Миле Белаяц - Кому нужна ревизия истории? Старые и новые споры о причинах Первой мировой войны
Молодые историки Игор Деспот и Милан Гулич расширяют наши представления о настроениях, царивших Хорватии и Далмации во время Балканских войн[155]. Остановимся на нескольких указанных ими фактах, которые не всем и не везде сегодня могут показаться правдоподобными. Например, уже за первые несколько недель для сербского Красного креста в Загребе было собрано 100 000 крон. Многие отдали дань «патетической поэзии, воспевавшей косовский миф и Марка Кралевича»[156].
Деспот цитирует донесение одного из осведомителей, датированное маем или июнем 1913 г. Документ «Направление умов в Хорватии в первой половине 1913 г.», впервые опубликованный еще Фердо Шишичем, гласит: «Балканская война вызвала в Хорватии усиление сербско-хорватского национализма, который, особенно среди молодежи, перерастает в ирредентизм. Повсюду в общественной и частной жизни решительно подчеркивается, что сербы и хорваты – это один народ. Поэтому границы, отделяющие сегодня Хорватию, Боснию и Герцеговину, Далмацию, Истрию и Крайну от сербских земель, должны исчезнуть. В Хорватии в настоящее время нет ни одной политической партии, которая бы посмела выдвинуть программу, лояльную по отношению к династии. Распалась Партия права, которую когда-то возглавлял др. Франк, и которая была образцово антисербской. Последним осколкам Старчевичевской партии, которые консолидируются вокруг фигуры др. Миле Старчевича, едва хватает смелости выступать за Хорватию в государственных рамках Монархии… С молодежью дело обстоит еще хуже. Омладина Партии права стоит на сербофильских позициях. Более никто не предан династии. Когда сербы взяли г. Скадар, на зданиях вывесили флаги. Даже градоначальник Янко Холяц сделал это. Дело замяли. За последние 4 месяца состоялось более 200 процессов по обвинениям в государственной измене»[157].
Далмация, которой принадлежала пальма первенства в создании атмосферы югославянской солидарности, стала первой провинцией, в которой было объявлено чрезвычайное положение. В манифестациях в Дубровнике, Сплите, Шибенике и Задаре самое активное участие приняли градоначальники, народные посланники Далматинского сабора и Рейхсрата. Так, градоначальник Шибеника Иван Крстель заявил, что «победоносный славянский балканский штык» принесет освобождение Далмации. Сплитский голова Винко Каталинич после падения Салоник, согласно полицейскому рапорту, произнес 10 ноября: «Надеемся, эти герои и нас освободят». 8 мая омладина в Далмации приступила к изданию газеты «Объединение»[158].
М. Гулич указывает, что в Шибенике, население которого по переписи 1910 г. составляло 11 700 жителей, на демонстрацию в поддержку балканских союзников вышло 5000 человек. В Сплите, по оценкам полиции, 10 ноября 1912 г. вышло 8000 из 21 000 жителей. Демонстранты, устроившие факельное шествие, шли от площади к площади. В центре города его голова восклицал в эйфории: «Осуществилась мечта наших предков. Полумесяц закатывается перед крестом, а наш народ провозглашает себя перед лицом ошеломленной Европы. Затихает долгая жалостливая Видовданская песня, а вместо нее все громче на просторе от Черного до Адриатического моря раздается песня славы и победы, которая вселяет в сердца миллионов новую жизнь. Она охватит весь Балканский полуостров и нас на нем. Верные святым традициям отцов мы хорваты с восхищением приветствуем глас, предвещающий воскрешение нашего народа. Благословляя жертвы наших родных братьев – сербов и болгар – и примкнувших к ним греков, с уверенностью мы смотрим в будущее»[159].
Массовые торжественные встречи ожидали корабли с черногорскими добровольцами в каждом далматинском порту. Величественные проводы черногорцев состоялись в Которе и других прибрежных городах. В Дубровнике, население которого насчитывало 8183 жителей, на проводы и демонстрации вышло около 3000 человек[160]. Врачи и медсестры отправлялись из Дубровника в Цетинье. Праздновалось взятие черногорцами Скадара, и выражался протест в связи с тем, что Австро-Венгрия лишила Черногорию этого завоевания. Власти расценили это как антигосударственную деятельность. Последовали аресты, запрет на собрания и в конце концов введение чрезвычайного положения.
Луйо Бакотич вспоминал, сколько народу собиралось в далматинских городах, чтобы встретить корабль, который забрал из Леша останки майора генерального штаба Радивое Филиповича. В Сплите были произнесены речи, а на гроб возложили венок с надписью «Брату сербу – сплитские хорваты». Присутствовали др. Йосип Смодлака, др. Анте Трумбич, Дуям Микачич, др. Франо Перван, др. Иво Тарталья и Эмил Перишич. С этого дня «жандармы, когда ожидалось прибытие кораблей с юга, больше не пускали народ на набережную»[161].
