Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6513 ( № 24 2015)
– Малый – это государственный академический театр России. Каким смыслом для вас наполнено каждое из этих значимых слов?
– Надо ещё добавить, что Малый театр – это национальное достояние. Почему-то все об этом умалчивают. В конце 1993 года решением правительства России он внесён в число 18 самых значимых объектов культуры, замечу, что из театров их было всего два – Большой и Малый. Сейчас мы ещё – Театр Европы. Значит, и там нас заметили, хотя мы не гонимся за новациями, которые так любят показывать. Мы делаем то, что положено делать: спасаем человека. Как хирург спасает больного. Может быть, поэтому медики так любят приходить в театр. А ещё инженеры, космонавты – люди разных профессий и возрастов. Все они не чуждаются современных постановок, но почему-то их тянет посмотреть классику: Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова. Там всё написано. Осовременивать классику не надо. Просто нужно сказать так, чтобы тебя сегодня поняли. Всё время цитирую Гоголя, потому что люблю его, много лет играл в «Ревизоре» Хлестакова, а потом дважды ставил этот спектакль. Там попечитель богоугодных заведений (как сегодня министр здравоохранения) на вопрос городничего: «Ну как там у вас с больными?» – отвечает: «Мы дорогих лекарств не употребляем. Простой человек если выживет, то и так выживет. А если умрёт, то и так умрёт». Вот видите! Вы улыбаетесь, я смеюсь каждый раз, когда вспоминаю это. Так что классика всегда современна. Академический – значит сохраняющий традиции. Сейчас, кстати, много говорят о традициях. И мы очень рады этому, потому что любой спектакль, который у нас идёт, – это сохранённые традиции: в актёрских работах, в режиссёрских, в работе художников.
– Знаю, что в вашем единственном на всю жизнь, любимом Малом театре из поколения в поколение повторяют слова актёра Александра Ивановича Южина: «Малый – это такой большой корабль! Пока мы его развернём направо, всё изменится. Налево развернём – будет то же самое. Так что пойдём прямо вперёд». Нет ли опасения, что нынешние прагматики от культуры могут раскачать «большой корабль» Малого театра?
– «Прямым курсом!» – обычно такими словами Михаил Иванович Царёв заканчивал свои доклады на собраниях, и все аплодировали. Мне кажется, что осуществляемый сейчас капитальный ремонт, потребовавший немало денег, которые мы экономно тратим, нацелен на сохранение здания театра вместе с его традициями. А значит, есть понимание, что «Малый – это такой большой корабль!». И мы это чувствуем.
– Второй раз вы взвалили на свои плечи капитальный ремонт основного здания театра. Нынешняя реконструкция длится уже год (рассчитана на два), и за это время вы не уволили никого из состава труппы. Сохранить коллектив так же важно для вас, как сберечь и вдохнуть жизнь в старые стены?
– Мы даже сократили сроки строительства. Но не за счёт халтуры, а за счёт того, что, пока шло оформление документации, уже укреплялся фундамент и производились работы. Творческий коллектив сохранён полностью. Временно выступая не на двух, а на одной сцене – в филиале Малого театра на Ордынке, мы много гастролируем. В том сезоне побывали в десяти российских городах. Сейчас вернулись из Новосибирска, в мае – Ростов-на-Дону, Волгодонск, Сургут, в июне – Севастополь. Работы хватает, а больше ничего и не надо.
– Вы являетесь художественным руководителем Малого театра более четверти века. Этот период оказался связан и с вашим очень непродолжительным пребыванием на посту министра культуры России. Сначала вы согласились (с условием «не уходить из театра») возглавить целую отрасль, потом, всего через полтора-два года, сами подали заявление об уходе на имя президента. Не все читатели знают, чем мотивировано такое решение. Насколько возможно совмещение творческой деятельности с административной работой?
– В ту пору мне действительно этого хотелось: новое государство, я, первый министр культуры России, мог помочь даже своим именем – тогда популярность была большая (да она пока, слава богу, держится). И кое-что сделал: сохранил для России сокровища Эрмитажа и Ленинской библиотеки, не позволил растащить их по союзным республикам; отменил обязательную годовую норму спектаклей, вдвое повысил ежедневное довольствие в школах-интернатах для одарённых детей. Ушёл, не желая потакать безответственности крупного чиновника (главного советчика Ельцина), объединившего в одно министерство культуру и туризм.
