Газета Завтра Газета - Газета Завтра 894 (1 2010)
А вот американцы повели себя в отношении индейцев правильно и гуманно. Пример для подражания! Кого-то перебили, а оставшихся согнали в резервации, поставив в условия, идеальные для будущих катаклизмов: на грань выживания, не обеспечивая семенами, не оказывая медицинскую помощь, не уступая свои рабочие места…
К подобным упрекам нам не привыкать. Если уж Минкин рыдал, что его соотечественников от Гитлера спасли… Когда слышу, что Россия оказывает помощь тому или иному государству, понимаю, что одной строкой в судебном обвинении в гаагском трибунале у нас прибавилось. Так и слышу: "Именем человечества обвиняю Россию в том, что обеспечивала финансами, одеялами, лекарствами, зерном, квалифицированной медицинской помощью, предоставляла работу…" И все обвинения — особо тяжкие.
Сергей Горбачёв «КО СЛАВЕ РОССИИ...» КОГДА?
В этом повествовании я не буду раскрывать сути нынешней военной реформы, называемой "Переходом к Новому облику", не буду цитировать политическое руководство нашей страны и прибегать к авторитетному мнению. Я просто расскажу про свою судьбу. Судьбу лейтенанта, оказавшегося за бортом Вооруженных Сил Российской Федерации.
Для мальчишки, родившегося в семье офицера ВМФ, да еще в Севастополе, мысль о том, чтобы пойти по стопам отца и стать защитником Родины, настолько же естественна, как для птенца стрижа стремление к полёту. При этом я хорошо видел на примере своего отца, что жизнь военного непроста. Мне было немного лет, но я прекрасно помню, как в середине 90-х офицеры Черноморского флота не получали зарплату по полгода, как моя мама изощрялась с пайковой тушенкой, придумывая из нее всё новые блюда, и "одалживала" из наших с сестренкой копилок мелкие монетки на хлеб. Я помню, как с приходом Путина на флоте стали рассчитываться с долгами, и в офицерских квартирах стали появляться новые телевизоры, пылесосы и микроволновые печи, считавшиеся до этого роскошью. Но не это было главным у офицеров. Главное, что корабли стали снова ходить в походы, пускай старые, ржавые корабли, но моряки снова почувствовали, что они нужны России. И казалось, смута прошла, казалось, все встало на свои места…
В 2002 году, в возрасте 14 лет, я, с согласия отца и под слёзы мамы, решил поступить в Нахимовское Военно-Морское училище, здание которого прямо напротив "Авроры", в славном городе на Неве. Верна поговорка: "Флот — романтика для тех, кто на нём не служит". Служба здесь была, пожалуй, почти настоящая. Было всё: и наряды, и строевая подготовка, и парады на Красной площади, и шлюпочные регаты, и дальние походы… Здесь всё было в первый раз. И тот внутренний рост от 14-летнего подростка, нервно прокалывающего палец иголкой, пришивая погон к "фланке", до зрелого 17-летнего юноши, гордо расправившего плечи, стоящего в выпускном строю и уверенного, что всё ему в этом Мире подчинится, — этот самый рост может почувствовать только тот человек, который закончил или "Нахимку", или Суворовское училище. И это ощущение было не просто каким-то бахвальством. Приезжая в отпуск в родной Севастополь и приходя на уроки к своим бывшим одноклассникам, которые, кстати, учились в одной из лучших школ города — в "Московской" (так ее прозвали в народе — школа построена для детей офицеров флота за счет правительства Москвы), я ощущал себя переростком в детском саду. Все было как-то слишком детско: вроде и предметы те, и темы похожи, но отношение между учителем и аудиторией совершенно иное, но поведение во время урока какое-то развязное, а требование к знаниям намного ниже. Понимание, насколько мы (нахимовцы) были более подготовлены к службе, да и к жизни, пришло позже, в военном вузе, но об этом ниже. Как же теперь обидно смотреть интервью наших "Великих полководцев" в юбке, рассказывающих про то, что они, понимаете ли, не видят смысла в строевой подготовке, нарядах и парадах, что офицеры в Нахимовском и Суворовских училищах заменяются гражданскими педагогами, а выход в город будет осуществляться не по увольнительным, а в любое свободное время. Для не обремененного военным опытом читателя может показаться, что я пропагандирую солдафонщину. Но это не так. Именно всё это и создает систему, воспитывающую молодого человека как будущего защитника Родины. И вряд ли можно найти офицера, который, пройдя эту школу, жалеет об этом. А при разговорах наших реформаторов, что данные учебные заведения будут выпускать не только будущих офицеров, но и просто госслужащих, сразу задумываешься: а зачем на это тратить деньги Министерства обороны? Зачем продолжать набирать в училище девушек, когда выпускникам парням некуда пойти?..
