Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6416 ( № 20 2013)
Около четверти молодых людей в Евросоюзе не имеют работы. Не только дети иммигрантов, но и высококвалифицированные специалисты. Стремление работодателей усилить конкуренцию на рынке научного труда привело к возникновению нового социального слоя - "академических прекариев",то есть работающих условно. Исследователи говорят о трагедии целого поколения учёных.
Маленького Бенуа в этом боннском институте знает практически каждый. Пятидесятидвухлетний, кругленький учитель французского языка оборудовал себе постоянное рабочее место за одним из библиотечных компьютеров. Более десяти лет он приходит сюда как на работу, практиканты, студенты да и многие молодые сотрудники уверены, что он сотрудник библиотеки. Бенуа не опровергает этих убеждений, они ему приятны. Он отечески опекает студентов, даёт им советы. И только мы знаем – Бенуа безработный. Работающий безработный, человек без постоянного, защищаемого законами о труде рабочего места.
После окончания университета он трудился не переставая: лет пять «набирал опыт» на практикантских местах, потом работал «студенческим научным ассистентом» на годовых контрактах. Чтобы получить «студенческую» ставку, он снова поступил в университет, на этот раз заочно. Он числится в нём до сих пор из-за студенческого билета, дающего право на льготный проезд. И для того чтобы формально отвечать критериям, нужным для «студенческого джоба». Правда, в последние годы профессора сразу отказывают такому «студенту» в работе: неловко командовать ровесником.
Лет двадцать назад Бенуа удалось два с половиной года поработать научным сотрудником. Им были довольны, но контракт ограничивался сроками научного проекта: кончился проект, кончилась и работа, а штатных мест не было: маленький француз отправился в вольное плавание. В нём он и проводит всю свою трудовую жизнь.
«Четыре года назад я всё же зарегистрировался безработным, – признаётся он. – А ведь всю жизнь говорил себе: на биржу труда не пойду! Стыдно перед друзьями, перед коллегами, хочется трудиться по специальности. Но теперь, после пятидесяти, уже всё равно... Получаю социальное пособие. А ещё даю частные уроки французского, делаю переводы». С молчаливого согласия директоров института он каждый день приходит в библиотеку, на «своё рабочее место». «Нужно бы выгнать его, чтобы не занимал компьютер, – говорит один из профессоров. – Да неудобно, всё же образованный человек, в годах... И никому не мешает».
Если верить статистике, выпускники вузов в Германии от безработицы не страдают: она составляет где-то 0,2 процента. Причём пристроены не только выпускники перспективных естественно-научных специальностей, но и гуманитарии. Феномен поголовной занятости молодых «академиков» (так называют в Германии людей с высшим образованием) раскрывается просто: свежие выпускники вузов не объявляют себя безработными.
Даже в лучшие для немецких трудящихся времена молодые «академики» старались трудоустроиться своими силами, ныне же, когда государственные службы по трудоустройству стали «Джоб-центрами», образованная молодёжь обходит их стороной. Английское словечко «джоб» в немецком языке и раньше имело пренебрежительное значение, будучи же возведённым на уровень политики занятости, оно символизирует трудоустройство безработного любой ценой: не по специальности, на короткие трудовые контракты, на неполный рабочий день, без профсоюзной защиты.
Ныне практически не действует так называемая граница допустимого, запрещавшая трудоустраивать безработного доктора наук продавцом булочек. Безработному интеллигенту средних лет теперь предложат переквалификацию на «более востребованную обществом» специальность, а потом по ней и трудоустроят. Для статистики он перестаёт быть безработным научным сотрудником, а становится трудоустроенным продавцом. Из писем «Джоб-центра» к нему исчезнет обязательное обращение «господин доктор».
Самолюбие не позволяет молодым людям сразу отказаться от мечты, к которой они шли все годы своей учёбы в университете. Они ищут работу сами. Эту веру молодости в себя беззастенчиво используют работодатели в системе науки и высшей школы. Давно позади те времена, когда университетские профессора старались сплотить вокруг себя учеников, основать свои научные школы. Теперь большинство из них этой возможности лишены.
