Священные камни Европы - Сергей Юрьевич Катканов
Очень важны православные комментарии к этой идее Достоевского. Например, преподобный Иустин Попович писал: «Сила, посредством которой человек соединяется с другим человеком и даже перевоплощается в его дух – это любовь. Она сообщает человеку мощь перевоплощения в человеческие личности».
А ведь – воистину. Чтобы позаимствовать что-то у другого народа, надо его полюбить. Гордые националисты не способны что-либо перенимать у других народов, потому что любят только себя и только свой народ полагают вместилищем всех возможных совершенств. Унизятся ли они до обучения у тех, кого считают ниже себя?
А вот что писал митрополит Антоний (Храповицкий): «Способность истинного духовного объединения со всеми имеет лишь тот, кто смирен сердцем. А так как смирение в России не есть черта личности только, но черта народная, то есть внедряемая в индивидуумы народной культурой, выросшей из православия… то и способность духовного общения имеет весь русский народ. Последняя выразилась в гении Пушкина, умевшего художественно перевоплощаться во все народности».
Отсюда следует удивительный вывод. Одним из своих основных национальных качеств, своей уникальной переимчивостью русский народ обязан именно православию. Наша вера, объявляющая гордыню самым страшным грехом, воспитала в нас смирение, которое позволяет признать превосходство «другого» и смиренно учится у него всему лучшему. А готовность полюбить «другого» неотделима от отождествления себя с ним. Его поражения и достижения становятся вашими, и вы уже становитесь похожи на того, кого любите. Вы принимаете «близко к сердцу» внутреннее содержание «другого», и это содержание отчасти остаётся в вашем сердце, то есть становится частью вашей сути.
Оказывается, в отношениях между народами – всё то же самое. Русский народ – негордый, смиренный, народ умеющий любить, то есть отождествлять себя с теми, кого любит, и потому именно такой переимчивый.
Вспомним Александра Блока:
«Нам внятно всё – и острый галльский ум,
И сумрачный германский гений».
Это о той самой поразительной русской способности проникать в души других народов, видеть их изнутри, перенимать то лучшее, что в них есть. И Блок не просто сказал это, в тех же двух строчках он это и доказал, исключительно точно назвав характерные черты французов и немцев.
И Пётр I – в известном смысле гений смирения, то есть очень русский человек, продукт православного воспитания. Он не побоялся признать превосходство европейской науки, склонив голову, со всем смирением поступил к европейцам в ученики. А в итоге разгромил самую сильную на тот момент армию в Европе – шведскую. А русские моряки били шведов на море. Шведы – моряки прирождённые, с древнейшими традициями, для них море – естественная среда обитания. Русские тогда лишь недавно впервые увидели настоящий корабль. И вот по окончании Северной войны генерал-адмирал Апраксин докладывает Петру: «Шведских военных кораблей на Балтике больше нет». Это же просто непостижимо. Едва построив первые корабли, мы в то же царствование разгромили великую морскую державу. Вот что такое русская переимчивость.
А вскоре уже у нас появился Фёдор Ушаков – гениальный флотоводец и святой Русской Православной Церкви. Нигде в мире больше нет святых адмиралов. Адмиралы бывали и покруче наших, Нельсона не переплюнешь, и великие святые были не только на Руси, а святой адмирал – только у нас. Вот что такое русская уникальность.
Могут сказать, что все народы всегда друг у друга что-то перенимали. Ох, далеко не все и не в равной степени. Есть народы очень гордые, высокомерные. Они исполнены такого чувства превосходства над другими народами, что никогда и ничего у них перенимать не будут, хотя, порою, явно стоило бы. Возьмём, к примеру, англосаксов. Они владели половиной мира, а чему они научились у тех народов, среди которых жили веками? Да ничему. Они только всё других учили. Ведь известно же, что они лучше всех. Очень творческая, очень талантливая нация, но до чего же они безразличны к инонациональным культурам.
Какое благородное высокомерие излучает Редьярд Киплинг в своём знаменитом колониальном манифесте «Бремя белого человека». Дескать, мы всем должны нести достижения цивилизации, всех просвещать и наставлять, ни от кого не ожидая благодарности.
Неси это гордое бремя,
Родных сыновей пошли
На службу тебе подвластным
Народам на край земли,
На каторгу ради угрюмых
Мятущихся дикарей,
Наполовину бесов,
Наполовину людей.
Какая доброта несказанная к дикарям-полубесам и какое неподражаемое чувство превосходства над всеми остальными народами. Киплинг-то как раз был одним из самых чутких англичан, за «Маугли» ему большое спасибо, но могло ли нашему «белому человеку» придти в голову, что «бремя индусов», то есть их священный долг – вбить британцам ума куда следует? Да, они многому научили индусов, но ничему у них не научились. А в итоге Киплинг разводит руками: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут».
Но Запад и Восток всё же сошли с мест для того, чтобы встретиться в сердце русского человека.
А посмотрите на современных американцев, эту отрыжку англосаксонской цивилизации. Они так трогательно уверены в превосходстве своей политической системы над всеми возможными типами государства, что, взирая с высоты Капитолия на другие страны, задают только один вопрос: много там демократии или мало, то есть достаточно ли эта страна приблизилась к американскому идеалу – самому идеальному идеалу всех времён и народов. Американцы не только не способны что-либо перенимать у других народов, им вообще чужды попытки понять другой народ, и даже более того – они уже не способны понимать, что между народами есть разница, что существуют различные цивилизации в рамках которых уместны различные политические системы.
Так что наша русская переимчивость, это далеко не «само собой», это качество вполне уникальное. И это качество далеко не всегда идёт русским на пользу, порою играя с нами очень злые шутки. Бердяев писал: «Русские были так увлечены Гегелем, Шеллингом, Сен-Симоном, Фурье, Фейрбахом, Марксом, как никто никогда не был увлечён на их родине. Русские не скептики, они догматики, у них всё приобретает религиозный характер. Дарвинизм, который на Западе был биологической гипотезой, у русской интеллигенции приобретает догматический характер, как будто речь шла о спасении для вечной жизни. Материализм был предметом религиозной веры».
А ведь и правда. На Западе никому даже в голову не приходило взять да и построить государство «по Марксу», а из «Капитала» сделать «Библию». У себя на родине марксизм был лишь одной из бесчисленных экономических теорий, только русские догадались провозгласить его «единственно верным учением». А мужики наши – практики, они тут же и за дело взялись. Не извольте
