Юрий Поляков - Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма
Сколько мы просим власть: помогите навести организационно-правовой порядок в писательском сообществе, чтобы оно стало профсоюзом, гильдией, опорой (особенно молодым и пожилым литераторам), а не россыпью артелей по распилу остатков собственности. Уставы союзов писателей держат в тайне от самих писателей, как план «Барбароссы». Такой несменяемости кадров не знали ни Марков, ни Михалков, ни Брежнев. Руководительница одной организации в бегах, другой пьет на посту уже 25 лет и спит на своем руководящем столе. Никаких примет творческой жизни. Праздник детской книжки в Москве проводила «Литературная газета» — союзы писателей отказались в виду отсутствия возможностей. Знаете, что на наши «сосы» отвечает власть? «У нас демократия, и мы не можем вмешиваться в деятельность общественных организаций. Решайте свои проблемы сами!» Конечно, НКО — это совсем даже не общественные организации. А что же, например, банки свои проблемы сами не решают? У нас ведь рынок! Ну, лопнут и лопнут. Другие вырастут. Нет же, в кризис власть закачала в банковскую систему миллиарды. Почему? Что за двойной стандарт? Тетенька власть, сделай писателям в год литературы подарок — забери нас из Министерства связи, мы же не почтальоны!
И последнее. Предыдущий оратор Михаил Лермонтов, потомок великого поэта, сказал, что русский язык — главный носитель национальных кодов. А теперь откройте программу пленарных заседаний Общественной палаты и почитайте: «питч-сессия», «кофе-брейк», «панельная дискуссия»… Мы что, на панель вышли? Разве нельзя по-русски? У нас уже была элита, говорившая не на том языке, на котором изъяснялся народ. Кончилось это плохо…
Швыдкой комсомолец
Записывался в «Культурной революции» у М. Швыдкого. Тема: «Гибель европейских ценностей». Короче, закат Европы. Я, конечно, настаивал на кризисе европейских ценностей. Сначала моим оппонентом должен был выступить М. Веллер, но вместо него предстал актер и режиссер И. Яцук, полный проевропейского оптимизма. Почему Веллеру отказали в последний момент, я не знаю: он всегда говорил в тему. Видимо, энциклопедическое чревовещание выходит из моды. Спор с И. Яцуком вышел занятный, советую посмотреть, передачу покажут, наверное, в канун Нового года. Вообще, профессия актера — дело опасное: если знаешь наизусть все слова Гамлета из одноименной трагедии, то в какой-то момент тебе может показаться, что ты и есть Шекспир со всеми вытекающими последствиями.
Порадовался встрече с моим давним знакомцем М. Швыдким. Он был непривычно грустен, словно за границей у него заблокировали счет. Когда-то мы соратничали в комсомоле: я был секретарем комитета комсомола в Московской писательской организации, он в журнале «Театр». Встречались мы в Краснопресненском райкоме, который тогда возглавлял нынешний редактор МК П. Гусев. К чему это я так размемуарился? Ну, во-первых, положение обязывает — седьмой десяток как-никак пошел. А во-вторых, я глубоко убежден, что у людей моего поколения и достоинства, и дурь, и подлости, — всё тянется оттуда, из советской эпохи. И если человек старается не вспоминать о своем советском прошлом, следовательно там что-то не так, а значит, и здесь не эдак. Передача вышла веселая, очень на меня нападал один полиглот, фамилию, увы, забыл. Кажется, я не понравился ему на биохимическом уровне.
Но почему же так грустил Швыдкой? Уж не о европейских ли ценностях?
Культур-мультур
Был я в Кремле и слушал Послание президента Путина Федеральному Собранию. Меня иногда приглашают как редактора ЛГ, и если получается, я стараюсь бывать на таких мероприятиях. Интересно! Когда суверен обращается к правящему слою, на каком-то флюидном уровне ощущаешь реальные отношения лидера с политическим классом. В марте Президент провозглашал воссоединение Крыма с Россией, а я сидел в Георгиевском зале так, что мог видеть физиономии членов властной команды. У некоторых было такое выражение лица, словно в Чикаго скончалась любимая бабушка. На сей раз я тоже заметил кое-что любопытное. Во время первой части, когда Путин формулировал основы сопротивления западному игу, вокруг покряхтывали и сопели наши гормональные либералы, а патриоты радостно кивали. Но когда он заговорил о послаблениях бизнесу, об амнистии капиталов, облегчении налогового бремени, роли поменялись: сытые державники затосковали, а либералы счастливо запереглядывались, как родственники невесты, оказавшейся вопреки ожиданиям, девственницей.
