Газета Дуэль - 2009_14 (613)
К началу Первой мировой войны в 1914 году готовность форта «Северный» составляла более 90 %, форта «Южный» — 80–90 %. Когда к концу 1914 года выявилось полное господство Черноморского флота, делавшее невозможным германо-турецкий десант в Крым, строительство фортов сухопутной обороны и новых береговых батарей в Севастополе было прекращено и вся рабочая сила, строительные материалы, броневая сталь, вооружение были отправлены на Балтику на строительство объектов береговой обороны и прежде всего «Морской крепости Петра Великого» вокруг Ревеля (ныне Таллинн).
После окончания Гражданской войны, в 1921–1925 гг. эти балаклавские укрепления вошли в состав 12-го участка балаклавской группы укреплений Севастопольской крепости. Они состояли из бетонных казематов, орудийных площадок, систем оборонительных бетонированных рвов глубиной 2–3 метра.
Окончательно строительство долговременных укреплений на этих балаклавских высотах завершено не было, поскольку тогда посчитали еще до окончания строительства, что эти фортификационные сооружения морально устарели и не могут противостоять новым видам вооружения.
Особенностью «Южного форта» является необычное для человека несведущего в российской дореволюционной фортификации сооружение из листовой брони, сохранившееся до нашего времени — пресловутая «бочка смерти». Это высотный наблюдательный пост в виде железной «бочки» диаметром 1,8 метра и высотой 2 метра, которая висит на скале над пропастью. В «бочке» в стенах и полу были оборудованы специальные прорези для установки артиллерийского дальномера. Изначально таких «бочек» было две. Одна из них была либо сбита артогнем в 1941-42 или1944 годах, либо срезана на металл в послевоенное время.
В начале ноября 1941 года в связи с приближением немецких войск к Севастополю с южного берега Крыма в Балаклаве был сформирован Сводный полк морской пехоты под командованием майора И.Г. Писарихина, до этого начальника морской пограничной школы в Балаклаве. Полк состоял из двух батальонов. Один батальон был сформирован из курсантов морской пограничной школы, другой из курсантов Балаклавского водолазного техникума ЭПРОН (в дальнейшем Школа водолазов Черноморского флота). Полк не имел на вооружении артиллерии и минометов, и его артиллерийскую поддержку должны были обеспечивать береговая батарея № 19 в Балаклаве (четыре 152-мм орудия) и зенитная батарея в районе села Камары (ныне Оборонное) в составе четырех 85-мм пушек.
Свой первый бой полк начал 10 ноября 1941 на подступах в Варнутской долине. Его противником стал 105-й пехотный полк 72-й немецкой дивизии. В ходе этого боя был тяжело ранен командир полка майор Писарихин и его заменил капитан Бондарь до этого командир батальона морской пограншколы. После этого полк отступил на высоты 440,8 (у деревни Камары) и 386,6 («Южный форт»). 13 ноября 105-й немецкий пехотный полк в ходе ожесточенных боев сбросил морских пехотинцев с этих высот и на следующий день, 14 ноября, обе эти высоты и территория «Южного форта» несколько раз переходили из рук в руки. В результате этих боев противник потерял высоту 440,8, но сохранил за собой «Южный форт», где прочно закрепился. Отсюда немцы на следующий день, 15 ноября, вновь начали наступление и 18 ноября вновь овладели высотой 440,8 и деревней Камары у ее подножья, а также высотой 212,1 с находящимся на ее вершине «Северным фортом».
Срочно переброшенные с других участков обороны Севастополя к этому месту немецкого прорыва 2-й полк морской пехоты и Местный стрелковый (караульный) полк Главной базы ЧФ после нескольких дней ожесточенных боев окончательно выбили немцев из Камары и овладели частью высот 440,8 и 212,1. В результате чего территория «Северного форта» оказалась поделена между советскими войсками и немцами примерно пополам. Противник закрепился в южной половине территории форта, защитники Балаклавы, соответственно, в северной. После этого линия фронта под Балаклавой оставалась неизменной вплоть до 30 июня 1942, когда защитники Балаклавы по приказу отступили на мыс Херсонес.
В ходе начальной фазы операции по освобождению Севастополя в период 18–19 апреля 1944 года после короткого боя практически с ходу этими укреплениями овладели части 242-й стрелковой дивизии.
На стенах форта сохранились выцарапанные надписи, датированные еще довоенными временами. Есть и надписи времен обороны города. Нет только надписей, оставленных теми «пленными матросами», о «сбрасывании» которых с «бочки» так много говорят. Более того, севастопольские скалолазы, обследовавшие подножье скалы под «бочкой» не обнаружили там ни одной человеческой кости.
