Газета Завтра Газета - Газета Завтра 503 (28 2003)
В звуке пресловутого празднования 300-летия Петербурга слова «современность» не было. Были антиквариат, реконструкция, восстановление. Несмотря на то, что территориально Советский Союз давно разрушен, мы по-прежнему живем в культурной среде позднего Советского Союза. Даже в мелочах происходит подмена. Структурно все эти празднества напоминают советские, поскольку неоткуда больше взять опыт. Но все это прикрывается сверху личинами западного или американского типа. На празднестве мы имели типичный парад, замаскированный под карнавал. Вроде бы маски, веселье, на первом месте индивидуальное. Реально же это был типичный парад — подчинение индивидуального коллективу, норма, дисциплина.
«ЗАВТРА». Как на ваш взгляд сегодня функционируют культурные институты?
С. Б. Художественная ярмарка «Арт-Москва» — ничтожная подачка тем художникам, которые лишены права полноценно заниматься своим творчеством, так как это возможно во многих странах. В этих странах существуют институты, которые отвечают за каждую отдельно взятую форму деятельности. Причем модель этих институтов была разработана в Советском Союзе в начале двадцатого века под руководством Малевича в виде Инхука. Эффективнейшим образом работает на всей территории планеты Земля. То, что у нас в стране все доведено до такого состояния, когда коммерческая ярмарка воспринимается как единственно возможный для художника способ манифестировать свои художественные идеи — убогая мысль изначально. Три дня так называемой свободы и затем обратно в отсутствующие мастерские. Пока в России не начнется процесс полноценной институализации, ничего хорошего ждать не приходиться. Даже в раннесоветское время в Петрограде — сразу после революции, открывались научные институты один за одним. Институт генетики, привлек внимание ученых всего мира — сюда переехали и американцы, и французы. На улице еще валялись трупы — и одновременно велась активная научная работа. На сегодняшний день в стране пока что еще не начался процесс институализации, скорее наоборот, идет обратный процесс разрушения институтов. Таким образом мы не можем говорить в рамках чего мы можем говорить о современности. Мы говорим о современности в рамках распавшегося Советского Союза, либо в рамках реконструированного дворца, построенного Петром Первым. Символика понятна — мы хотим снова повернуться лицом к Европе, как это было 300 лет назад. То есть нанести колоссальный ущерб своим людям за счет того, чтобы показать Шредеру, что мы готовы к культурному диалогу. Но ясно, что на внутреннем уровне мы к нему не готовы. У нас отсутствуют инструменты. Я, как художник, приезжаю на «Венецианское Биеналле», делаю все, что в моих силах, но я без института, который стоит за мной и занимается работой вокруг этого произведения. Единственное, что власти от меня, видимо, ждут — когда я приду к министру культуры, встану на колени и попрошу у него денег на следующие работы. Что у меня остается как у автора? Надеяться, на то, что адекватные коллекционеры в США купят мои произведения. И кем я получаюсь тогда у себя в стране, если завишу оттого, что мое произведение будет или не будет продано на Запад.
С. А. Сегодня совершенно отсутствует самоорганизация творческой среды, без нее все превращается в хаос, поверхность, по которой содержание размазывается, как по столу. Уже не только нельзя отличить Гордона от Диброва. Но можно сказать, что это одно и тоже. Итоговый результат один и тот же. То есть никакого. Мельница, которая все перемалывает. Вавилон действует в чистом виде.
С. Б. Западная культура имела два параллельно движущихся русла. С одной стороны — официальная культура, которая поддерживалась ЦРУ и Пентагоном, с другой стороны — абсолютно независимая андеграундная культура, противостоящая официальной культуре, которая и была такой, потому что она противостояла советской культуре. Может быть и абстракционизм был создан и поддержан государствами того времени именно потому, что можно было сказать, что у русских полная фигня в виде реализма. Если бы мы в этот момент продолжали традицию Малевича, скорее всего, на Западе бы доминировал глубочайший реализм.
С. А. Сейчас это биполярная система исчезла. Сейчас все перемешано. С одной стороны, это все хорошо, это гумус, на котором произрастают растения. Какие семена будут брошены зависит уже от нас. Мы сейчас стоим перед ответственностью, мы в мире, где нет иллюзии. Исчезли две больших мечты двадцатого века — Великая Советская и Великая Американская. Никого белозубой улыбкой не обманешь. Прекрасно виден звериный оскал, который хочет укусить нефтяной локоть. Понятно, что мы сейчас живем в самом лучшем мире. Это мир дзенского мастера, мир без иллюзий. Мы видим горы, как горы, воды, как воды. Можно начинать творить на ровном месте.