Что касается театра, то я никогда не хотел быть начальником, но, к сожалению, судьба распорядилась по-другому. Для себя подумал, посоветовался с женой и услышал (как в том анекдоте про Федю): «Надо, Юра, надо!» Я сказал: «Ну давай годика на три». Мне ничего не хотелось получить от должности, уже всё было: и квартира, и дача, и машина, и внучка, и собаки, и кошки – полный набор всего, что нужно для жизни. А даже если чего-то не хватает, мы не жалуемся. Так что в рамках театра совмещение творческой и административной работы оказалось возможным, а за пределами – лишь на короткий срок.
– Итак, театр вновь безраздельно владеет вами. Не стану перечислять все роли, которые сыграны с 1957 года – с поступления в Малый. Назову те, что врезались в память моего поколения зрителей: трагедийный Кисельников из пьесы А.Н. Островского «Пучина» (1973), добрый и совестливый царь Фёдор Иоанович (1976), поэт Сирано де Бержерак, преданный безответной и неугасающей любви (1983), Николай II в спектакле «[?]И аз воздам» с его «не государственным, а личностным величием последних дней жизни» (1990), чеховские герои – интеллигентный дядя Ваня (1993) и живущий в тщетной гонке за жизнью Тригорин (1996), неистовый, воплощающий человека театра Мольер (2009) и ловелас со стажем Доменико, обретающий наконец семейное счастье (2013). Если бы пришлось выбрать единственную роль, то какая вам ближе, памятнее, дороже других?
– Ещё я играл Хлестакова в «Ревизоре» и Протасова в спектакле «Живой труп», очень хорошая пьеса. Этот выбор невозможно сделать. Как дети – все дороги. Когда актёр говорит: «Ой, это моя любимая роль!»… А что остальные – нелюбимые? Тогда зачем играешь? С каждой из них настолько сближаешься, что можешь повторять текст во сне. Просыпаешься – и понимаешь, что ты прочитываешь роль, скажем, на середине пьесы, ведёшь диалог с другими исполнителями. Или говоришь наедине с Толстым, потом с Эдуардо де Филиппо, с Ростаном или с Чеховым. Я много переиграл его, и «Дядя Ваня» – два варианта, и «Чайку» трижды играл: выпускался в роли Треплева в училище, потом играл Тригорина в театре, снимался в роли Сорина в кино. Потом «Три сестры» ставил как режиссёр. Роль настолько входит в тебя, что становится состоянием, частью души артиста.
– Ваши режиссёрские работы «Три сестры» (2004) и «Ревизор» (2006) названы критикой бесспорно лучшими из всего, поставленного Соломиным. Являясь поклонницей вашего таланта, скажу, что за эти годы смотрела гоголевскую комедию несколько раз: с мужем, с друзьями, с заезжими гостями – все отзывались одинаково восторженно. Какой блистательный афористичный гоголевский текст, вызывающий «смех сквозь слёзы» по всей России, какая продуманность мизансцен, мимики, жестов и какая виртуозная игра актёрского ансамбля, не ослабевающая на всём протяжении спектакля – 4 часа! А первым из русской классики, в 1998 году, был поставлен «Лес» А.Н. Островского, неизменного лидера театрального репертуара. Хотелось бы услышать из первых уст: что значит имя и творческое наследие драматурга для Малого театра?
– Когда вышли первые пьесы Островского, Тургенев написал: «Наконец-то у нас появился русский театр» (боюсь за точность цитаты, но смысл такой). Все 47 пьес, написанные драматургом в одиночку, и ещё три – в соавторстве с Соловьёвым – органично связаны не только с прошлым, но и с настоящим. Хотите про высокую любовь – смотрите «Без вины виноватые», хотите политическую пьесу – возьмите «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский», хотите экономические, то есть о капиталах и деньгах, – «Волки и овцы», «Свои люди – сочтёмся», «На всякого мудреца довольно простоты», хотите с чистым и откровенным юмором – «Не всё коту масленица». Везде, везде Островский национален. Поэтому нам – тем, кто из старших, – хотелось, пока ещё живём на этом свете и работаем, укрепить молодёжь в том, что гений драматурга – вечная почва для творчества. Сейчас у нас молодёжь довольно-таки сильная и уже занимает центральное положение на ролях по Островскому, а это значит, что они пойдут дальше. Это и есть традиции, о которых сегодня говорят на самых высоких уровнях, а раз заговорили об этом – значит, нам уже легче. Островский – это традиционный русский автор, Малый – это традиционный русский театр. С душой!
Около двадцати лет проходит учреждённый Малым театром фестиваль «Островский в доме Островского», в котором участвуют только провинциальные театры. Мы организовали его в память любви драматурга к русской театральной провинции и как бы по желанию самого Александра Николаевича, который лучшие свои пьесы – «Лес», «Таланты и поклонники», «Без вины виноватые» – посвящал русским провинциальным актёрам, а у себя в Щелыкове даже отдельный домик для них построил.
