Газета Завтра Газета - Газета Завтра 36 (1188 2016)
Вековечная сердечность и народившаяся воля, обжигая, как "поцелуй на морозе", сольются в мечту о городе всеобщего благоденствия. В нём встретятся все времена и пространства и вся вера. В нём случайно столкнувшиеся Пушкарёв и Горшенин общим усилием вытолкнут из размытой колеи телегу с могильными венками — вместе пробьют тромб истории.
Разными путями — кто через легенды и предания, а кто через чертежи и проекты — но мы все шли именно к этому городу: "Наша сердечность, душевность, наша мягкость и совестливость — от земства, от городков, от околиц. И в этом смысле любовь к своему крыльцу, ручейку, городку — источник нашей сердечности, нашей глубины и душевности. Но кроме сердечности есть воля, чувство общих небес, горизонтов. Необъятных, не имеющих имени. Есть чувство единства помимо всех крылец, околиц — единства судьбы, беды. Бесконечной в обе стороны истории, под общим небом. С огромной, почти непосильной задачей, несомой из века в век, из огня в огонь. Мечта о грядущей правде, о грядущем совершенстве. Выражаемая то косноязычно, то ясно. То молитвенно, то с проклятиями. Земцем или петербуржцем, крестьянином в домотканом холсте или комиссаром в "чёртовой коже". И эта мечта о правде, пусть запредельной, но неизбежной, защищаемая то вилами, то пулемётами, сочеталась в нас с государственной волей. Со строительством единого, огромного дома, единого, небывалого града, вместилища правды…".
По верной дороге ратников и инженеров, мечтателей и художников вели огненная птица, вспорхнувшая с парсуны Ермака, и чудесная пчёлка, увлёкшая Тихона Ядринского возводить храмы по всей земле. Не давал нам покоя, срывал с родных мест, заставлял покидать старые кладбища, зачинать новые извечный русский озноб, вековечное наше дело: "Отдавать свою душу живую. Наделять этот мир душой".
В этом смысле роман "Место действия" стал своеобразным зеркальным отражением распутинского "Прощания с Матёрой". В романе можно "древность прозреть в современности", здесь история оказывается не тем, что было, а тем, что будет. Здесь новый техногенный мир не губит мир патриархальный, а напротив, продлевает его век. Не затапливает его, как Атлантиду, а вырывает из весеннего разлива, соединяя прочным мостом со спасительным противоположным берегом: "Мост пульсировал светом, словно стеклянный. В нём струились и теплились сосуды и трубочки крови. Виднелось алое сердце. Вздымались прозрачные лёгкие. Мост дышал, наливался. Наполнял пространство огромной зреющей жизнью. Нёс в себе слабую память о былом, деревянном".
Этот земной мост, коснувшись радуги, объединил три града: град древесный — град железный — град небесный. В небесном граде древо и металл обрели свои высшие формы жизни; Космос физический и Космос мистический — техносфера и духосфера — сомкнулись.
Городом будущего с чертежа архитектора-футуролога готова сойти на землю мегамашина, которой в пространстве Земли будет уже тесно: "Город, как семейство космических кораблей, приземлился в снегах. Серебристые сферы и чаши, отшлифованные пургой. Антенны ловят полярные вихри. Стремительные фюзеляжи конструкций. Город в сверкании и блеске, в мелькании винтов, лопастей опустился из неба, как чудо, коснулся земли".
В небесном граде свершается великая трапеза, где общий стол накрыт и пращуру, и правнуку, где все живы, где каждый продолжается в каждом: предок — в потомке, потомок — в предке: "Знаем концы и начала. И знаем свою бесконечность!.. Мы в детях своих не кончаемся. И в этих белокаменных, чудных, всю жизнь за нами следящих церквах. И в народной молве. И в этих снегах неоглядных. И в водах. И в небесах. И в звезде загоревшейся. И в ковшике из любимых ладоней, на которые легли отражением".
Знание о "земле, о природе, о душе, о рождении и смерти и о том, как жить человеку" манящей пчелой облетело три града, коснулось тёплого дерева и пульсирующего металла, вобрало слепящий свет звезды и таинственный сумрак земного чрева, преумножилось, озарило нынешний век.
И если сегодня с высоты взглянуть на новый облик Сибири, то среди снегов, лесов и рек можно разглядеть множество техносферных портретов новых покорителей этой земли. Мы, исторически рискнувшие, не ошиблись: град железный напитал своей энергией град древесный. Отреставрировал древние фасады и позолотил купола, возродил музеи, чтобы история нашла для себя пространство. Кажется, что град небесный алтарями и заводами спустился на утомлённую землю и теперь готовит её к скорому историческому рывку. И порой в морозной сибирской дымке призывно забрезжит то ли заводской неугасаемый факел, то ли красная птица с древней парсуны.