«ЗАВТРА». Подобное положение очень выгодно для художника?
С. Б. Было бы здорово, если бы Бушу и Блэру вручили Нобелевскую премию, чтобы ни у кого не осталось иллюзий, что такое хорошо и что такое плохо. Если мы сегодня не подготовим своих детей к нормальным условиям существования в среде — они просто будут уничтожены, раздавлены. Плохо их выращивать в условиях идей абстрактного добра и справедливости — это будет самое негативное, что мы можем сделать — они не будут волками…
С. А. Мы сами жертвы того, что нам Хрущев обещал, что мы будем жить при коммунизме. Мы все готовились стать исследователями других планет, те, кто родились в 60-х — космическое поколение, а потом внезапно оказались на грубой почве реальности. Не хочется, чтобы будущее поколение последовало бы нашему примеру и росло в иллюзорном мире…
«ЗАВТРА». Многие акции и культурные жесты вашего круга зачастую воспринимаются как стеб. Какую роль в вашей деятельности играет фактор смеха?
С. Б. Это связано с той проблемой, о которой говорили — отсутствие институтов, которые бы понимали, что то, что происходит, укладывается в емкое понятие «тусовка» и «стебалово». На самом деле в нормальных условиях культурное общество расщепляется до широчайшего спектра понятий. Сегодня вдруг все осознали силу слова. Нашу эпоху можно назвать эпохой тотального пиара. То, что продемонстрировал Курехин одним жестом в передаче про грибы — он прекрасно понимал ту энергию, которая вырабатывается в результате посыла одним человеком импульса и восприятия другим этого же самого импульса, что сближает его с самыми серьезными деятелями культуры в истории человечества. Смех — одна из фундаментальных видимых надстроек очень важного явления — проявления человеческой духовности. Смех, как и слезы — приоритет сложных институтов, которые Фрейдом были обозначены как бессознательное. Ты с трудом сможешь заставить себя заплакать. Крайне ограниченный спектр явлений может вызвать у тебя смех. Хотя в нашей стране и эта важная функция передается в руки каких-то непонятных людей. В Ираке идет война, во всем мире это обсуждается, у нас по всем каналам — юмористы. Мы видим широкую систему подмен подлинного на синтетическое.
С. А. Есть очень мощные исследования касательно смеха у Проппа, нашего замечательного философа. Роль архаического смеха, роль цивилизованного, дзенский смех как пережиток земледельческого культа. Смеялись и на похоронах, и во время урожая в древних обществах. Смех, как проявление веселья, не был зафиксирован.
С. Б. Если бы мы жили в каком-то вакууме и не знали сути всех наших соотечественников и деятелей культуры, живущих с нами в один отрезок времени, если бы не знали бы интеллектуального потенциала отдельно взятого человека — мы могли бы говорить, что то, что делал Курехин, являлось стебаловом. Но это был человек, который свободно ориентировался в мировой философской традиции, в системе религиозных мировоззрений. И равных ему в этом в нашей стране было мало. Из среды московских художников, может быть, Монастырского я могу поставить рядом. Если Курехин по воздействию на среду использовал то, что публике казалось смешным и веселым, это говорит о том, что среда не готова была воспринимать серьезные вещи, хотя результата он все равно добивался.
Прежняя система ценностей была разрушена. На сегодняшний день отсутствие таких людей приводит к тому, что мы постепенно превращаемся в тоталитарное государство. А Курехин во многом в своей работе апеллировал к тому, что свобода — обязательное качество культуры, которое является базисным и фундаментальным.
«ЗАВТРА». Комментарии — «хорошая шутка», сопровождали и деятельность Тимура Петровича Новикова, когда он обратился к классицизму и создал Академию изящных искусств…
С. А. Новиков говорил, что классицизм единственное — не апроприированное американским современным искусством, которое претендует чтобы быть единственными, чтобы все сделать американским. Американцы не присвоили себе классицизм. Классицизм был свободой. Это была лазейка за пределы тех товарно-денежных отношений, которые охватывают все остальные области культуры, и это была отчаянная попытка. По крайней мере, призыв идти не в те двери, куда указывает тебе вся сумма обстоятельств. А идти в те двери, которые вроде бы закрыты. Причем идти не для того. что их открыть, а для того, чтобы их охранять. Тимур выступал скорее как страж. Он перед кончиной вообще жил в основном в Михайловском замке. Страж порога, который никто не должен пересекать. Это вообще новое понимание искусства. Как формы сокрытого, а не открытого. Но только в этом виде искусство и может быть открытым и способным к взаимодействию, как это не парадоксально
