Газета День Литературы - Газета День Литературы # 121 (2006 9)
Главное свидетельство тому – всё-таки и прежде всего – его слово, звук и "цветопись" его языка... Его имя стоит рядом с именами друзей и товарищей его молодости – Л.Мартынова, П.Васильева, Вс.Иванова, и всё-таки оно стоит несколько "наособицу" – как имя "хранителя мудрости", "искателя живой воды" (такого титула он единственно и жаждал, о чём сказал сам в стихах), "следопыта веков и тысячелетий" – так назвал его писатель-историк А.Югов. Имя не просто яркого художника стиха и прозы, но и – поистине державного мужа, "человека-учреждения", хотя никогда и не занимавшего никаких постов.
Имя подвижника во славу российской духовной самобытности, не раз оказывавшегося под "красным колесом" репрессий, арестов и опал – но
ни в молодости, ни в старости не становившегося в позу "страдальца" либо диссидента: всё это было суетой для человека, сказавшего: "Живём столетьем – не одним мгновеньем".
В сентябре Сергею Николаевичу Маркову исполнилось бы 100 лет...
Мои заметки о нём продиктованы не только желанием отметить в печати сию славную дату. В ином дело: мы должны ощущать присутствие в нашей нынешней бедственной жизни таких людей, каким был он. А был он, неповторимый поэт, сильный прозаик, уникальный учёный – всё-таки одним из многих. Одним из множества трудовых людей, на чьих плечах стояла и стоит Россия. Всей своей творческой судьбой он воплощает в себе жизнестойкость нашего народа, его спокойную богатырскую мудрость. Несмотря ни на что, эти качества – золотая сердцевина в натуре нации – ещё сохранены.
...Алою рябиной на сугробе
Пламенеет русская душа.
Раздумья на рубеже
СИМВОЛИКА...
Мальчик, родившийся в год разрушенья Союза,
майку надел с красной надписью – СССР.
...Где ж ему знать, как сажали в тайге кукурузу,
и вообще как сажали – в острастку, в пример.
А у подружки его улыбается с майки Гагарин.
А у приятеля – генералиссимус
выколот на груди!
...Вроде бы должен быть этим юнцам благодарен
я, выраставший всех этих богов посреди.
Что же невесело мне от такой ностальгии
по временам, заклеймлённым проклятьем "совок"?
...Если и дальше покатится в пропасть Россия –
вызубрят эти юнцы "Краткий курс" назубок.
Если страна – не отечество и не держава,
а криминальный бардак под кликухой Эр-Эф, –
будет манить их имперская лютая слава:
шустрых шакалов красивей поверженный лев.
Ясное дело: все эти "права и свободы" –
тёмное дело. И "мокрое"...
Грустен же я, что превращаются в галантерейную моду
гордость моя – и жестокая горечь моя!
Впрочем, всё правильно... Всё справедливо на свете:
рано ли, поздно ли – кончится время химер.
...Так что не попусту мальчики-девочки эти
майки надели с багряными буквами – СССР.
РАЗДУМЬЯ НА РУБЕЖЕ
...Вот я у нашей страны на краю
рядом с державной границей стою –
и со святою обителью древней.
Дальше – всё тот же родной окоём.
Те же озёра и пажити в нём,
русские наши деревни.
Только всё это теперь – з а р у б е ж.
Это пространство, что было допрежь
тысячелетней землёю
пращуров наших – сегодня оно
разделено, расчленено.
Тело его разрубили живое...
В этом селе я на свадьбах гулял.
В том – дедов родич, могуч и удал,
жил полюбовно с чухонской вдовицей.
Рыбу ловил я вот в этой реке
и целовался вон в том хуторке...
Это теперь – з а г р а н и ц а!
В каждом селении здесь у меня
или товарищи, или родня
были... немыслимо вымолвить: были.
Снова во имя химерных идей
семьи и судьбы стольких людей
разъединили, перерубили...
Вместо одной
Берлинской стены
тысячи новых возведены –
вот он, венец "катастройки".
Тело и душу единой страны
"демократические" паханы
взрезали зубьями Сатаны
на Беловежской попойке.
...Воткнутым в землю
советским штыком
я и стою на разрезе таком.
И замечаю, что рядом –
вот они! – смотрят с той стороны,
дулами к нам устремлены –
танки заморской армады.
Если из НАТО грянет приказ –
будут во Пскове они через час:
нашим десантникам шагу не даст
сделать кремлёвский иуда.
Что ж остаётся? Подобьем штыка,
в землю вонзённого, ждать нам, пока
станем и мы з а р у б е ж ь е м?!
Все мы давно уж в смертной беде.
Новые Минин с Пожарским – вы где?
Нет среди русских сплоченья...
Видите: время пришло собирать
нашу последнюю, смертную рать.
Время сбирать ополченье.
...Знаю, что строки наивны мои:
люди в разброде, в хмельном забытьи.
Время не сыщешь плачевней.
Но – вперекор ему! – снова, опять
я говорю, что пора собирать
нашу последнюю русскую рать.
Время сбирать ополченье.
Роман Солнцев УСЫ. Из истории нашего весёлого семейства
Нынешняя молодежь вдруг отказалась от усов, а начала отращивать смешные вертикальные серпики на подбородках, какие можно увидеть на картинах старинных живописцев, сохранивших облик королей и прочей надменной знати. Иной раз встретишь и усы, но в сочетании именно с такими волосяными полуколесиками, реже – с торчащей вверх бородкой оперного Мефистофеля.
Молодежь ищет лицо.
А я, лишь только встречу так снаряженного подростка (у него, конечно, еще и золотое колечко на левой ноздре, и серьга в ухе, и "косичка Мастера" на затылке), слышу хриплый хохот своего дяди Саши, который носил усики-треугольник, похожие на усики маршала Ворошилова.
– Бороду носит старый человек. Бороду носит мудрый человек. Мужчина должен носить усы. Пока он может действовать.
– В каком смысле, дядя Саша?
– В любом! – был ответ. И ответ казался бы запальчивым, если бы не весь облик невысокого, слегка кривоногого (привык сидеть в седле), но чрезвычайно сильного, темноликого дяди Саши, по-татарски – Шаех. Его мы звали иногда дядя Шейх, на что он гневался.
– В нашей стране не может быть шейхов, мы уничтожили богачей как класс.
– А зачем же, дядя Саша, начальство обещает людям процветание и благополучие?
– А затем, малыш, что все это будет, но сразу у всех, постепенно. А не так, чтобы кто-то выделялся – один богач, а другой в лаптях.
– А если, дядя Саша, один работает хорошо, а другой не хочет работать?
– Воспитаем! – рубил он ладонью воздух крест-накрест, в разговорах со мной становясь как бы и сам подростком. – Заставим! В Конституции написано: кто не работает, тот не ест.
– А если он упорно не работает? А голодовка – это уже политика... я слышал...
Он замирал, уставив на меня вздрагивающие свои желтоватые тигриные глаза. И усики, треугольные его усики тоже подрагивали, словно дядя Саша принюхивался: а не пахнет ли от меня чем-то вражеским, буржуазным, не начитался ли я чего-то недозволенного... Хотя где и откуда? Кроме хрестоматии и разрешенных книг из библиотеки в руках ничего не имел. Разве что слышал россказни, которые и до нашей деревни доходили... да и сам иногда сквозь треск и вой радиоприемника поймаю неведомую станцию, где квакающим голосом кто-то рассказывает ужасные новости из жизни советской страны...