На нынешнем витке капитализма наука, следуя направлениям, задаваемым средствами спонсоров, теряет не только фундаментальность, но и стабильность, превращаясь в конвейер, где работники собирают детали, не видя целого, да и не интересуясь им. У научного конвейера трудится «интеллектуальный пролетариат», цепи которого – временные контракты.
В любом капиталистическом производстве от конвейерных рабочих ожидают не профессионального роста, а навыков в сборке деталей. Практикантские места, докторантские стипендии, «пост-доки» (короткие гранты после защиты диссертации) и наконец цепь временных контрактов в рамках узких, как правило, спонсируемых проектов – вот те формы занятости, которые предлагает своей молодёжи современное научное производство.
Как и всякие конвейерные рабочие, они могут реализовать себя в «стахановстве»: по всему западному миру из страны в страну мечутся молодые учёные, работающие одновременно в нескольких местах над разными проектами, лихорадочно публикующиеся, надеющиеся на свои силы, верящие, что они всего лишь «собирают опыт», который смогут свести воедино и обобщить в своей великой фундаментальной работе, в научной теории, которую создадут когда-нибудь... когда количество перейдёт в качество, когда им будет дарована стабильность... когда они смогут наконец оглядеться, пустить корни, создать семьи...
Для большинства из них этого не случается никогда. Идеал современного научного глобализированного производства – не высококвалифицированный специалист, а мобильный, молодой и зависимый учёный без корней, без профсоюзной защиты, способный под руководством старших с полной отдачей работать в узких научных проектах.
Молодости присуща не только работоспособность, но и вера в себя, в свои силы и грядущее счастье. Научный конвейер использует эти качества, высасывая «светлые умы» и выплёвывая отработанный человеческий материал. Лишь немногим и отнюдь не самым способным удаётся «зацепиться» в университетских мирах. Кто-то находит стабильность в прикладных сферах: в фирмах, в политике. Остальные гибнут. Они не создают семей. У них нет детей. Их метёт по миру, как сухие листья, к сорока годам их перестают брать на места для молодёжи, они теряют квалификацию, здоровье и веру в себя, а из будущего им беззубо улыбается одинокая и бедная старость.
Работники социальной сферы – приютов, бесплатных кухонь, прежде всего в крупных немецких городах, указывают на последовательное увеличение доли нищих пожилых «академиков» в общем числе нуждающихся: в Берлине, например, их уже более 20 процентов. Научные сотрудники, когда-то неотъемлемая часть стабильного и гордого «среднего сословия» Германии, катятся в пропасть нищеты, да и всё сословие катится туда же. В той пропасти уже лежит труп западногерманского социально-рыночного хозяйства, а над ней веют вольные ветры глобальных рынков.
Несколько лет назад немцев потрясла книга Тило Саррацина «Германия деградирует: как мы проигрываем нашу страну». Лишённым эмоций языком статистики автор показывал: молодые умы Германии, её академическая молодёжь чаще всего не создают прочных семей да и вообще остаются бездетными. Зато в семьях бедных мусульманских иммигрантов репродуктивные процессы в разгаре. Подобная демографическая ситуация в перспективе приведёт к изменению генетических характеристик населения, предупреждал автор. Официальная критика быстро задвинула его в «ультраправый» угол, однако в народе книга вызвала резонанс, причём обрушились, как всегда, на видимого врага, на «исламских иммигрантов».
Между тем счастье мусульман лишь в том, что над ними не властна господствующая в современном ЕС система. Естественные культуры с их религиозностью и крепкими родственными связями, живя в западном постмодерне, не принадлежат ему. В их странах неокапиталистический молох приходит извне, с «запада», и бьёт их привычными средствами: бомбами и ракетами. Поселившись же в сердце его царства, приезжие избегают его тяжёлой руки – у себя дома он цивилизованно поедает местные народы.
Упрекать образованную немецкую молодёжь в «нежелании» иметь детей неверно: желание налицо, возможности нет. Многие студенческие парочки и до сорока с лишним лет живут в прочных отношениях, не создавая семьи, работая на временных договорах, надеясь, что хоть одному из них удастся получить постоянное место. И если это случается, как деловито, с какой любовью вьются семейные гнёздышки, как быстро появляются там дети, сколько внимания отдаётся их воспитанию.