Роспуск законных органов власти в Сплите и Шибенике, состоявшийся 16 ноября 1912 г., австро-венгерские власти объяснили следующим образом: «В этой области в последнее время участились манифестации, намерением которых было высказать восхищение воюющими балканскими государствами. Эти манифестации, которые не в чем было бы упрекнуть, если бы они оставались в рамках простого выражения симпатии, тем не менее стали ареной событий, против которых государственная власть вынуждена энергично выступить, дабы защитить высшие государственные интересы»[162]. Имелись в виду выкрики против Австро-Венгрии и публичное проявление надежды, что скоро свобода наступит и в тех краях.
В Дубровнике, как и вообще по всей Далмации, состоялись процессы против манифестантов, преимущественно молодых людей. 28 марта в Дубровнике 14 омладинцев попали под арест за празднование взятия Адрианополя, выкрики в поддержку балканских государств, их правителей и вооруженных сил. И в Сплите праздновали взятие Адрианополя. Собравшиеся пели славу Балканскому союзу, королю Петру, кричали: «Да здравствует югославянская идея, черногорский Скадар» и т. п. И здесь полиции разогнала толпу и произвела массовые задержания[163].
Сегодня, если принять на веру утверждения австро-венгерских властей, будто все вышеописанное инспирировано Сербией и не более чем плод ее пропаганды, остается только удивляться, насколько эта сербская пропаганда была действенной. Ведь она овладела умами людей, заставила их верить, что они, хоть и не православные, одной крови с сербами и что им было бы лучше освободиться от покровительства Австрии и Венгрии и объединиться в общее югославянское государство.
Конфликт между балканскими союзниками и нападение Болгарии на Сербию отчасти притушили эйфорию. Однако после поражения Болгарии просербские настроения опять усилились, а Софию, не выбирая слов, обвиняли в предательстве и вероломном нападении. Открытые письма соответствующего содержания направлялись болгарскому премьеру. И все-таки в это время австро-венгерским властям удалось прилечь на свою сторону отдельных политиков. В Далмации произошел окончательный раскол Партии права. В отличие от старших и зрелых политиков, предлагавших альтернативу, омладина упрямо стояла на своем. Жесткой критике подвергся «оппортунизм» Хорватско-сербской коалиции, которой в декабре 1913 г. удалось выиграть выборы в Банской Хорватии и Славонии[164].
Эйфория, охватившая все население и особенно молодежь, после триумфа Балканских войн, а также память о случившемся в 1908–1909 гг. подогревали надежды на скорое освобождение. «Млада Босна» представляла собой автохтонное движение, члены которого готовы были пожертвовать собой. В одном из ответвлений организации родилась идея совершить покушение, аналогичное тем, что ранее предпринимались против императора и прочих представителей знати. Тем, кто в это время находился вне Сараево (Принцип и Чабринович), предложили присоединиться. По словам члена организации Богдана Евтича, «оно (покушение. – М. Б.) не стало результатом скоропалительно принятого решения. Его долго вынашивали, к нему готовило себя целое поколение, полное решимости не на жизнь, а на смерть биться с неприятелем за собственные человеческие и национальные права». Потребность Сербии в отдыхе, восстановлении и длительном периоде мира в расчет не принималась[165].
Только ли сербы видели во Франце Фердинанде угрозу миру?
Наиболее основательный труд о подготовке Сараевского покушения, на который все ссылаются…
Книга Владимира Дедиера «Дорога в Сараево» сначала вышла на английском языке
Судебный следователь Лео Пфеффер. Расследование Сараевского убийства.
Встреча Франца Фердинанда и кайзера Вильгельма в Конопиште
Современники считали престолонаследника Франца Иосифа сторонником войны
Сербские власти верно оценили, или предчувствовали, что Австро-Венгрия строит далекоидущие планы перекройки границ на полуострове и подчинения Сербии. Балканские войны должны были послужить поводом для того, чтобы осуществить военную интервенцию и присвоить сербские завоевания. В соответствии с этими оценками был составлен и военный план, согласно которому Ибарской армии генерала Живковича, пока не завершились основные операции, отводилась роль защитника на случай австро-венгерской интервенции. Осенью 1912 г. разведывательное отделение сербского генштаба через полковника Негри получило от итальянского Главного генерального штаба точное описание австро-венгерского плана действий в отношении Сербии. Италия, будучи союзницей Монархии, уже столкнулась с ее недружелюбной позицией в ходе итало-турецкой войны 1911–1912 гг. Аналогичными были и «оценки» генерала Фичева. Имелись и другие признаки того, что нападение произойдет из Боснии, через р. Саву, в район Мачвы. Например, строительство дорог, ведущих к тому участку границы, активность разведки, изучающей пути возможного наступления и т. п. Кроме того, поездки чинов австро-венгерского генерального штаба по Боснии осуществлялись и в направлении Дрины. Когда Разведывательное отделение сербского генштаба нанесло на карту зафиксированные случаи австро-венгерского шпионажа в период 1908–1910 гг., стало очевидно, что основное внимание уделялось не долине Великой Моравы, а городам Ужице и Валево[166].
