-то кино, погрузился в сон.
Как и было обещано, четыре дня спустя факс выдал длинный документ от юристов Беркла. Я схватил его и принялся читать, чтобы удостовериться, что всё в порядке. Первая страница выглядела хорошо, а за ней вторая, третья и так далее, но тут я добрался до седьмой. В разделе, озаглавленном «Капитал фонда», где должно было значиться, что «компания „Юкайпа“ (так называлась инвестиционная фирма Беркла) обязуется вложить в фонд капитал в размере 25 миллионов долларов США», было написано: «компания „Юкайпа“ приложит все усилия, чтобы мобилизовать капитал для фонда в размере 25 миллионов долларов США». И что же подразумевалось под этим «приложит все усилия»? Мы так не договаривались. Я перечитал договор, чтобы убедиться, что правильно понял суть написанного. Ошибки быть не могло: Беркл не вкладывал собственный капитал, а всего лишь обещал по возможности найти нужную сумму. В обмен на его «приложенные усилия» он хотел получить пятьдесят процентов прибыли от моего бизнеса.
