Самуил Лурье - Письма полумертвого человека
Факт фундаментальный. Он, без сомнения, умножит славу СПб университета. Только хотелось бы уточнить методику: как удалось добиться от населения столь интимных признаний? Потому что если ко мне подойдут на улице и спросят в лоб: на какое животное похож руководитель государства?.. нет, лично я за себя не ручаюсь; тоже, наверное, скажу, что на орла. Или что на льва. Смотря сколько будет экспериментаторов.
В прежнее время работали больше по письменным источникам:
"Товарищ Сталин, говоря о Ленине, назвал его горным орлом. Образ горного орла - это высокохудожественный образ народного творчества, раскрывающий величие человека, его благородство, силу, мощь. Советский народ в произведениях о товарище Сталине создает живые художественные образы, порожденные жизнью, социалистической действительностью, - образы, которые могут наиболее выразительно раскрыть величие Сталина, неизмеримость его заслуг перед народом и партией. Народы говорят: Сталин - орел, обучающий орлят летать ("Железные крылья", перевод с таджикского), ввысь поднявшийся орел ("Орел", перевод с грузинского), Сталин - крылья для поднявшихся в небо... Сталин - новых дней отец, пышный сад с душистыми плодами ("Из глуби сердца", армянская песня), маяк в жизни ("Говорит Гаджи", азербайджанская песня), маяк в бушующем море ("Маяк", перевод с лезгинского)...".
Тоже писали - не гуляли. Тоже профессор старался, д. и. н. Цитирую по "Ученым запискам Академии общественных наук при ЦК ВКП(б)", 1951 год:
"Мощный полет мысли, величие, смелость, отвага Сталина порождают в народном творчестве поэтический образ орла, парящего высоко в небе. "Сталин - орел могучий", поется в удмуртской песне. Обращаясь к И. В. Сталину, донские казаки говорят:
Нас ведет наш Сталин,Наш орел могучий,По путям нехоженным,По цветным полям..."
Как видим, научная традиция жива - и снова плодоносит. А Вы брюзжите, что пресс-релизы безграмотные. Подумаешь, важность какая. Ведь их сочиняют особы, как правило, молодые, ценимые начальством отнюдь не за орфографию, а, скорей, за безотказность.
Тут недавно попрекнули отечественную буржуазию: не любит, мол, отчизну, из скупости держит большой спорт в черном теле. А по-моему, в ножки надо ей поклониться, в ножки: практически всех, у кого затруднена речь и плох письменный русский, взяла на содержание, все они теперь пресс-секретари да пресс-атташе, кто при банке, кто при бане. (Но и стилисты не в обиде: пиши, золотое перо, в глянцевый журнал, с чистой совестью носи заработанные в поте лица колготки "Леванте".) Плюс охранников почти миллион... Нет, российский капитализм - рай для тунеядцев, не хуже зрелого Застоя. Многие, правда, сидят и на нашем горбу, причем с оружием, - но тут уже ничего не поделаешь.
Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий я, знаете, обращаюсь всегда к Михал Евграфычу, гадаю, так сказать, по 20-томнику: "... потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел..." "Но ничего не вышло, - пишет наш автор далее. - Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели", и проч., и проч.
Вот и я чуть не всю жизнь думал, что дело в щуке: присосалась, некоторым образом перековав на орало свой щит и меч; таков, говорят, наш исторический рок, что согнать ее можно не иначе как откинувшись голой спиной на ежа. Но тут в телеящике была "Свобода слова" С. Шустера. Название забавное, но дискутировали всерьез: оказывается, вся причина - в инородце; инородец, видите ли, повсюду нас теснит; как бы это депортировать его куда подальше? У ведущего галстук алый, а лицо такое взвешенное, вся повадка пионерская... Того гляди затянет: Забота у нас простая, Забота наша такая: Прижать инородца к ногтю (вариант: иноземца - к сердцу) - И нету других забот...
Знаете что, Дмитрий Владимирович? Поднадоела мне политика. Как сказал бы Гораций, odi profanum vulgus et arceo - в русском переводе: любись они конем! Не заняться ли нам для разнообразия чем-нибудь другим - хоть литературою?
Письмо XXIII. Д. Ц. - С. Л.
3 апреля 2002
О дряни
Прям как в том анекдоте: какое бы изделие и из каких бы деталей ни стал собирать - все равно получается пулемет. Что ни примусь кропать - выходит, как у Блока в статье "Религиозные искания и народ": "... а в России жить трудно, холодно, мерзко".
В последнем письме Вы предложили бросить в нашей переписке политику, обратиться к литературе. Охотно.