После выпуска из НВМУ, что соответствовало окончанию школы, я поехал в Москву. Решил продолжить обучение в единственном гуманитарном военном вузе страны — Военном университете. Специальность была выбрана не очень популярная в среде военных, но меня привлекавшая — журналистика. Конечно, как и в любом месте, в Военном университете были и случайные люди: кто-то пришел получить бесплатное образование и закосить от армии, наивно полагая, что курсантская жизнь слаще солдатской, кого-то пихнули родители в расчёте, что их чадо перевоспитается, а кто-то просто от безысходности — у тех, кто живёт за МКАДом, очень часто нет денег на учёбу единственному мужчине в семье.
Пять лет учёбы. За это время было многое… Меня как выпускника Нахимки с первых дней поставили на должность командира учебной группы. Ох, как это сложно — командовать такими же как ты, особенно ближе к выпуску, когда через некоторое время все будут стоять в равном лейтенантском строю. Как-то в один из длинных казарменных вечеров лейтенант Егор Устьянцев сказал мне: "У тебя 29 человек в подчинении. Твоя задача, чтобы все дошли до выпуска". Дикие слова! Многие курсанты старше меня, я так же пришел учиться, как они, а должен "довести их до выпуска". Два года казармы, потом общежитие на Большой Пироговской, отремонтированное за наш счет, из которого нас же выселили в начале пятого курса по непонятным причинам (многим пришлось работать охранниками в ночных клубах и раздавать рекламки у метро, чтобы снимать жильё в Москве, поскольку абсурдность приказа переехать в заполненную младшим курсом казарму понимало и само командование, кстати, общежитие — до сих пор пустое), полевые выходы, стажировки, стрельбы — всё это пролетело, как один день. 26 июня этого года на Поклонной горе нас, военных журналистов, выпустилось 27.
Двоих я не довел до выпуска. Увы… Но, как оказалось, дойти до выпуска было не самое сложное.
Служить в Вооруженных Силах после выпуска осталось лишь трое из нас. Один, с красным дипломом журналиста, на сержантской должности в морской пехоте, второй — заместитель командира взвода в одной из частей ВДВ где-то на Северном Кавказе, третий — на Тихоокеанском флоте исполняет обязанности старшины. Для остальных не нашлось ничего! "Новый облик" продиктовал свои условия. На катере, катавшем нас по ночной Москве-реке в день выпуска, наши девушки и жены искренне испугались — мы плакали все как один, мы обнимались, мы понимали, что этот офицерский бал для нас первый и последний. С армией, о которой мы мечтали, которой было уже отдано у кого пять, а у меня семь лет, нам предстоит завтра проститься навсегда.
Последний раз офицерскую форму я надел через несколько дней после выпуска. Меня как золотого медалиста, выпускника Военного университета позвали на прием к президенту в Кремль. Отгладив юдашкинские брюки и китель, выслушав инструктаж о запрете обращения с какими-либо просьбами к Верховному главнокомандующему, я пошел в гости к Дмитрию Анатольевичу. До приёма нам рассказывали, что на организацию приема на человека выделено 6 тысяч рублей. Когда я увидел стол, то подумал: "Лучше бы дали деньгами — я б пацанам по такому поводу в сто раз круче поляну накрыл"… Большая часть офицеров-выпускников речь президента слушала с горечью.
...Сегодня опять буду звонить в военкомат — узнавать, пришло ли личное дело, а то пора бы уже сдать удостоверение личности и получить военный билет запасника — приказ об увольнении вышел через несколько дней после выпуска. Хорошо, что у меня специальность "журналист", а не "минёр", как у одного моего однокашника по "Нахимке", закончившего Военно-морское училище, — мне работу проще найти. Хорошо, что всё-таки мосты горели за мной, а не подо мной, и меня воспитала старая система НВМУ.
Спасибо моим командирам: Сазонову Александру Викторовичу, Яндиеву Беслану Магомедовичу, Буторину Игорю Ивановичу и всем, кто отдавал нам кусочек своей души, что, несмотря на всю бытовую неустроенность, на отсутствие квартир, на семейные перипетии из-за лишений военной службы, сделали всё возможное, чтобы сделать из нас людей, достойных высокого звания Офицера России.