Мы, труженики культуры, сидели кучкой и ждали последнюю часть Послания, в конце по обычаю доходит речь и до «надстройки». Под занавес Года культуры мы надеялись на более подробный разговор об этой сфере и даже к какому-то прорыву, в смысле финансирования, которое при советской власти было остаточным, а теперь стало ошметочным. Послание кончилось, а до культуры так дело и не дошло. Мы переглянулись, будто обманутые дольщики. Увы, наша государственная система давно относится к культуре как к прическе. Поясню сравнение: держава — тело. Власть — голова, промышленность — пищеварение, оборона — мускулы, а культура… так себе… — шевелюра. Ну, поредела, ну, забыли помыть, ну, облысение, ну, перхоть… Не смертельно! Вот если финансовый запор — тогда беда! А тут кудри… Мы же отцы нации, а не парикмахеры…
Ой, напрасно! Не случайно у библейского персонажа — вся сила таилась в волосах. Да, мы вернули политический суверенитет, да, стараемся вернуть экономический, но культурного суверенитета у нас нет. Вообще. А ведь это главное. Кинотеатр, где с утра до вечера мы смотрим американские фильмы, — это, в сущности, виртуальный гарнизон оккупационных войск. Обидно. Стыдно! Может, именно поэтому в Послании культуру и опустили — в хорошем смысле слова.
Читка
Вчера читал пьесу «Женщины без границ» в театре «Модерн», которым 27 лет руководит Светлана Врагова. Этот театр я люблю — пересмотрел почти весь репертуар, а «Екатерину Ивановну» — не единожды. Да и место для меня особенное. Здесь, в здании Хлебной биржи, при Советской власти был дом пионеров Первомайского района, здесь я начал искать себя, пометавшись по всем кружкам — от духового до изобразительного. Актеры пьесу слушали со сдержанным интересом, как и подобает коллективу интеллектуального театра. Мое сочетание мистики, социальной сатиры, бытового юмора и психоаналитической чувственности, вроде, понравилось. Врагова сразу нашла аналогии, например, с Феллини и сымпровизировала возможную режиссерскую трактовку, по-моему, интересную. В театре загадывать никогда нельзя, но не исключено, что премьера состоится в конце сезона. Как сказал ведущий актер «Модерна»: «Спектакль обречен на успех». Кстати, в «Сатире» «Женщины без границ» шли семь лет на аншлагах и закрылись по печальному поводу: смерть замечательного З. Высоковского, игравшего учителя героини, и серьезное заболевание двух главных исполнительниц. А в Иркутске триумфально прошла премьера моей комедии «Халам-Бунду, или Московское сафари». Билеты проданы на несколько месяцев вперед. Да и «Как боги» во МХАТе им. Горького идут при небывалой наполняемости огромного зала — 1600 мест. Кто бывал в конурках ДОКа и «Практики», понимает, о чем речь. Почему я так беззастенчиво себя хвалю? С удовольствием замкнулся бы в бронзовой скромности. Но мне, как главному и успешному оппоненту «новой драмы», театральная критика объявила бойкот. Ну, не нравлюсь я им по всем пунктам, в том числе по «пятому», и объяснять, почему мои пьесы собирают залы и держатся в репертуаре десятилетиями, ни себе, ни читателям они не собираются. Зачем? Друзья взялись за руки и чужих пускать в свой хоровод не желают. Одно утешает: замолчать в искусстве можно только того, кто говорит шепотом.
Случай с Прилепиным
Вчера поздно вечером позвонил хороший человек и спросил: «Ты проголосовал за лауреатов „Большой книги“»? Я ответил, что в этот окололитературный «лохотрон» давно не играю. «Проголосуй! — задушевно попросил он. — Понимаешь, либералы тащат Светлану Алексиевич и заваливают Захара Прилепина, ей ставят десять, а ему ноль, нарочно за патриотическую позицию. Разрыв минимальный, буквально несколько баллов. Поддержи, сделай как они!» Сознаюсь, «Обитель» я так и не осилил, хотя дважды принимался читать. Не мое. Не люблю прозу со спущенными чулками. Да и писать сегодня про ГУЛАГ такое же «безумство храбрых», как в 1937-м повествование о декабристах «во глубине сибирских руд». Впрочем, и патриотизм автора напоминает мне корпоративную майку, какую вручают при поступлении на фирму. «Знаешь, не буду я голосовать… Много лет уже не голосую…» «Я тебя прошу! — взмолился хороший человек. — Нашему издательству это очень нужно!» А печатаемся мы с создателем «Ботинок, полных теплой водки» в одном и том же крупном издательстве. И я, грешно-слабый, все-таки сделал это. Не смог отказать хорошему человеку. Но главное: чувство справедливости сдетонировало с бинарной оппозицией «патриот-либерал» и получился направленный взрыв. Не исключено, что именно мои баллы сыграли решающую роль, хотя возможно хороший человек в тот вечер обзвонил еще дюжину экспертов, и кто-то не устоял, как и я. Не важно. Механизм «олаурячивания» незатейлив и, в сущности, к самой литературе отношения не имеет. Но вот что печально: если признание (в том числе и премиальное) приходит к автору раньше мастерства, то мастерство не приходит к нему уже никогда. Во всяком случае, за сорок лет работы в литературе обратных примеров мне видеть не доводилось. Всё! Выхожу из жюри БК, а то через год снова позвонит кто-нибудь и скажет, что талантливый молодой писатель потерял на баррикадах демократии полромана, но за оставшуюся половину ему непременно надо дать премию. И я не смогу отказать. Парень-то прямо с баррикад!
