Газета Завтра - Газета Завтра 836 (100 2009)
Можно только поражаться, что объёмному взгляду Ключникова на жизнь не помешали те невзгоды, которые обрушились на него ещё в советское время. Впрочем, об этом пишет он сам в своих заметках "Безмолвие и лики", завершающих его новую замечательную книгу "Лики русской культуры". За одно предложение открыть на Алтае музей Николая Рериха и за попытку с группой энтузиастов самим построить этот музей его поспешили исключить из партии, запретили заниматься идеологической работой и сняли с достаточно высокой должности в новосибирском издательстве.
Но Юрий Ключников не унывал, он ушёл в простые грузчики. "Результат нашей записки властям был весьма неадекватным. Стройку (музея Рериха. — В.Б.) не запретили, но за нас, строителей, крепко взялись партийные власти, особенно за членов КПСС. А таких среди подписавших записку было трое. Нас обвинили в идеализме, богоискательстве, отходе "от принципиальных положений марксистской философии". Дело дошло до ЦК КПСС. Я же упирался, приходя на проработки с иконой во внутреннем кармане и словами молитвы в душе, которые твердил мысленно. Это помогало… В критическую минуту моё отчаянье вдруг сменилось хлынувшим откуда-то потоком радости. В сознании сама по себе возникла молитва "Господи, помилуй!" Последний акт этой партийной драмы проходил в феврале 1982 года на бюро Советского райкома КПСС Новосибирска. Секретарь райкома доложил членам бюро суть дела и, глядя мне в глаза, сказал: "Мы возились с вами почти три года, вы настаивали на том, что остаётесь на партийных позициях и лишь хотите дополнить их философией Рериха, называя её не противоречащей марксизму-ленинизму. Классики марксизма этой философии оценки не дали, а вот Иисусу Христу дали и недвусмысленную. Скажите, Ключников, как вы относитесь к Иисусу Христу?" На бюро повисла напряжённая тишина. Я тоже почувствовал момент истины, отступать было некуда. И сказал: "Если бы современные руководители СССР хоть чуточку походили на Иисуса Христа, наша страна не оказалась бы в кризисной ситуации". Секретарь стукнул ладонью по столу и закончил: "Ключников за три года ничего не понял. Предлагаю исключить из партии. Кто "за"?" "За" были все. Не стану называть фамилий, ибо действующие лица этой истории живы-здоровы. Некоторые из них находятся на высоких должностях и даже помогают строить церкви…"
Впору бы озлобиться, но Юрий Ключников скорее был открыт для прощения всех своих погромщиков, не допустил злобности в себе, и в своей книге отчётливо видит не только минусы, но и огромные плюсы советской власти для России ХХ века. За что ему достаётся изрядно теперь уже от либералов, пожелавших было пригреть опального в советские годы поэта. Впрочем, он сам писал в своих стихах:
Критик, не лови меня на слове,
что, мол, славлю сталинскую жуть.
У эпохи дьявольской на сломе
я слова охранные твержу.
Если вместо тихого прощенья
осуждаешь эхо прежних бурь,
приготовься, друг мой, к возвращенью
новых льдов и старых диктатур.
Не спеши направить злобный выстрел,
рикошет ударит под ребро…
Зло, конечно, всё решает быстро,
но всегда задумчиво добро.
Вот и сам писатель с неспешной задумчивой добротой сотворил свои "Лики русской культуры". В этой книге он старается совсем по-шукшински не пропустить ничего прекрасного в русской литературе и культуре ХХ века. Он откровенно смотрит на всех своих героев радостными глазами. Из его очерков о великих русских писателях, композиторах, полководцах вырастает общий лик жестокого, трагического, но одновременно великого, героического, идеально романтического столетия. Как ни стараются это столетие и его героев перечеркнуть, удалить из истории русской литературы наши либеральные ненавистники, ничего у них не получается. И не получится. Знаковых, гениальных фигур в двадцатом веке оказывается ничуть не меньше, чем в предыдущем, пушкинско-достоевском девятнадцатом.
Увы, но и сегодня сказать об этом громко, на всю страну не дозволяется. Наша интеллигенция боится признавать величие своих же отечественных русских гениев. И потому такие книги, как "Лики русской культуры" Юрия Ключникова, являются не просто закономерным итогом писательских раздумий, но и своеобразным подвигом русского патриота. Его книга — это некая перекличка века двадцатого с веком двадцать первым, с новым, третьим тысячелетием.
