Жалид Сеули - Марракеш. Множество историй в одной или необыкновенная история о приготовлении пастильи
Понятное дело, Андреас ни минуты не колебался – сделка состоялась. Его осторожный друг долго раздумывал, не отваживаясь ступить на землю Марокко. Он слишком хорошо помнил недавние предостережения знакомых туристов – мол, на дорогах Марокко нельзя связываться с незнакомцами, там всюду разбой и похищения людей.
Все-таки они отправились в Рабат, проехали 250 километров по совершенно незнакомым дорогам и, наконец, после трудного, но захватывающе интересного путешествия прибыли в город. Радуясь, что небезопасная авантюра осталась позади, они уже хотели попрощаться со своим спутником. Но Рашид, так звали пограничника, и слышать не хотел о прощании: «Вы наши гости, неужели непонятно?» Возражать было бессмысленно. «Поймите же! Свадьба моей сестры!»
Три дня шумел грандиозный праздник, с музыкой, танцами и пирами, на которых подавались такие шедевры кулинарии, как кускус и неописуемо вкусная пастилья с курицей. Марокканское гостеприимство заставило иностранцев, Андреаса и его приятеля, устыдиться. Кстати, иностранцами, чужаками они себя не чувствовали – их приняли так радушно, как будто они были давними друзьями Рашида и членами этой большой семьи. Потрясенный гостеприимством марокканцев, Андреас дал Рашиду ключи от «мерседеса», сказав, пусть, мол, колесит в эти дни сколько душе угодно. Рашид обрадовался и как-то смущенно улыбнулся.
Осторожный приятель опять не мог прийти в себя от изумления, как это Андреас пошел на такое легкомыслие. «Ну все, не видать нам теперь ни Рашида, ни машины», – сказал он с печальным вздохом. Но через несколько дней Рашид вернулся и всячески благодарил Андреаса за то, что тот дал ему всласть погонять по округе на белом «железном коне».
Затем Андреас и его опасливый друг решили продолжить свое путешествие по Марокко и добраться до Атласских гор, о чем и сообщили Рашиду, не без смущения и неловкости, из-за паспорта. Тот лишь усмехнулся и сказал, что уже уладил все необходимые формальности.
Хотя друзья ни о чем таком даже не намекали, Рашид позвонил родственникам, живущим в Марракеше, и попросил двоюродного брата позаботиться о двух туристах из Германии. Андреас и его приятель были приняты в Марракеше как добрые друзья Рашида и всего семейства. Им показали красивейшие места города и окрестностей. Должно быть, впечатление осталось потрясающее, подтверждением тому слова Андреаса: «Марокко! В моей жизни не было лучшего путешествия. Там я встретил самых душевных людей». Андреас, между прочим, посетил десятки стран.
«Неотступное» желание Андреаса увидеть Атлас и Анти-Атлас было вознаграждено – ему открылись многие интимные тайны Марокко. Да и Рашид, пограничник, ведь именно Андреаса выбрал, чтобы попросить о поездке в Рабат. От Рабата до Марракеша 280 километров, то есть около трех часов пути. Лучше, быстрее и безопаснее Андреас не добрался бы до Марракеша и Атласских гор. Наверное, Рашид то ли осознанно, то ли безотчетно угадал ностальгию, одолевавшую Андреаса, его желание увидеть горы, потому и обратился именно к нему. Рашид мог бы потребовать от Андреаса взятку, чтобы нанять кого-нибудь и поехать в Рабат. Но, должно быть, он не хотел неблаговидным поступком «отметить» первый день свадьбы своей любимой сестры.
Одно доброе дело должно идти за другим, и надо иметь возможность влиять на это. Если ты чувствуешь ностальгию, желание увидеть какое-то место, нужно следовать своему желанию и не отступать, натолкнувшись на первое же препятствие, первое сопротивление, пусть даже поначалу оно кажется непреодолимым.
У Пауля Флеминга (1609–1640) есть чудесное стихотворение «К самому себе», вот оно:
Будь тверд без черствости, приветлив без жеманства,Встань выше зависти, довольствуйся собой!От счастья не беги и не считай бедойКоварство времени и сумрачность пространства.Ни радость, ни печаль не знают постоянства:Чередованье их предрешено судьбой.Не сожалей о том, что сделано тобой,А исполняй свой долг, чураясь окаянства.Что славить? Что хулить? И счастье и несчастьеМолчат в тебе самом!.. Свои поступки взвесь!Стремясь вперед, взгляни, куда ты шел поднесь.Тому лишь, кто, презрев губительную спесь,У самого себя находится во власти,Подвластна будет жизнь, мир покорится весь![8]
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Отель «Мамуния».
