Газета День Литературы - Газета День Литературы # 173 (2011 1)
Сперматозоиды впереди внезапно всполошились, разбегались по чреву в стороны. Пришелец также, собрав все силы, резко метнулся вбок, краем зрения успевая заметить, как хищная пасть вируса сомкнулась, пусто лязгнув, прямо у его конечностей. Хмель словно рукой сняло! Пришелец стремглав летел теперь поперёк общего движения, будто мотоциклист по отвесной стене. Акульи зубы громадного, страшного хищника прожектором блистали за спиной, хватая, заглатывая на ходу десятки, сотни тысяч сперматозоидов.
Пришелец скатился в ложбинку, как воин в окоп. Растёкся по дну её, затаился, замер: почти исчез.
Он не переставал удивляться, как быстро даже у него, всё помнящего и знающего, менялось восприятие жизни! Вот только он был частью мужчины и ему нравилась лёгкость и доступность женщины, которая не заботилась о детородстве, а искала, как и мужчина, наслаждения. И в нём всё загоралось, искрилось при её смехе, дурманил запах волос и так сладко было растворяться, будучи частью мужчины, в её ласках. Но здесь, в женской утробе, брошенному на выживание, ему хотелось схватить за руку ту женщину и провести её по своему прошлому.
В начале двадцатого столетия, в годы революции, Пришелец потерял родного брата-близнеца. Вирус присосался и пожирал, пожирал уже зачатую живую плоть, и каждый укус, это страшное кровожаднее смакование, отражались на нём – и страх пожирал его. Он ждал, бессильный к сопротивлению, когда хищник подберётся к нему, уже ни на что не надеясь. Но вирус насытился и заснул, как способны дремать они годы, дожидаясь новую жертву.
Человек, тогда родившийся, был как вирус: уничтожал и уничтожал себе подобных.
Каким счастьем отсюда виделись плодоносные времена, когда детородное лоно охранялось пуще любого богатства: развязывались войны, если чужак посягал на него, и женщине, разверзшей чресла свои вне семейного ложа, не было пощады.
Женщина – поле, и законами, заветами, моралью и суровым наказанием мир заботился, чтобы семя пало на почву сдобренную, прополотую от сорняка. Посланник попадал в чистое сохранённое чрево, где, напоённое кровью только что разошедшейся девственной плевы, вершилось Зачатие – смешивались два генотипа, две данности, прорастая новой жизнью. Посланник также царственно и безмятежно, если не считать неизбежной гонки со своими собратьями, устраивался в женском чреве, уже выносившим не одного ребёнка, как в выделанном, отгладившемся удобном седалище. И оно было пригодно для родов, и становилось вместилищем Духа, ибо душой, красивой или убогой, Господь наделяет каждого, а Дух передаётся из вечного бытия от тех, кто сохраняет Его.
Ненасытный вирус рвал и метал, пожирая бегущие ему прямо в пасть стада. Расстилаясь по ложбинке так, чтобы не видно было из-за краёв, Пришелец медленно полз по-пластунски. Стремглав метнулся за хоботок матки. Это было двойным везением: он скрылся от хищника, который остался по другую сторону поедать собратьев. И второе, он вновь был тем редким избранником, который на протяжении веков оказывался в женском лоне тогда, когда узкие родильные врата – были раскрыты! Можно обладать всем – силой, сноровкой, умом, но исчезнуть, попав не ко времени, не в нужный срок полной женской луны.
Пришелец счастливо скользнул за порог, и тотчас склонился, сжался, упрятывая главное в себе: сахарную плёнку с нанесёнными на ней письменами. Чуждый дух напалмом бил навстречу, выжигал, пытаясь стереть и переиначить пронесённые им через века знаки.
Шестнадцать поколений назад он, не готовый к такому испытанию, едва уцелел в подобной страшной переделке и дал плод с изменённым генотипом.
Тогда отец, крестьянин с соломенной головой, всё косился на своего чернявого малыша, тянущегося ко всякой музыке и танцам. И гонял, бивал жену по пьяному делу, принесшую ему непохожее чадо. Жена была не то чтобы совсем невинна: она спуталась с весёлым скрипачом, когда муж служил в солдатах, да и полюбила, знать, сильно гулящего человека. Пришелец это всё узнал, когда с выброшенным семенем старого солдата очутился в бабьем логове, и сразу же его повела, закружила музыка и песнь. И он, доселе продолжавший род простодушных упрямых мордовских крестьян, вобрал в себя иную суть: вписались чужие письмена.