После войны сооружения использовались как полигон для испытания авиабомб, затем в качестве склада для хранения боеприпасов и взрывчатых веществ Балаклавского рудоуправления им. Горького. В 70-80-е годы прошлого столетия территория использовалась для размещения аэростатной команды, обеспечивающей подъем антенны для связи с находящимися в любом районе Мирового океана советскими атомными подводными лодками.
На сегодняшний день часть подземных помещений обоих фортов затоплена грунтовыми водами, большая часть металлических деталей вырезана мародерами.
К. КОЛОНТАЕВ
ШЕСТЬДЕСЯТ ОДНА НЕПРАВДА НИКИТЫ ХРУЩЁВА
Одна из самых необычных новинок последнего времени в жанре non-fiction — вышедшая в русском переводе книга американского историка профессора Монклерского государственного университета Гровера Ферра “Антисталинская подлость” (“Алгоритм”, 2007), в которой “по косточкам” разбирается знаменитый доклад Н.С. Хрущёва на ХХ съезде КПСС. В короткий срок с книгой успели познакомиться тысячи читателей, она попала в категорию бестселлеров в некоторых магазинах, была обругана и обласкана в отзывах первых читателей-критиков и даже в наше рыночное время успела стать библиографической редкостью…
Вот почему нам показалось интересным обратиться к самому профессору Ферру, чтобы получше познакомиться с самим автором, узнать его мнение, что называется, из ”первых рук”.
— Профессор, скажите, как и почему вы, выпускник Принстона, чья диссертация на степень доктора философии была посвящена французскому Средневековью, заинтересовались советской историей, эпохой Сталина?
— Моя основная специализация — медиевистика. Какого-то особого сертификата, “удостоверяющего” право на изучение истории сталинского СССР, у меня нет. Зато благодаря Средним векам удалось получить профессиональные навыки исторических исследований: например, читать и исследовать неанглоязычные первоисточники, никогда не полагаться на “общепринятые” взгляды и не доверять мнениям “признанных авторитетов“, если не убедился в чём-то сам.
Будучи аспирантом, я в 1965–1969 годах участвовал в акциях протеста против войны США во Вьетнаме. И вот однажды кто-то сказал мне: вьетнамские коммунисты просто не могут быть “хорошими парнями”, все они “сталинисты”, а “Сталин уничтожил миллионы невинных людей”.
Замечание запомнилось. Наверное, поэтому в начале 1970-х я ухватился за первое издание “Большого террора” Р. Конквеста. И был потрясён прочитанным!
Надо сказать, что уже в те времена я читал по-русски, поскольку изучать этот язык начал ещё в школе. И тщательнейшим образом проработал конквестовское сочинение. До сих пор никто, наверное, не проделывал с книгой маститого советолога ничего подобного. Тут-то стало понятно, что исторические свидетельства в “Большом терроре” использовались автором откровенно жульническим образом. Сделанные им выводы просто не соответствуют тому, что Конквест приводит в качестве доказательств в ссылках своей книги. Ну, а в целом все его источники подбирались по степени их враждебности к Сталину, независимо от надёжности каждого из них.
В общем, в конце концов родилась идея собственного исследования по теме так называемого “террора”. На работу ушло довольно много времени. Первая статья “Старые истории о маршале Тухачевском в новом свете” увидела свет только в 1988 году… По времени это совпало с рождением новой исторической школы, и я посвятил себя изучению трудов таких учёных-исследователей, как Джон Арч Гетти, Роберт Тэрстон, Роберта Мэннинг, Шейла Фицпатрик, Джерри Хау, Льюис Зигельбаум, Линн Виола…
— Полагаю, эти имена мало что говорят российскому читателю. Трудно вообразить, что после Конквеста представители какой-то новой западной “школы” способны привнести что-то иное в осмысление истории Советского Союза…
— Как раз наоборот. Школа, о которой я говорю, возникла как антитеза Конквесту и концепциям тоталитарной советологии времён “холодной войны”. Проштудировав все имеющиеся свидетельства и, что ещё важнее, стараясь сохранить объективность, исследователи новой школы показали несостоятельность троцкистских, хрущёвских и горбачёвско-ельцинских интерпретаций советского прошлого. Последние умудрились настолько скомпрометировать себя политической предвзятостью, что их сочинения следует считать скорее образчиками пропаганды, нежели работами по истории.
