Арсен Мартиросян - На пути к победе
Главная причина происхождения указанного уважаемым коллегой Л. Лопуховским соотношения состоит в том, что танковые войска вермахта обладали значительно большей мощью противотанковой артиллерии, чего наши генералы ну никак не хотели видеть, замечать и тем более принимать во внимание. А потому в буквальном смысле слова перли на неподавленную или как минимум на недостаточно подавленную оборону противника, не столько даже насыщенную, сколько — для применения такого выражения есть все основания — перенасыщенную противотанковыми средствами. Более того. В случае необходимости во время боев немцы очень грамотно и быстро переходили к временной обороне, в которой эффективно использовали всю мощь как противотанковой артиллерии танковых частей, так и мощь собственно танковой артиллерии, действовавшей в таком случае как противотанковая. Даже во время жестоких танковых сражений на Курской дуге наши генералы почему-то не хотели воспринимать это обстоятельство. И только по факту огромных потерь в танковых частях они вынуждены были это признать. Дело в том, что после Курской битвы инженерные службы Красной Армии внимательно осмотрели все советские подбитые танки и замерили диаметр пробоин на них. Надо полагать, что они занялись этим с прямой подачи Сталина и комиссии Маленкова — уж больно тщательные результаты они получили. В итоге было установлено, что:
33,5 % пробоин оставлены 50-мм снарядом немецких противотанковых пушек (возможно, также и пушек танков T-III), 40,5 % пробоин оставлены 75-мм снарядом германских противотанковых пушек (возможно также и пушек танков T-IV и T-V) и 26 % пробоин оставлены 88-мм снарядом германских зениток, которые в вермахте успешно использовали как противотанковые орудия (возможно также, что и пушек танков T-VI)[17].
Ничего удивительного в этих цифрах нет. Уважаемый коллега Л. Лопуховский в одном из примечаний в своей замечательной книге указал, что:
«…максимальная толщина брони танка Т-34 выпуска 1942 года, основного типа танков 5-й гв. ТА, равнялась 65 мм. Все четыре основных образца 75-мм и 88-мм противотанковых и танковых орудий германской армии с длиной ствола 48, 50, 70 и 71 калибр на расстоянии 2 км противотанковым снарядом при угле встречи 60 градусов пробивали броневой лист от 63 до 148 мм»![18]
Учитывая жуткие потери в танках, деваться было некуда, и генералы признали сей факт. Причём, и в этом им не откажешь, сделали сие неприятное для себя дело вполне объективно. Принося свои извинения за вынужденное, но крайне необходимое повторное цитирование, прошу еще раз внимательно вчитаться в выдержку из письма от 20 августа 1943 г. самого Ротмистрова на имя маршала Жукова:
«…Когда же немцы своими танковыми частями переходят, хотя бы временно, к обороне, то этим самым они лишают нас наших маневренных преимуществ и, наоборот, начинают в полной мере применять прицельную дальность своих танковых пушек, находясь в то же время почти в полной недосягаемости от нашего прицельного танкового огня… Таким образом, при столкновении с перешедшими к обороне немецкими танковыми частями мы, как общее правило, несем огромные потери в танках и успеха не имеем»[19].
Всё точно — именно так все и было!
Но уж лучше бы он не писал такое. Мягко выражаясь, такое вообще не следовало доверять бумаге. По крайней мере, по соображениям собственного же авторитета. Особенно, когда сам же и становишься фактически отцом-основателем всего мифа. Ведь как ни крути, но именно Ротмистров раздул анализируемые мифы, особенно о танковом сражении под Прохоровкой (чуть ниже об этом будет сказано отдельно). Между тем рукописи-то, как известно, не только не горят, но и имеют неприятную для многих, но самой Историей запрограммированную способность к автономному «всплытию» на поверхность со всеми вытекающими отсюда последствиями для их авторов! Так оно произошло и в данном случае.
