Ирина Хакамада - В предвкушении себя. От имиджа к стилю

Мой знакомый в свое время не женился на девушке только потому, что в ее новой квартире, как в лаборатории, правил дух доктора. Ни старых фотографий, ни смешных, дешевых, но несущих острое воспоминание о чем‑то давнем мелочей, ни зачитанных книг и старых журналов. Ни‑че‑го. Он испугался и исчез.

Именно поэтому так холодны дизайнерские квартиры, особенно когда воедино слиты и декор, и архитектурный стиль. Все слишком правильно, бесчувственно и профессионально. Один молодой философ на мой вопрос, почему секс уходит из современной городской жизни, ответил: «Очень просто. Потому что уходят помойки, бараки и прочая грязь». Что‑то в этом есть! Согласитесь. Неправильности дизайна формируют чувственную атмосферу.

Стильный человек выделяется, подобно интерьеру, своей смелой «частной» внешностью. Через тщательно сработанный или стихийно созданный образ он несет самого себя, свои жизненные ценности, образ жизни, позиционирование в пространстве по отношению к другим, эпохе, прошлому и будущему. Он может делать это очень тихо, как упомянутый Андрон Кончаловский, и очень громко, до крика, как Никита Джигурда. Интеллектуально небрежно, как Александр Гордон, или подчеркнуто властно, как Владимир Соловьев. В любом случае стильные люди чаще всего зрелые, т. е. накопившие багаж ценностей, думающие о смыслах и очень любящие душевный комфорт. Почти бессознательно они хотят подкреплять свой образ мышления образом внешним.

Конечно, соединить общественную необходимость (имидж) и свободу (стиль) удается немногим. Но, если воспитывать вкус, т. е. культуру сочетания фигуры и одежды, обуви, прически и лица, и не бояться оставаться свободным — не превращаться в жертву моды или, наоборот, самоуничижения, — все получится. Если хочется. А вот если надо, но не хочется, то вряд ли. Стиль, как и декор квартиры, требует энтузиазма и желания. Я думаю, несистемность стиля связана с фактором отсутствия правил для его формирования. Имидж поддается регулированию и просчету, а вот стиль — нет. Если его, что называется, просто купить, то носится он недолго и снашивается, как любая вещь, или выбрасывается, как нечто надоевшее. Стиль создают только те, кто чувствует нужные вещи, — так же, как хороший повар, творящий свое меню просто на ощупь, чувствует ингредиенты. Рецепт его блюда невозможно прописать в кулинарной книге. А если даже механически за ним повторять, то в итоге ничего не выйдет. Однажды меня в Японии угощали украинским борщом, приготовленным старательным местным поваром. Получилось смешно: цвет красный, все овощи правильно плавают, консистенция та же, а на вкус — мисо‑суп.

Иногда индивидуалы стиля ищут собратьев и, постепенно распространяя свои вкусы в узкой среде, теряют собственный стиль и становятся частью субкультуры. Яркий пример: хипстеры — от жаргонного to be hip («быть в теме»). Вот, беру из «Википедии». Time с иронией пишет: «Свитер, перешедший к вам от бабушки, очки в стиле Боба Дилана, кеды Converse и банка Pabst — бам, вот вам и хипстер». Или другие определения: «Скинни, майка с принтом, кеды Converse, блокнот Mokeskine, iPhone»[11]. Их часто обвиняют в отсутствии креативности и увлечении формой в ущерб содержанию. Типа в курсе всего современного и альтернативного в искусстве, но потребление этого всего становится самоцелью тусовочной жизни. Это о настоящем. Но и в прошлом можно обнаружить восхитительные примеры формирования философии индивидуального стиля.

Например, денди, сегодня — метросексуал. Родившись в Англии в конце XVIII — начале XIX в., дендизм взошел из джентльменства, но пошел дальше. Он претендовал не только на изысканность манер, но и на протест против подражательности и вульгарности. Денди — это яркая, нетривиальная личность, которая, нарушая правила и условности в имидже, сама диктует все новое и вводит моду. Именно так пишет Ольга Вайнштейн в своей книге «Денди». Под вульгарностью подразумевается, среди прочего, аккуратность и новизна костюма. Небрежность, изысканная скромность достигалась в том числе за счет того, что наряд старили песком или давали поносить слугам. Остались ли денди серьезной альтернативой новому буржуазному шику? Боюсь, что нет. Все растворила, как кислота, массовая продукция высоких брендов. Какое там потертое и ношеное! Все новенькое, как с иголочки. Шик убрал индивидуальность. Стиль превратился в имидж продвинутой группы метросексуалов — щеголей — брендоманов. Если денди и существуют, то вкраплениями и только в старшем поколении. Может, это и закономерно, так как личность обрастает ценностями чаще всего с годами.

Итак, стиль, в отличие от имиджа, глубоко эгоистичен и не пытается понравиться зрителям. Человек стиля заботится о том, чтобы нравиться себе и выразить себя. А поскольку живет он сегодня в эпоху постмодерна, то стильные люди волей неволей, но, отражая эпоху, глубоко эклектичны.