Музон
Музон
Андрей Смирнов
Леонид Фёдоров Культура
ХВОСТ и АУКЦЫОН. "Жилец вершин" ("ГЕОМЕТРИЯ")
Новым переизданием "ГЕОМЕТРИЯ" завершает серию классических "аукцыоновских" альбомов. И логично, что им стал "Жилец вершин" — легендарный, исторический и неожиданный альбом, созданный в 1995 году совместно с поэтом и бардом Алексеем Хвостенко. Литературной основой пластинки стали произведения поэта-футуриста Велимира Хлебникова. По большому счёту, именно "Жилец вершин" стал неким рубиконом, перейдя который "Аукцыон" вошёл в (свой) новый век. После "Жильца" группа отчасти застыла в каком-то очарованном анабиозе, и если не считать альбом-сборник "Это мама", следующая пластинка "Ы" вышла только спустя двенадцать лет. И если раньше "Аукцыон" с достаточной долей условности шёл по ведомству рока, то "Жилец вершин" подводит под этим своеобразную черту. Без манифестов, спокойно и уверенно. Тем паче, и слово "музыка" здесь не всегда однозначно работает, по крайней мере, в общепринятом понимании.
Альбом выводит группу за рамки пусть и обширной, но субкультуры. Так, через "Жильца вершин" Фёдоров "ловит" контрабасиста Владимира Волкова, который станет его многолетним соавтором сольной, а потом и "аукцыоновской" истории. И сам Фёдоров открывает для себя новые ходы, формы и пространства, свидетелями погружения в которые мы являемся и по сей день. Так, через полтора десятка лет Фёдоров вместе с интернационалом соратников замахнётся на хлебниковскую палиндромическую поэму "Разин" и сотворит (пусть небесспорный) альбом-мистерию "Разинримилев". Показательно, что один из недавних фильмов-посвящений Леониду Фёдорову названием отсылает именно к этому альбому.
"Геометрический" подход привычно интригует и радует. В бонусный DVD — вошли эксклюзивные видеоматериалы (клипы "Призраки" и "Чудовище", концертные версии композиций "Боги 1" и "Бобэоби", съёмки с репетиции "Нега-Неголь", интервью с Хвостом, Фёдоровым и Анатолием Герасимовым). Также в комплект входит традиционный сувенир, в этот раз по-хлебниковски целый "Мешок вещей", с дополнительным буклетом, где имеется интервью Фёдорова о создании пластинки.
В ходе подготовки к записи акустическая часть "Аукцыона" и Хвост играли совместные концерты. Отчасти об этих выступлениях CD-бонус издания, по-своему иллюстрирующий переход от предыдущего совместного альбома "Чайник вина" к "Жильцу вершин". Эти упругие медитации носят вполне точное название "Камлания", а некоторые сюжеты пересекаются с диском "Верпования", выпущенным в начале нулевых.
В лимоновском собрании гениев "Священные монстры" Велимир Хлебников — один из немногих, кто не удостоился едкой ревизии — святой русский гений. Лимонов патетически восклицает, что не нашлось у Хлебникова своего Достоевского с Пушкинской речью. Конечно, есть соблазн приписать "Аукцыону" подобную попытку. Однако Хлебников и по сей день не "канонизирован", неясен, авангарден. И даже ценитель обэриутов Олег Гаркуша скорее недоумевал по поводу Хлебникова, и опять-таки это первый (но далеко не последний) альбом, где одного из лидеров группы нет даже в титрах. (В настоящем издании Гаркуша представлен только на "Камланиях" в качестве … "танцора").
Кстати, "Аукцыон" вовсе не был первооткрывателем хлебниковской поэзии на современной сцене, и дело даже не в ревякинском словотворчестве. Удивительно (а может, и нет), но ещё в восьмидесятые к Хлебникову обратился композитор Александр Журбин на пластинке "Два портрета": певец и актёр Виктор Кривонос исполняет, например, то самое "Бобэоби пелись губы", ставшее одной из визиток и настоящего альбома.
"Жилец вершин" — сложносочинённый эксперимент, серьёзный студийный опыт с привлечением ряда больших музыкантов. Манящее полуакустическое звучание, околоджазовые инструменталы, авангардистские изыски и почти хтонические бездны. Попытка найти смысл каждого звука и слога. Природное и технологическое. Вполне реальные боги, чудовища, кузнечики и могатыри. "Его образы убедительны своей нелепостью, мысли — своей парадоксальностью", - писал про Хлебникова Гумилёв. Конечно, сложно представить того же Фёдорова в походе революционной армии в Иране или в образе "председателя земного шара". Отсюда и некоторый салонный привкус пластинки. Но "аукцыонщики" и уж тем более Хвост всегда были далеки от суеты приобретателей, это подлинные фантазёры и изобретатели, что и позволило им вести полноправный диалог с Велимиром Хлебниковым.