Владимир Бушин - Солженицын и евреи
Впрочем, тут оказался и министр культуры В.Мединский. Он произнес хорошую речь. Видимо, был обрадован назначением ему в советники по театрам Тахира Гадельзяновича Иксанова, срочно выставленного на днях с букетом роз из директорского кресла Большого. Министр даже прочитал наизусть «Я убит подо Ржевом». Жаль, что не решился прочитать до конца, остановился, как вкопанный — низзя! — как раз перед лучшими строками:
И никто перед нами Из живых не в долгу,Кто из рук наших знамяПодхватил на бегу,Чтоб за дело святое,За Советскую властьТак же, может быть, точноШагом дальше упасть.
А казалось бы, разве не Мединский и Медведев подхватили знамя?
Из писателей было всего три человека. С ногой в гипсе на костылях приковылял неутомимый труженик весомого русского слова Владимир Костров. Как не придти! Хорошо говорил и читал стихи Твардовского критик Андрей Турков, автор книги о поэте. Правда, в ней, к сожалению, есть странные пассажи. Например, автор уверяет, что поэма «Василий Теркин» «противостояла официальной пропаганде». Да как же тогда удавалось печатали ее не где-нибудь, а во фронтовой газете «Красноармейская правда», где я лично в 1942 году и начал ее читать? Или газета была личным изданием Твардовского?
Но в чем же именно поэма «противостояла»? Оказывается, официальная пропаганда «умалчивала о неудачах». Да неужто умолчала, что немец допер до Москвы, а на следующий год — до Волги? Еще она «умалчивала о трудностях». Что, изображала войну как футбольный матч?.. И нет конца порокам пропаганды! Она еще и «все успехи приписывала партии и лично Сталину». Назвал бы тут хоть одного автора, хоть одну статью или книгу. Никого. Ничего. Не может.
А вот я знаю одного стихотворца, который победу в войне 1812 года приписал лично Кутузову. Он, стоя у его гробницы, вспоминал:
Народной веры гласВоззвал к святой твоей седине:«Иди, спасай!».Ты встал — и спас…
Лично, персонально спас, безо всякой партии. Кто же это сочинил? Кто показал себя таким оголтелым певцом культа личности? Александр Сергеевич Пушкин, беспартийный.
Но мало того, А.Турков уверяет, что Сталин, будучи тупицей и врагом Отечества, «всех пленных объявил изменниками». Миллионы изменников, которые только и ждали, чтобы в плену оказаться, где их морили голодом. И когда же Сталин объявил их изменниками, где — в какой речи, приказе или хотя бы личном разговоре? Не знает. Он это списал у Радзинского. И где же справедливость — Путин недавно дал Туркову премию, а Радзинскому — ничего.
Еще был Андрей Дементьев. Ну, он на всех торжествах тут как тут. Неваляшка. А здесь был веский повод: однажды он сфотографировался рядом с Твардовским. Этот снимок стихотворец сунул в книгу, уж так оптимистично озаглавленную — «Нет женщин нелюбимых»! Мой друг Глазков Коля был гораздо более прав:
Женщины народ коварный,Но — очаровательный.
А на обратной стороне фотографии с Твардовским — фотка, где известный немец Горбачев вручает ему, Дементьев букет. Впрочем, там не совсем ясно, возможно, это он, Дементьев, только что вручил букет Иуде. А уж когда Иуде поставят памятник где-то за бугром, его друг непременно примчится и туда с букетом и речью сквозь слезы и стихами:
Я ненавижу в людях ложь!..
А если бы мне дали слово, я прочитал бы всего четыре насущнейших строчки из «Василия Теркина»:
Не зарвемся, так прорвемся. Живы будем — не помрем. Час придет — назад вернемся, Что отдали — все вернем.
Перед церемонией открытия памятника дочерям Твардовского позвонили из министерства культуры: «Мы хотим пригласить Наталью Дмитриевну, вдову Солженицына. Вы не против?». Дочери, конечно, были решительно против. Действительно, это же было бы все равно, что пригласить на открытие памятника Пушкину известную Екатерину Дантес. Правда, она к тому времени уже почила в бозе, но все-таки… Однако, представьте себе, мадам Солженицына припожаловала!
Поезд шел, колеса терлись.Нас не звали — мы приперлись.
Да еще как! Родные дочери стояли в толпе, а ее, как почетную гостью, Салуцкий пригласил на некое украшенное возвышение, подобие президиума. Она еще и речь толкнула. Тут вспомнилось мне. Ведь покойный супруг ее писал не только полубессмертную прозу, но еще и вечно живые стихи. Однажды притащил их в «Новый мир»: надо, мол, напечатать. Твардовский взял. Потом Владимир Лакшин попросил тоже почитать. «Нет, — ответил главный, — не дам. Мне дорого ваше здоровье». Вот и я слишком хорошо отношусь к читателям и потому не буду пересказывать деревянную речь мадам Солженицыной, подобную деревянным виршам супруга.