Бывший солдат болел, слабел, считая, что старые раны дают о себе знать, бабки ворожеи говорили о сглазе, о порче и поили мужика колдовскими отварами.
Пришелец знал, каким недугом тот был поражён. В обронённых скрипачом скрижалях хранилась притча о том, как заболел египетский фараон, которому Авраам, из страха, отдал жену, назвав её сестрою: "…и взята она была в дом фараонов. И Аврааму хорошо было ради неё, и был у него мелкий и крупный скот, и рабы и рабыни, и лошади и верблюды. Но Господь поразил тяжкими ударами фараона…". Авимелеха, царя Герарского, Господь успел предупредить: "Ты умрешь за женщину, которую ты взял, ибо она имеет мужа".
Два разных злака не могут лечь в одну лунку без ущерба друг другу. Крестьянин-мордвин волей своей, упрямством, молитвами переломил непонятную болезнь, а скоро, когда весёлому музыканту ревнивый казак снёс саблей голову, и вовсе оздоровел, расправился, дожив до внуков, которые, на его старческое счастье, родились с соломенными головами.
Позже наслаивались русские роды с их тягой к приволью и неохватностью, сдерживающие себя вспыльчивые тюрки, но светловолосых или чернявых мальчиков отличала странная тоска по иной жизни.
Пришелец спокойно, так, чтобы не привлекать внимания, не тревожить, двинулся по люльке женского вместилища: перед ним был безобидный чуждый дух, сияющий, как масленый блин, в мужской уверенности, что он такой один, возлюбленный. Оставалось лишь усмехнуться, зная, как там, в человеческом бытие, его невольная ухмылка – с виду беспричинно – сейчас корёжит и выворачивает душу беспечного обладателя этого самонадеянного сияния: слепцы в любви открыты и незащищены.
Он был почти у цели. Яйцеклетка вызревала, наливалась спелостью, вынося с собой женскую Х-хромосому.
Можно было передохнуть. Только бы не задремать! Тысячи сперматозоидов заняли в ожидании позиции. Все во внимании, как затаившиеся перед броском охотничьи псы.
Время шло, тянулось, медленно, невыносимо. Сперматозоид рядом охладел, и другой, чуть дальше, растёкся мыльной пеной. Носители мужской хромосомы стали вымирать.
Пришелец чувствовал в себе ещё большой заряд энергии. Значит, он может отныне впервые воплотиться только в женщине.
Тоска скользнула по всему существу: тысячелетия был он – он! Хранил в себе эту плату с чипом первочеловека! Зачем всё? Его не будет, он растворится в этом океане, в этой бесконечности женской магмы!
Но истина заключалась в том, что у него, точнее, теперь у неё, – в запасе было ещё два дня! А "игреки" – были обречены.
"Они вообще слабы и недолговечны", – с неожиданным женским шовинизмом подумал о мужчинах Пришелец. Некогда человек, который в клетке своей нёс его нетленную сущность, прочитал в журнале статью о том, что мужчины на земле вымрут раньше, нежели женщины: потому что мужская Y- хромосома наследует все болячки, как по отцовской линии, так и по материнской. В одиночестве своём она восстанавливается только за счёт внутренних ресурсов, она вся – борьба, и накопленная масса отрицательной информации рано или поздно перейдёт критический рубеж. Автор отпускал мужской особи на земле порядка ста пятидесяти тысяч лет. Правда, другой учёный доказывал, что волноваться не стоит: "мужчина" ещё миллионов пять годков потянет. Может быть, мужчины и стали вдруг менять пол, делая невыносимо тяжёлые хирургические операции, в интуитивном страхе мужского исчезновения и, таким образом, дезертируя с поля боя? Пришелец впервые с гордостью вспомнил о той записи в своих скрижалях, в которой во все времена не хотел признаваться даже себе: один из его предков-мужчин, зарабатывая пайку хлеба в долгой тюремной жизни, стал исполнять роль женщины. Тогда "Y"-хромосома почти атрофировалась, и гипертрофировалась деятельность "Х"-хромосомы.
Временный человек, прочитав статьи, отбросил журнал, как ненужный хлам. Но Пришелец задумался не на шутку: ведь это он накапливал смертоносные изъяны, и ему уже не раз казалась, что дальше невозможно, он ослаб, изнемог, он весь – болячка. Пришелец знал многое, но, как человек помнит лишь время своей жизни и не способен заглянуть в будущее, так и он помнил лишь время земного существования, и не знал конечной цели. И что, вот так, накопив дряни в себе, в этой дряни захлебнуться, и стать прахом земным, заражая своей порчей землю?