Юрий Ключников, говоря его же словами, описывает в своей книге отнюдь не символическую, а реальную когорту русских атлантов, которые держали и продолжают держать на своих плечах русское небо над землёй, периодически проходящей жестокую, но необходимую чистку. Мне самому Юрий Ключников немного напоминает шукшинского "чудика", умудрявшегося всю жизнь говорить свою правду и жить согласно своим законам. Потому и в своих эссе, и очерках, о ком бы он ни писал: об Александре Блоке, о Борисе Пастернаке, о Сергее Есенине, о Шолохове или Солженицыне, — он, отталкиваясь от общепризнанного, каждый раз находит и предлагает читателю своё личное понимание того или иного русского гения, преодолевая устоявшиеся литературоведческие табу. Каждая глава предваряется стихами автора, посвящёнными своему герою. А заканчивается книга о русской культуре уже собственными размышлениями о прожитом и увиденном.
Всё, чем в своей многотрудной и многосложной жизни занимался Юрий Ключников, подходит под его же определение "умного делания". И потому его размышления о русских поэтах и писателях ХХ века, о композиторах и мыслителях, о вождях России ничуть не походят на простые литературоведческие или критические исследования, ибо за ними, как за видимой частью айсберга, и вся предыдущая жизнь неустанного умного делателя, десятки экспедиций по Алтаю, путешествия в Индию и Непал, встречи с восточными мудрецами.
Но ошибётся тот, кто с разбегу отнесёт Юрия Ключникова к модным ныне оккультистам, к экзальтированным поклонникам восточных учений. Свет русского Православия виден ему и на восточных вершинах. Юрий Ключников и в Индии ищет Россию, и в книгах восточных мудрецов видит связь с Иисусовой молитвой, с православным учением. Я согласен с ним, и тоже считаю: надо ли нам в своём постижении России закрываться от всего остального мира, не лучше ли весь остальной мир приблизить к России? Тем более, Восток нам всегда был близок.
Мудрецы и поэты Востока: Руми, Шанкарачарья, Миларепа, Лао Цзы, Конфуций, — только обогатили его, ключниковское, понимание духовных глубин Православия и желание вернуться на духовную родину, к русским истокам. Как Пушкину свободное владение французским языком только помогло стать непревзойдённым мастером русского стиха.
Соединяя в себе любовь к традициям и стремление к новизне, к новому опыту, писатель у всех своих героев видит подобное взаимопроникновение вечных истин и пророческих откровений, духовного и телесного, прошлого и будущего. И уже нет ни консерваторов, ни революционеров, а есть дарованный Небом путь познания мира в себе и себя в мире. И в этом постижении жизни, в понимании России и русского опыта в чём-то равны Михаил Булгаков и Андрей Платонов, Михаил Шолохов и Александр Солженицын, Александр Блок и Николай Островский…
Все герои Юрия Ключникова — люди озарения, люди тонкой творческой энергетики. При этом он явно не любит нытиков и пессимистов: в его книгу, в целом посвящённую деятелям русской культуры ХХ века, попали и два родоначальника русской культуры, Михаил Ломоносов и Александр Пушкин, а также наш первый космист Константин Циолковский и герой великой русской победы маршал Георгий Жуков.
И всё же главными героями, вокруг которых выстраивается вся мистическая концепция русской культуры ХХ века, стали Александр Блок, композитор Сергей Рахманинов, Михаил Булгаков, Борис Пастернак, Сергей Есенин, Николай Островский, Даниил Андреев, Михаил Шолохов, Александр Солженицын и Василий Шукшин… Кому-то будет не хватать Осипа Мандельштама или Николая Клюева, Андрея Платонова или Виктора Астафьева. Кто-то удивится включению в такой мистический ряд тонких мастеров Николая Островского. Кто-то посчитает лишним включение Даниила Андреева. Но это же не законченный список всех русских гениев ХХ века — это герои, близкие и необходимые самому автору для понимания русского характера и русской культуры. Юрий Ключников видит не внешние проявления набожности, а внутреннюю суть своего героя, и потому Николай Островский с его подвижничеством — для него более русский православный тип личности, нежели какой-нибудь лицемерный чинуша, нынче суетливо крестящийся в храме. Он видит героев в тех, кто ставит заслон развалу страны, развалу культуры. Для него: "жив Христос в священнике, который снял рясу и возглавил развалившийся колхоз. В предпринимателе, который дал клятву никогда не торговать водкой и сигаретами. В писателе, режиссере, артисте, которые не допускают в свою работу низость ни под каким видом. В учёном, которого зовут в Америку, но он продолжает трудиться в России. В самом обыкновенном человеке, не сдавшемся тёмным искушениям века…" Его Россия — это не Россия чиновников и держиморд, а Россия народная, Россия богоносная, Россия творческая...