А после открытия памятника мадам подошла к Валентине Александровне Твардовской с любезностями: «Какой прекрасный праздник! От души поздравляю вас!». И в ответ услышала: «Праздник был бы гораздо лучше, если бы вы украсили его своим отсутствием». Как! И это в лицо великой вдове бессмертного писателя, труды коего за счет «Василия Теркина» сейчас штудируют школьники?
— Бэ-бэ, мэ-мэ.
— Вы же до сих пор переиздаете «Теленка».
— Но там Александр Трифонович показан таким живым, таким.
— Он там оболган, оклеветан, там грязная карикатура.
Мадам ретировалась за спину эссеиста Салуцкого.
А, поди, когда ехала на Страстной или когда возвращалась в свое роскошное имение в Троице-Лыково, шевелилась мыслишка: «А когда же моему бодливому теленку памятник поставят? Он же Нобелевский лауреат, награжден орденом Андрея Первозванного. Кажется, он и знамя победы над рейхстагом водрузил. Когда же? Неужели тоже ждать 43 года?».
Ах, сударыня, это так опасно! Ведь на другой же день взорвут! И кто? Школьники, которым Путин приказал вбивать в голову «Архипелаг». Право.
Я не то еще сказал бы —Про себя поберегу.Я не так еще сыграл бы!Жаль, что лучше не могу.
«ОТЕЦ НАЦИИ, ПАТРИАРХ РОССИИ»
Руководящие и газетные коммунисты очень неравнодушны к Александру Исаевичу. Вспомните. Когда изгнанник пребывал еще в США, тов. Зюганов уверял нас, что он никакой не антисоветчик и не коммунофоб, это, мол, грешок молодости, а теперь он великий патриот, и ничего больше….
А вспомните, что сделал Солженицын, едва летом 1994 года припожаловав из Америки во Владивосток. Первым делом позвонил коммунистке Светлане Горячевой и пригласил ее в гостиницу побеседовать. Та бросила все свои прокурорские, все домашние дела и сломя голову помчалась. Потом напечатала об этой незабываемой встрече умильную статейку. Вот когда Президиум ЦК или кто-то из его секретарей должен бы взыскательно побеседовать с партдамой: с какой, дескать, стати ты полетела, как на помеле, по первому звонку этой вражины да еще потом в газете слюни пускала? Но никто не побеседовал. Как можно, если сам тов. Зюганов видит во вражине большого патриота и ничего больше!.. За Горячеву взялись лишь после того, как она отказалась выполнить несуразное решение ЦК, требовавшее от нее и от других коммунистов покинуть пост главы думского комитета. Еще Суворов говаривал: «Каждый солдат должен понимать свой маневр». А этот «маневр» понять было невозможно: зачем, ради чего добровольно оставлять с таким трудом завоеванные высоты, дающие повышенные возможности влияния, связи, транспорта и т. д.? Члены ЦК убежденно отвечали: «Во имя Устава! Он один для всех!» Они так и не поняли до сих пор, что есть вещи поважнее любых уставов: живая жизнь, реальная ситуация, конкретная обстановка. Даже в армии, даже в боевой обстановке разрешается не выполнять преступные приказы. Это решение ЦК наносило прямой ущерб партии. Как же его назвать? Только капитулянтским или отзовистским тут ограничиться нельзя.
Между тем гигант мысли, организуя по пути митинги, триумфально приближался к Москве, как некогда Наполеон, бежав с острова Эльба, приближался к Парижу. В эти дни, а именно 21 июля 1994 года, «Правда» предоставила слово доктору политических наук Д. Ольшанскому, который объявил: «Солженицын играет роль отца нации, патриарха России». (Это при живом-то патриархе! Как он это воспринял? — В. Б.)
Вот и представьте себе, поднимутся регионы, по которым проедет великий писатель, и скажут: «Хотим в президенты Александра Исаевича! Мы его видели, руку жали, мы ему верим и на него надеемся.» Но, увы, как показало время, вопреки предсказанию доктора наук Ольшанского регионы почему-то не поднялись, не рявкнули: «Хотим Солженицына!..»
Отец нации припожаловал в столицу, Лужков его облобызал, а «Правда» ласково прошептала на первой полосе: «Здравствуйте, Александр Исаевич.»
И вскоре не кто иной, как опять же коммунисты, стали добиваться приглашения Солженицына в Думу. Надо полагать, столь серьезное дело было не личной инициативой коммуниста И. Братищева, еще одного доктора и земляка гиганта по Ростову, а решением всей фракции во главе с Г. Зюгановым. Потерпев поражение при кнопочном голосовании, коммунисты, как всегда, не пали духом и поставили вопрос на поименное, и таким путем им все-таки удалось протащить приглашение. Победа!..