Постмодернизм — эпоха, начавшаяся в 60‑х гг. XX в. и продолжающаяся и в наши дни. Время глубокой эклектики, не отказа от прошлого, а его пересмотра и смешивания с настоящим в попытках угадать будущее. Мы, живущие в эру постмодернизма, воспринимаем мир как хаос и пытаемся устоять в нем, не отметая ни классики, ни модерна во всех их проявлениях. Новый стиль появляется за счет смешения врагов (классика и модерн) и добавления вкуса настоящего. Налицо «эстетический эклектизм, фетишизация предметов потребления», о котором говорили философы — теоретики постмодернизма.

Думающая личность (а только таковая способна обладать стилем), конечно, отражает хаос в стиле и порядке жизни. Человек хаоса живет по плану, но готов его поменять или слегка изменить. Слушает врача так же внимательно, как и свой организм. Занимается спортом под руководством тренера, но готов плюнуть на его рекомендации. Ищет в Боге собеседника и т. д. Такой человек, одеваясь, держит в голове модные тренды, но не доверяет им вслепую. С удовольствием купит дорогую вещь, но при условии, что та реально отвечает его потребностям. Человек стиля спокойно пропустит модную тусовку, если в этот момент захочет засесть дома с книгой. Но при этом точно знает, что обувь должна быть дорогой. Как живет, так и позиционируется.

Может ли стиль отречься от своего времени? Я не думаю. Единственное, что объединяет стиль и имидж, — это вкус. А вкус порождается культурой. А культура всегда отражает эпоху. Так что на мой, глубоко субъективный, взгляд, любое тупое копирование — не стиль. Если вы оденетесь сплошь в винтаж, то будете или городским сумасшедшим, или старушкой (старичком). Если во все классическое — чиновником или фригидным богачом. Если в авангард — то актером. А где же вы сами? Как где? В творении своей жизни в эпоху быстрых перемен.

Попробуем подытожить мои рассуждения в виде таблички.

Глава 2. Опыт в имиджевом маркетинге

Как человек, не работающий в корпорации, я могу распоряжаться своим имиджем как угодно, меняя бизнес‑образы в зависимости от ситуации. Если я провожу мастер‑класс, то имидж деловой, но впечатляющий, так как я не преподаватель в институте, а почти актер на сцене. Значит, надо быть ярким пятном, но не настолько, чтобы отвлекать от содержания лекции. Можно сказать, что вновь появляется необходимость формирования креативного имиджа, т. е. соединения профессионального образа и индивидуального стиля. Она возникает и при выступлениях по телевидению. Чистый стиль не сработает. Необходимо учитывать аудиторию и ей как‑то нравиться. Визуальный позитивный сигнал со стороны выступающего способствует и правильному восприятию его идей. Однако без яркой индивидуальности ТВ‑образ не сработает на поставленную задачу, получится «феномен Никсона». В свое время Ричард Никсон проиграл Джону Кеннеди дебаты на телевидении и выиграл на радио. Если же я выступаю по радио, то образ не имеет значения, хотя теперь чаще всего эфир транслируется по Интернету. На радио образ создается исключительно голосом, ритмом, паузами и свободной реакцией на вопросы ведущего. Как ни странно, и с помощью голоса можно играть имиджем.

Итак, мой имидж требует корректировки в следующих случаях:

• чтение лекций;

• участие в телевизионных программах;

• ведение радиопередач;

• беседы с журналистами‑интервьюерами;

• проведение персональных коучингов.

Начинаем с публичных лекций. Критерии отбора образа зависят от:

• состава аудитории по полу, возрасту и доминирующей социальной группы;

• национального характера региона;

• темы лекции;

• состояния здоровья.

Любое публичное выступление будет успешным, если заранее учитывать аудиторию. Если аудитория по преимуществу женская, то, как это ни странно, свободы проявления себя в имидже больше. Женщины быстрее начинают доверять людям, лучше замотивированы на обучение и прощают любимому герою все. Мужчины более недоверчивы к лектору, особенно женщине, и если пришли учиться, то требуют большей консервативности в ее облике. Узнала я об этом случайно, обсуждая со слушателями‑мужчинами проведенный в Екатеринбурге мастер‑класс «Лидерство в эпоху турбулентности». Чудесные, боевые, веселые уральские предприниматели, молодые, напористые, галантные, с цветами и ужином в прекрасном ресторане. Я спросила их, какой образ должен быть у меня на плакате, чтобы привлечь мужчин в таком количестве, чтобы они составляли больше чем 30 % аудитории. Неожиданно реакция была очень быстрая: меньше сексуальности в облике, больше строгости и в одежде, и в лице. Мы начали обсуждать мою фотографию на плакате, взятую с обложки книги «Успех [success] в большом городе». На ней я сижу в позе полулотоса в джинсах и мужском пиджаке на голое тело. Глаза задорные, вид уверенный. «Ну и что вам не нравится?» — спросила я. «В том‑то и дело, что нравится все, и даже слишком все. Мужской пиджак на голом теле — дико сексуально. Плюс глаза — веселые и уверенные в своей правоте. Круто! Но к таким идут не учиться…» Оживленная дискуссия привела к следующему выводу: нужен образ из детства — «строгая училка, но симпатичная». И взгляд — умный и тоже строгий, тогда пойдут мужики, заключили мои оппоненты. И тут же спохватились: «Это только для плаката, но не вживую. Как только вы начинаете общение, тут как раз юмор, сексуальность, острые насмешливые глаза помогают “переварить” сложный материал».