Николай Долгополов - По ту сторону спорта
Итак, футбол и гольф благополучно пережили высочайшие запреты. И не случайно. В гольфе, бесспорно, есть немало привлекательного. Игра доступна практически каждому здоровому человеку. Чтобы помахать клюшкой, не обязательно быть классным атлетом и заядлым спортсменом-физкультурником. Играют в неё люди всех возрастов — от школьников до пенсионеров. В канадском городе Этоубико, я видел, как, передвигаясь по газону в колясках, старенькие инвалиды ловко подъезжали к мячику и наносили прицельный удар миниатюрной клюшкой. Пожелавшему испробовать твёрдость своей руки и меткость глаза не требуется никакой специальной подготовки. Нужны (простите, я всё о том же) терпение и время. Нет партнёра? И не надо! Сосчитайте сами сделанные вами удары и сравните их с результатом, показанным на этом поле профессиональными игроками. И разве не доставит удовольствия побегать по траве, отключившись на несколько часов от домашних, рабочих и прочих забот. В Великобритании у гольфа два миллиона преданных поклонников, в Северной Америке — 10. Лично у меня состязания по гольфу интереса не вызвали. Мне кажется, в эту игру лучше играть самому, чем наблюдать за ней по телевидению. В Канаде, США, Англии она собирает полные трибуны. Розыгрыш Кубка мира транслируется на многие страны. Имена сильнейших профессиональных спортсменов: американцев Джека Никлауса и Арнольда Палмера, англичанина Тони Джеклина — известны болельщикам не хуже имён хоккейных и футбольных знаменитостей.
Но аристократический характер игры не изжил себя. Нет-нет да и проявится знатная родословная, кичащаяся своей голубой кровью и незыблемостью устаревших традиций. Организация Объединённых Наций рекомендовала спортсменам всех стран и народов не поддерживать контактов с расистами ЮАР. Об этой рекомендации хорошо известно руководителям международных спортивных федераций. Решением МОК государство, в котором процветает апартеид, отстранено от участия в международном олимпийском движении. А в состязаниях по некоторым неолимпийским дисциплинам спортсмены Южной Африки стартуют и по сей день. Среди них, к сожалению, и гольф. Южноафриканец Гарри Плэйер колесит по свету, собирая призы на всевозможных турнирах и прославляя страну расизма. Эти вояжи наверняка выгодны Плэйеру и пекущимся о поддержании расистского спортивного престижа. А вот гольфу они популярности явно не прибавляют…
К СОРЕВНОВАНИЯМ по травяным лыжам — дисциплине, как вы понимаете, тоже не олимпийской, спортсмены ЮАР не допускаются. Комитеты по лыжам на траве входят в состав национальных лыжных федераций. Те, в свою очередь, объединены в Международную федерацию лыжного спорта, которая одной из первых отвернулась от расистов.
Пожалуй, в длинном ряду спортивных дисциплин травяные лыжи занимают место где-то в самом конце дальнего фланга. Они ещё не вышли из детского возраста, но почитателей приобретают быстро. В 1967 году фабрикант из западногерманского города Штутгарта герр Кайзер для личного интереса прикрепил к нижнему жёлобу бракованных, чересчур коротких лыж нейлоновую ленту с круглыми пластиковыми роликами шириной четыре сантиметра. На этой необычной конструкции можно было лихо съезжать с невысоких, покрытых травой горок. Автор и сам не ожидал, что новинка пойдёт, понравится. Опытную партию запатентованного изобретения раскупили мгновенно. В ФРГ и соседних с нею странах снега выпадает мало, а покататься на лыжах хочется. Ездить на дорогие швейцарские горные курорты по карману редко кому. И как приятно, когда лыжный сезон продолжается круглый год.
Разворотливый Кайзер в считанные недели наладил выпуск невиданной, но пользующейся спросом продукции. Лыжи были ещё больше укорочены и не превышали иногда длины подошвы обыкновенного ботинка. Так легче удержаться, не потерять равновесия. Эту модель и покупали новички. Спортсмены поопытнее предпочитают иную разновидность — длиной до 75–80 сантиметров. И обувь надевают соответствующую — горнолыжную, чтобы при падениях — а они случаются нередко — избежать травм колена. В мае 1970-го организовали международные состязания. Травяные лыжи благополучно добрались до соседних с ФРГ Австрии и Швейцарии, Англии и Франции, Италии и… Австралии.
В первый и пока последний раз я увидел травелыжника (термин мой собственный) в швейцарском городке Давосе. В почти пустом старинном фуникулёре мы поднимались высоко в горы, на верхушках которых белел среди зелени лугов и черноты скал талый июльский снег. Курорт отдыхал от зимних метелей и потока туристов-горнолыжников. Выйдя из фуникулёра, мы почувствовали себя полноправными альпинистами. Путь к пику преграждала табличка. Остроумные швейцарцы на пяти языках предлагали: «Преодолейте эти последние метры по снегу самостоятельно, без нашего фуникулёра. Вернувшись домой, вы с полным основанием расскажете, что покорили одну из высочайших вершин горного Давоса». Мы вняли совету и, спотыкаясь в тёмно-бурых сугробах, пробрались к вершине. Самолюбие разыгралось. Вниз, в Давос, спускались тоже пешком.
