Книжка-подушка - Александр Павлович Тимофеевский

1233 лайка. Я тоже поставил. Все мы в фейсбуке дети Памира.

Оказывается, я неправильно запомнил рассказанный отцом анекдот. Чтобы запечатлеть ангельские улыбки детей, Мотыль не снимал штанов и никому ничего не показывал, а всего лишь начертал слово «жопа» на кейсе. Чистота и безгрешность отразились на детских лицах от одного вида этих букв. С современным ребенком такой фокус вряд ли бы прошел. Подросток былых времен, в том числе и на Памире, был более нежным и мечтательным, с более пылким воображением: на него магически действовали слова. Не об этом ли тоскуют, не это ли хотят вернуть депутаты, принимая свой глупейший закон против мата? Чтобы, истосковавшись в безмолвии, мы бы расплылись от счастья, увидев вдалеке мерцающее слово «жопа».

Закон против мата – глупейший, против пропаганды гомосексуализма – преступный, дискриминирующий как минимум 5 % населения, то бишь миллионы людей. Но после антидетского закона, обрекающего на гибель калек-младенцев, калек-сирот, возмущаться чем бы то ни было уже не выходит. И уж точно не выходит граждански указывать властям на это. Смешно, право слово, взывать к чувствам людей, которые только что на ваших глазах слопали ребенка, чавкая, роняя слюну и крича «Слава России!»

Всемирный Русский Народный Собор (ВРНС) под председательством патриарха Кирилла выступил за переименование Волгограда в Сталинград.

«Независимо от оценки личности Сталина, Сталинград стал символом нашего военного искусства и символом высочайшего мужества», – сказано в заявлении.

То есть оценки личности тов. Сталина могут быть разными – с одной стороны, с другой стороны. К чему этот дуализм? Ваше Святейшество! Скажите прямо: молиться за царя Ирода Богородица повелела.

Ну, вот Колокольцев предлагает вернуться к смертной казни. Сейчас патриарх Кирилл расскажет, что Христос завещал побивать камнями во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Одно смущает, общественности представлен весь пакет: пиндосам, пидарасам, иностранным агентам и их попутчикам – красный свет, тов. Сталину и смертной казни – зеленый. Не по-хозяйски как-то: выборов впереди нет, зачем драгоценные патроны расходовали впустую? Что делать, когда придет нужда кинуть кость старушке? – откуда взять, ее больше нет в природе. Ну разве что пуститься во все тяжкие арестов: они всегда в ассортименте.

А, еще аборты. Аборты оставлены про запас.

Никто не имеет права запрещать приходить на похороны – ни вдова, ни сын. Родственники тем более не имеют права, ведь их нельзя ослушаться – придешь, и выйдет скандал у гроба, водевиль вместо реквиема. Запрет, выданный родственниками, не оспаривается, это вето необратимо, а значит, его не должно быть, потому что нельзя приватизировать волю покойного, прощание с покойным, примирение с покойным. Нельзя приватизировать его душу и делать за нее выбор. Это, дорогие мои, язычество. И поддерживать такое – тоже язычество. Сказано: Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром. Отпустите с миром.

Это не Караваджо, как можно зря подумать, а мантуанский его ученик прекраснейший Бартоломео Манфреди. Аллегория четырех сезонов. Давайте разбираться. Целуют, я полагаю, робкую Весну. Целует властное Лето. Их пол при этом не очевиден, возможны варианты. Осень – очей очарованье – часть любовного треугольника, но на отдельном положении. Противопоставлена всем Зима. Она в другом статусе и возрасте. Она не просто одета, она кутается и, как Елена Мизулина, недоступна развернувшейся тут пропаганде.

Ненависть к мажорам, выросшим в сытости, за то, что они, суки, не голодали, – совершенно блевотна. И не важно, какие это мажоры – дворянские они отпрыски или буржуйские, или дети партработников, советской номенклатурной богемы, или наследники разбогатевшей люберецкой урлы. Ненависть к мажорам за их происхождение есть хамство – чистое, кристальное, незамутненное.

«Слаб человек, и все ему можно простить, кроме хамства», – говорил Блок.

Народ обсуждает, как братья Михалковы оккупировали все кинопремии – к Никите Сергеевичу, который возглавляет «Орла», теперь добавится Андрей Сергеевич, толкаемый на «Нику». Народ боится семейственности, и зря – братья исполнены испепеляющей диалектики, у них единство и борьба противоположностей, аж клочки по закоулочкам летят, и можно быть уверенным, что Андрей-то Сергеевич сладостно обосрет любой выбор Сергеевича Никиты. Беда не в братстве, а в возрасте. Михалкову через пару лет семьдесят, а Кончаловский постарше будет. Я вот – совершеннейший Мафусаил, едва ноги волочу, но Андрей Сергеевич, несмотря на всю свою зловещую бодрость, мне в отцы годится. Ну, зачем ему рулить? И к чему вообще этот геронтологический заговор? Ведь есть же, есть же молодые (тоже уже старые) – хоть маленький Прошкин, например, почему не он? И фильмы снимает куда более качественные, чем нынче Кончаловский, и общественник, и всем хорошим людям друг. Нет, надо кружиться в трех соснах-оскоминах.

Словом, не спрашивайте возмущенно, сколько лет еще сидеть Путину. Это вы его все время выбираете.

Бродил сегодня по Кунстхисторише с венским своим приятелем, рассказывал ему про Караваджо – чем он так отличается от всей старой живописи и в чем его непреходящая современность (не зря же миллионы во всем мире ломятся на него, как на Мону Лизу), лепетал что-то невнятное про новый миф и нового героя: каждое определение было постыдно неточным. Остановились перед «Давидом и Голиафом» – угрюмый волевой парниша с обнаженным манящим соском, с разъехавшейся от желания ширинкой. Механически твержу про Эрос и Танатос, все слова опять мертвые. И вдруг отчетливо вижу: да это ж героический Джузеппе Пелози (или кто там был вместо него) из жаркой вонючей Остии с головой Пьера Паоло Пазолини.

Пресса обсуждает столетие Сергея Михалкова и приезд Путина на этот юбилей в дом к Никите Сергеевичу, где было решено поставить в сквере на Поварской памятник гимнюку. Неординарная политическая гибкость, им продемонстрированная – три гимна государства при трех различных правлениях, – установке памятника никак не помешает. Никита Сергеевич на этот счет рассказал такую байку: «Когда отца однажды укорили – мол, что это ты и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе? – тот без паузы ответил: Волга течет при любой власти!»

Не самое безупречное бонмо. Волга, конечно, течет при любой власти. Но она никогда не текла в разные стороны.

С современным искусством (совриском) больше всех меня примирял Владик Мамышев-Монро – чистый, наивный, сияющий, солнечный. «Гений всегда простодушен»: это про него. И хитрость его, и лукавство были обескураживающе наглядны, как дар: все в нем было наружу, все было распахнуто. И умер он, как постмодернистский Антиной, у моря под солнцем, утонув в бассейне без глубины, и издали звучали бубны навстречу.

В 2009 году Алена Долецкая выпустила номер Vogue, в котором современные артисты примеряли на себя имиджи кинокартины «Весна» шестидесятилетней давности. Меня же попросили написать текст о фильме, он неожиданно вышел очень личным – в каком-то смысле я тоже