«Будем надеяться на всё лучшее…». Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева, 1938–1999 - Дмитрий Сергеевич Лихачев
Теперь из документа Министерства безопасности РФ, опубликованного в ваших «Воспоминаниях», ясно, что Кемецкий был расстрелян в январе 1938 года, а в мае 1957 г. дело его было прекращено «за отсутствием состава преступления». У меня, правда, возник один вопрос: почему решение о расстреле было принято тройкой УНКВД по Архангельской области, хотя Кемецкий сидел в Воркутинских лагерях?
Господи, за что достались этому человеку такая жизнь и такая смерть?!
Еще один отзыв о Кемецком я получила от А. Н. Доррер, сестры жены еще одного поэта [19]20-х гг. — Вл. Щировского[2277]. Ей не довелось видеть публикации в «Нашем наследии». Тут получилось иначе. Я помнила, что к поэме «Память крови» Кемецкий выбрал эпиграф из Щировского. И вдруг я встречаю в «Огоньке» подборку стихов Щировского в рубрике «Русская муза XX века», которую вел Евг. Евтушенко[2278]. В «Огоньке» мне дали адрес публикатора — Доррер А. Н., которая жила в Херсоне. Я написала ей. Она моментально отозвалась. (О, какое тогда было время! Как мы были обольщены изменениями, происходившими в стране, сколько мы ждали! Куда все девалось?) Она не очень много знала о Кемецком, написала мне, что Кемецкий и Щировский были друзьями, рассказала об одном эпизоде, который, как считал Щировский, стал поводом для ареста Кемецкого. Дело было в Харькове: «…в [19]27 году был случай, когда однажды ночью, после совместных возлияний, где-то на площади Свешников кричал: „Продам свой плащ и уеду в Париж!“ Кажется, даже расстилал этот плащ на камнях мостовой. Ведь это были еще совсем мальчишки!» Кемецкий и Щировский переписывались, когда Кемецкий был на Соловках. После освобождения Кемецкий заезжал к Щировскому, тогда жившему в Керчи. Сам Щировский позже тоже был арестован, освобожден и затем погиб на войне в первые же дни. «Огонек» заинтересовался стихами Кемецкого, но, увы, времена уже начали меняться…
Потом я познакомилась с В. Б. Муравьевым[2279], бывшим политзаключенным, который сначала в «Литературной газете», а потом отдельной книгой («Среди других имен»[2280]) опубликовал стихи поэтов-заключенных. Среди них был и Кемецкий. Его стихи он взял из журнала «Соловецкие острова». Познакомившись со всеми стихами Кемецкого, он решил издать их полностью. Но и этому не суждено было осуществиться. Я как-то все время чуточку опаздывала.
Однажды я получила письмо из Петрозаводска из Центра по изучению духовной культуры ГУЛАГа от Юрия Линника[2281]. По его просьбе я подготовила большую подборку стихов Кемецкого и А. Панкратова, которые и были опубликованы в журнале «Север» в № 9 за 1990 год. Издательство «Карелия» собиралось издать книгу «Неугасимая лампада», куда должны были войти и стихи Кемецкого. И опять — увы! Был у петрозаводчан и другой план, тоже не осуществившийся. По просьбе Ю. Линника я послала для создававшегося музея автограф стихотворения Кемецкого «Песнь о возвращении», оставив себе ксерокопию. Это единственный автограф, с которым я рассталась. Остальные до сих пор у меня.
А потом — Ваша книга. И моя радость. Вот, по сути, и все факты, уважаемый Дмитрий Сергеевич, что мне известны. Если Вам будут интересны те сведения, что я Вам сообщила, я буду рада. Думаю, что можно было бы еще попытаться поискать публикации Кемецкого в газетах тех городов, куда забрасывала его судьба. А вдруг!
Если Ваши помощники подтвердят получение этого письма, будет очень хорошо.
С самым искренним уважением и пожеланием здоровья и бодрости
Э. Страхова 22.VII.1994[2282]
Архив ДРЗ. Ф. 61. Оп. 1. Ед. хр. 9. Л. 3–8. Авторизованная машинопись с припиской автора. Год установлен по содержанию.
5. Д. С. Лихачев — Э. С. Страховой 2 августа 1996 г.
Уважаемая госпожа Э. С. Страхова (простите, что не знаю Вашего имени и отчества)! Большое, большое спасибо Вам за письмо! Оно много мне объяснило. Кое-что я могу объяснить и Вам. А. Панкратов — поэт, увлеченный античностью, писал стихи, используя близкие к греческим размеры и жанры. Кое-что печатал в ж[урнале] «Соловецкие острова» и газете «Новые Соловки»[2283]. Так как у него был срок меньший, чем у Володи, то его вывезли раньше на материк, и он ожидал срока окончания в Кеми на вольной квартире. Я думаю, что Володя у него и поселился в Кеми, работая в УСЛОНе.
Володя имел переписку со школьницей последних классов, которая влюбилась в его стихи и приглашала его приехать к ней жить по окончании срока. Приглашение на приезд пришло Володе и от ее родителей. Возможно, он к ней и поехал, но к жизни в семье он был совершенно не приспособлен, а может быть, его к ней и не пустили власти (она жила, кажется, в Уфе или Вятке — не помню).
В своих поисках (еще предвоенных) я наткнулся на известие, что Володя не то жил, не то печатался в Керчи. Я считал это сообщение совершенно не соответствующим действительности, но вот по Вашему письму выходит, что у Володи с Керчью были какие-то связи.
В последовательность его переездов следует внести, мне кажется, такой порядок: сперва Берлин, куда сперва устремлялась вся русская интеллигенция, потом Париж. В Париже, как говорила мне дочь Бориса Зайцева[2284], какой-то Свешников устроился работать в Банке. Может быть, это и был отец Володи, не пускавший его в Россию.
С А. И. Клибановым я был хорошо знаком[2285], но почему-то никогда не спросил его: встречал ли он Свешникова.
Вспышки гнева Володи я хорошо представляю себе. Однажды он накинулся на меня в камере; как только он меня ни оскорблял! Но я отлично понимал, что это болезнь, и на следующее утро между нами точно ничего не было.
Надо будет расспросить тех, кто занимается архивами Мережковского и З. Гиппиус. Может быть, узнаем что-нибудь. Но, пожалуйста, не бросайте заниматься Свешниковым: мне в моем возрасте (90 лет) уже трудно что-либо систематически делать одному.
Сведениям о дате и месте расстрела не очень следует верить: была инструкция по этим учреждениям менять то и другое в справках (так, я убежден, совершенно ложные сведения о смерти Флоренского давались официальными органами; он погиб в начале войны, когда топили в море всех «каэров» (т. е. заключенных по статье 58 УК)[2286].
Надо бы собрать все сведения о Володе и все его стихи, письма, упоминания о нем, библиографию его стихов и издать отдельным томиком.
Я готовлю второе издание своих «Воспоминаний», но без стихов Володи (издательство возражает). В «Воспоминаниях» я дал главу о Володе, расширив ее. Можно ли поместить там Ваше письмо