Вначале мне было трудно включить в эту книгу еще и рассказ об отеле «Мамуния», казалось, как-то это не романтично – описывать гостиницу для приезжающих на несколько дней на страницах книги, где речь идет в основном о жизни моего сердца. Но постояльцы отеля – путешественники из дальних стран или местные, марокканцы, на время покинувшие родной дом, – часто говорили, что «Мамуния» это не просто отель.
Рассказывая историю Марракеша, нельзя пренебречь теми ее страницами, что посвящены главному официальному риаду, старейшей городской гостинице, с ее, быть может, несколько преувеличенными, однако аутентичными обычаями гостеприимства.
Все стремятся увидеть отель «Мамуния». А подавляющее большинство тех, кто увидел, хотят приехать сюда еще и еще раз. «Мамуния» – оазис роскоши и покоя. Живая легенда. Гостиница лишь недавно снова открылась после длившегося три года и стоившего огромных денег ремонта. Это великолепный дворец-отель в самом сердце Марракеша, бывшая резиденция султанов. Здесь 210 номеров, риадов, апартаментов. На площади, где в XVIII веке принц Мамун устраивал немыслимо пышные празднества, в городе, где Альфред Хичкок снял принесший ему бессмертие фильм «Человек, который слишком много знал», посетители с первых минут попадают в современную восточную сказку. Роскошный замысловатый декор, дивный сад общей площадью 2500 квадратных метров, полные соблазна, густые восточные ароматы очаровывают и пленяют. В этот оазис влюблялись – и еще будут влюбляться многие знаменитые и менее знаменитые люди.
Этот отель любил Уинстон Черчилль, который, как известно, был весьма выдающейся личностью, а не только крупным политиком. В конце международной конференции, проходившей в Касабланке, он вспомнил, как проводил в 1935 году в Марракеше свой первый отпуск и жил в те дни в отеле «Мамуния». Он назвал отель самым восхитительным местом на всем белом свете.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Ахмед, уроженец Марракеша, который ныне живет и работает в Берлине, очень хотел второго ребенка. В одну из наших недавних встреч он рассказал мне о своих опасениях – он боится, что не сможет любить второе дитя так же сильно, как свою ненаглядную дочурку Сельму. Я ответил ему мягко, но с предельной определенностью, что тоже люблю свою дочь Зару больше всего на свете, что вся любовь, какая вообще живет в моем сердце, соединившись в дочери, становится оттого еще непостижимей и еще сильней; вот так я люблю мою Зару, сказал я. Однако и Элиаса я люблю столь глубокой и искренней любовью, что хотел бы обрести бессмертие, иметь в своем распоряжении вечность, дабы снова и снова чувствовать эту любовь. И обе мои любви так велики, так огромны, что я не могу и не хочу когда-либо увидеть их конец или границы. А значит, нет никакой возможности сравнивать между собой две чудесные любви. В заключение я сказал:
– Ахмед, тебе нечего опасаться. Ты будешь любить обоих детей, они будут как пальцы на твоей правой руке.
И вот Ахмед второй раз стал отцом. Дочь назвали Айя. Ахмед не удержался от слез, и голос его дрожал, когда он рассказывал о ней. Под конец он признался:
– Я плакал, как и при рождении первой дочери.
– Да, Ахмед, – отвечал я, – вот видишь, ты плакал, но и не забыл, как плакал в тот первый раз. Подлинной любви чуждо соперничество.
…и заходит солнце в Марракеше и повсюду, и снова восходит солнце в Марракеше и повсюду…
Приехав в Марракеш в четвертый раз, ранним вечером я опять пришел на Джема эль-Фна и остановился неподалеку от продавца апельсинов. С заученной любезностью торговцы, фантазируя кто во что горазд, тут же начинают соперничество – каждому хочется, чтобы я именно у него что-нибудь купил, – и сияют самыми приветливыми и обольстительными улыбками.
Вдруг в дальней стороне базара я вижу высокое яркое пламя. Горит на крыше дома, до которого метров семьдесят. Маленькие, с виду как будто беспомощные темно-красные пожарные машины без особых сложностей на большой скорости проезжают сквозь людскую толпу. Паники нет и в помине, люди на площади Повешенных почти не обращают внимания на вой сирен и занимаются своими делами, идут кто куда, уступая дорогу только пожарным машинам; даже дети, которых тут довольно много, ничуть не испугались.
Вот и продавцы апельсинов, похоже, заметили, что невдалеке разгорается пожар, но остались абсолютно невозмутимыми и как ни в чем не бывало занимались своей торговлей. В вышине полыхает пламя, а тут на тачках и тележках грудами навалены яркие оранжевые апельсины, грейпфруты, желтые лимоны… Глядя на эту картину, я подумал: не знак ли это? А может, Марракеш сейчас задает мне какой-то вопрос?