О, как русская литература умела описывать-заклинать бесов! У Достоевского - целая галерея подпольных людей: с какой ослепительной ледяной яростью он анатомирует подлое, омерзительное в человеке. Чехов бессильно цепенеет перед беспросветной свинцовой злой тупостью Злоумышленника и Унтера Пришибеева. Булгаков вывел страшную Аннушку Пыляеву, которая в животной ненависти к любому проявлению цивилизации спалила роскошный, умно и комфортно устроенный дом, где сама же и жила. Набоков... - и т. д.
... Сижу дома. Около полудня. Звонок, незнакомый мужской голос, по выговору - "из простых": "Дмитрия можно?" - "Это я". - "Знаете такого..." и называет фамилию одного дирижера, который сейчас живет в Германии и частенько наведывается сюда. "Да, это мой приятель". Оказывается, Андрей прилетел сегодня ранним утром, а звонящий мне - допустим, Семен - подвозил его из Пулкова. И рассеянный дирижер умудрился позабыть чемодан в багажнике: "Я уже отъехал, вспомнил, вернулся к дому, где его высадил, подождал минут сорок, но никто не вышел, не стоять же мне там целый день..." - и начинает перечислять содержимое чемодана: "Тут ноутбук, записная книжка электронная, где ваш телефон, костюмы, ботинки, вино какое-то дорогое, виски, кредитные карточки... У него, наверно, без этого компьютера весь бизнес порушится? И в книжке: Париж, Лондон, Нью-Йорк, ему, наверно, эти адреса позарез нужны?" "Конечно, конечно, Андрей будет вам очень благодарен. Сейчас постараюсь его найти и сразу вам сообщу. Не могли бы вы дать ваш номер?" - "Нет, я вообще-то сам в органах работаю, тут телефон служебный". - "Хорошо, перезвоните мне через пару часов".
Лихорадочно набираю общих знакомых (одна из них восклицает: "Вот, есть же еще порядочные люди!" - о, каким саркастическим смехом залилась она потом, вспоминая эти слова...), совместными усилиями через Германию удается узнать петербургский телефон Андрея. "Как ты думаешь, сколько это стоит?" спрашивает он. - "Ну... дай ему долларов сто".
Нетерпеливый Семен перезванивает много раньше, опять упорно бубнит про необходимость ноутбука для бизнеса... Тут, признаюсь, интонация стала как-то явственно гаденькой, какое-то шевельнулось во мне сомнение... подозрение... Но, в конце концов, у меня, кроме этих хлопот, и своя работа есть, в редакцию пора, так что я снабжаю Семена номером - и уже ничего, кроме рассказа Андрея, как все уладилось, не жду.
Напрасно.
Звонок. Семен:
- Он мне предложил двести долларов. Но ведь только компьютер стоит восемьсот, и без него у вашего друга весь бизнес не пойдет...
- И что?
- Вот, а у меня сейчас, типа, с деньгами туго. А я сам попадал в такое положение, когда документы потерял, так я за них больше заплатил... В общем, я хочу тысячу.
- А зачем вы мне звоните?
- Ну, как посреднику.
- Зачем же посредник - скажите прямо Андрею. Если его устроят ваши условия, он их примет, если нет - оставьте чемодан себе.
Это, Самуил Аронович, как со злой собакой разговаривать: сиди спокойно, я тебе ничего плохого не сделаю... Но здесь, однако, наступает самое поразительное и упоительное место диалога:
- Ну... мне неудобно.
Тут мелькнула еще одна литературная тень - Щедрина:
"Мальчик без штанов. Да неужто деревья по дороге растут и так-таки никто даже яблочка не сорвет?
Мальчик в штанах (изумленно). Но кто же имеет право сорвать вещь, которая не принадлежит ему в собственность?!
Мальчик без штанов. Ну, у нас, брат, не так. У нас бы не только яблоки съели, а и ветки-то бы все обломали!"
Но - не морали же мне читать: вот он положит трубку - и с концами, приходится говорить, как Черномырдину с Басаевым:
- Что ж неудобного, Семен? Вы этого чемодана не воровали, он вам достался случайно. Хотите - верните владельцу за ту или другую сумму или вообще бесплатно. Хотите - пользуйтесь, он теперь ваш.
- Так зачем мне ботинки 45 размера и костюм 54-го?
- Это уж я не знаю. Снесите на вещевой рынок. Но я бы на месте Андрея, чем выкупать старые вещи за их цену, купил бы за те же деньги новые.
- Нет, они дороже тысячи. Вот тут одни только брюки кожаные долларов двести стоят.
Чувствуя, как меня засасывает тошная, дурная бесконечность этого разговора, я его сворачиваю. В конце концов, что еще я мог сделать, кроме как попробовать структурировать ситуацию в этом темном сознании?