Ибо то, что написал Ротмистров, в сущности-то есть его добровольное письменное признание (на его счастье, не в Смерше) им того факта, что предыдущие два с лишним года ожесточенных боев с вермахтом, в том числе и с его танковыми частями, не стали серьезным уроком для нашего командования. В том числе и для него лично! Проще говоря, оно (включая и самого Ротмистрова) не извлекло никаких уроков, хотя по указанию Сталина и Ставки ВГК как ГРУ, так и аналитическое подразделение Генштаба непрерывно осуществляли глубокий анализ прошедших боев и сражений, постоянно вели обобщение опыта боев с германскими войсками и постоянно же направляли свои рекомендации в действующую армию. А эффект ноль целых фиг десятых! И всякий раз, как только немцы переходили хотя бы к временной обороне, они начинали попросту расстреливать с дальних позиций наших танки! А во время тех боев, за итоги которых Сталин едва не отдал Ротмистрова под суд, атаки на противника были просто самоубийственны только из-за того, что не предпринимались должные меры для максимального подавления перенасыщенной противотанковыми средствами обороны противника. Естественно, что немцы попросту с дальней дистанции — как на учении — расстреливали советские танки! Тем более что у них тогда появились еще и «тигры», «пантеры», а также «фердинанды».
2. Почему Сталин затем успокоился и не отдал Ротмистрова под суд?!
Обратимся к сугубо профессиональному мнению уважаемого коллеги Л. Лопуховского. И начнем с его глобальной оценки итогов битвы на Курской дуге, прежде всего ее первого, оборонительного, этапа. Именно в недрах этих итогов и сокрыты корни не только успокоения Сталина, но и справедливого признания Курской битвы как окончательно сломавшей хребет нацистскому зверю, символизировав тем самым окончательный коренной перелом в войне.
Итак, «почему все-таки, несмотря на все промахи и ошибки, нашим войскам удалось добиться конечного успеха в оборонительной операции? Прежде всего потому, что на высоте оказалось стратегическое руководство вооруженными силами и страной. Взвешенное и хорошо продуманное решение о переходе к преднамеренной обороне полностью себя оправдало. Нанеся потери противнику, выбив в значительной мере его танки и введя в сражение резервы, наши войска перешли в стратегическое контрнаступление, которое переросло в общее наступление на фронте до 2 тысяч километров»[20].
Принципиально полностью соглашаясь с этим абсолютно адекватным историческим реалиям выводом, не могу не обратить внимания на одно обстоятельство. Это взвешенное и хорошо продуманное решение о переходе к преднамеренной обороне опиралось на безукоризненную разведывательную информацию, которой в избытке обеспечили высшее руководство как советская внешняя, так и советская военная разведки, а также партизаны и зафронтовая разведка Смерша. Не упомянуть об их первоначальном вкладе в принятие такого решения — просто недопустимо. Потому что разведка в этом случае еще раз продемонстрировала высочайший класс, ибо добытой информацией был показан весь процесс генезиса немецкого стратегического замысла, связанного с Курской битвой, — от зарождения, детального формирования и конечного развития вплоть до постановки конкретных целей. Ведь были установлены данные не только о дате, силах и запланированных конкретных действиях германского командования, но и тесно связанные с ними дальнейшие планы верховного командования рейха. В частности, было установлено, что в случае успеха под Курском предусматривалось развернуть крупную наступательную операцию на юге в общем направлении на Купянск (операции «Пантера» и «Ястреб»), а также на других направлениях севернее Курского выступа. Более того. Было установлено, что германское командование планирует, в случае успеха, также и новое наступление на Ленинград. Короче говоря, в их планы входило разгромить более четверти дивизий Красной Армии и фактически осуществил разгром всего южного стратегического крыла советского фронта. Так что решение решением, однако не следует забывать, что ни Сталин, ни Ставка, ни Генеральный штаб не смогли бы принять такого решения, не обладай они столь эксклюзивной разведывательной информацией суперэкстра-класса.
Именно разведка обеспечила возможность не только принятия такого взвешенного и хорошо продуманного решения о преднамеренной обороне, но и, что еще более важно, организации самой этой преднамеренной обороны, которая ныне фигурирует во многих исследованиях едва ли не как эталон. К примеру, когда анализируют трагедию 22 июня 1941 г., очень часто упоминают, что «в идеале построение группировки советских войск у западных границ должно было быть таким, каким оно было через два года в битве на Курской дуге. Тогда создали глубоко эшелонированную оборону (восемь оборонительных полос на глубину 300 км), позволившую отразить наступление противника, обескровить его войска, а затем перейти в решительное стратегическое наступление. Но тогда, в 41-м, этого не получилось». О трагедии 1941 г. мы достаточно поговорили еще во втором томе настоящего пятитомника. Так что речь пойдет только об обороне на Курской дуге.