На тропинке и встретили травелыжников. Трое разговорчивых французов студентов денег на поездку в сверхдорогой зимой Давос не накопили. И отправились в путешествие летом, прихватив травяные лыжи. По словам ребят, горнолыжную технику они осваивали на уроках в специальной школе. Но на траве сложных поворотов не сделаешь, скорости не наберёшь. Зато лыжи скользят по зелени легко и без усилий. Французы падали и смеялись: ушибиться, упав в мягкую траву, невозможно. Травелыжники ненамного опередили нас, спускавшихся с горы на своих двоих. Но удовольствия, радости получили гораздо больше.
Я рассказал о пяти неизвестных, пока не распространённых в нашей стране дисциплинах: женском водном поло, игре с булавами, бейсболе, гольфе и травяных лыжах.
Одни непривычные спортивные увлечения родились недавно, другие известны уже века. У нас в стране национальные виды спорта в большом почёте, по ним проводятся массовые соревнования, присваиваются разряды и даже звания мастеров спорта: борьба куреш, чидаоба, гонки на оленьих упряжках… Случается, что некоторые вновь изобретённые виды спорта за кратчайший срок становятся популярными во всём мире. Вспомните: виндсёрфинг, виндгляйдер, прыжки на батуте… И уже не важно, где родилось это увлечение, а важно, что оно стало общим достоянием. Пусть канадским называют хоккей с шайбой — наша ледовая дружина неизменно побеждает в крупнейших турнирах. Пусть русским зовётся хоккей с мячом — у него сегодня много поклонников в Швеции, Норвегии, Финляндии. Пусть их будет больше, спортивных новинок, соединяющих людей.
Страх в цене
Плохих игр, как и плохих от рождения людей, не бывает. Состязания превращаются в жестокие и вызывающие низменные чувства зрелища, конечно, не по вине непосредственных исполнителей — обычно людей смелых и незаурядных, но талантом делать деньги не обладающих. Капитал за них преспокойно наживают предприниматели, вкладывающие доллары и прочую валюту в бесстрашных спортивных каскадёров. В кино, например, гибель трюкача чревата для режиссёра крупными осложнениями. В мире же профессионального спорта смерть или рана гладиатора — дополнительная и бесплатная реклама для содержателя аттракциона, где на входные билеты введена наценка за бренность недорого стоящей человеческой жизни.
Храню и лелею редко надеваемую старенькую выцветшую маечку с полинявшим сюжетом — в горной расщелине над синим морем парит в воздухе одинокая фигурка. На майке, почему-то с ярлыком «Сделано в Швеции», окольцовывающая рисунок надпись: «Акапулько, прыгуны горы Кебрада».
Эх, Акапулько, Акапулько, мексиканский городок на песчаном берегу Тихого океана, куда слетаются отдыхать, купаться и загорать со всего Американского континента. Публика собирается обеспеченная — большинство из США, хотя самые богатые предпочитают пышную Флориду и аристократические Гавайи. В Акапулько еда и услуги обходятся сравнительно недорого, а солнце бесплатно палит круглый год.
Со сборной СССР по прыжкам в воду мы путешествовали тогда — 40 часов лёта с бесчисленными посадками и пересадками, сменой самолётов — по маршруту Канада — Мексика — США. Названия стран сократили и назвали турне «Канамекс». В тот раз «Мекс» — Мексика — случайно выпало на Акапулько. Первое впечатление — раскрашенные радугой дельтапланы в голубом небе. Неизвестно чего больше — их или машин на ведущем в город шоссе. Серебрящийся песком пляж — прямо под окнами скромного отеля «Посада дель Соль». Непривычно очутиться в лениво развлекающемся городишке после напряжённого московского ритма и прыжкового турнира в канадском Торонто, кипящем энергией и деловитостью.
Нам объяснили: вы попали «не в сезон». Полупустые отели и пустые рестораны, пустынные пляжи… Вечерами гуляя по улицам с тренерами, ныне покойным Гердом Александровичем Буровым и Борисом Павловичем Клинченко, мы боялись присесть на скамейку. Стеснительный Клинченко испуганно шептал: «Не надо, не надо. В гостинице насидимся». А мы с Буровым покатывались со смеху: знакомство с Акапулько началось забавно. Сели отдохнуть в парке и были в мгновение ока окружены громкоголосым хором певцов-марьячес, пропевшем серенаду в честь зардевшегося Бориса Павловича. Подхватились с места и заскочили в ресторан напротив. Откровенно спавшие в полном отсутствии посетителей оркестранты вскочили будто пожарники при возгласе «Горит!», и зазвучал нежданный туш. Рванулись из дверей и были «пойманы» владельцем соседнего пивного бара. От него уже не ушли: ловкач буквально всунул в руки по кружке, и мы продегустировали изделие мексиканских пивоваров. Загорали на пляже, и любознательный прыгун в воду Саша Косенков занялся рассматриванием безделушек, которые притащил бродячий торговец. Непростительный, как выяснилось, поступок спортсмена Косенкова послужил сигналом к атаке. Мы попали в окружение — сувениры тащили чемоданами. «Саня, покупай, — выкрикнул не раз бывавший в подобных переделках Буров. — Иначе не отпустят». Косенков полез в карман и вызвал перепалку среди служителей свободной торговли: у кого будет покупать белобрысый европеец. Косенков с перепугу приобрёл какое-то произведение народного искусства. Это и послужило основанием на снятие осады: нам было позволено спастись полупозорным бегством. «И ещё свистят», — злился Саша, прижимая завёрнутую в газету покупку. «Нечего прицениваться ко всякой ерунде», — на ходу советовал я. И был не так уж и не прав: при рассмотрении в отеле произведение вдруг приняло вид обыкновенной, отшлифованной морем деревяшки.
