В плену у платформы. Как нам вернуть себе интернет - Герт Ловинк
Сандип Мертиа из Дели предлагает другую точку зрения с Глобального Юга: «Академической теории было бы полезно обратить внимание на подавляющее большинство стран мира, для которых цифровые медиа только сейчас становятся по-настоящему доступны. Инфраструктура данных и капитала в этом пространстве принадлежит и управляется как государством, так и частными платформами. В Индии, по общему мнению, существует определенное «преимущество новичка», который, минуя более ранние модели цифровой грамотности и наращивания мощностей, сразу перешел к более доступным формам местных, визуальных и ориентированных на смартфоны цифровых медиа. Было бы большой ошибкой предполагать, что сотни миллионов новых пользователей просто примкнут к тем формам потребления и распространения медиа, которые доминируют сегодня. Возможно, возникающим сегодня явлениям требуется некая новая антропология, которая предложит понимание сетевых структур за рамками таксономических моделей контроля и децентрализации». Сети, о которых говорит Мертиа, находятся внутри логики платформы. «И государственная система Aadhaar с одной стороны, и квазимонополия Reliance Jio с другой работают как неспециализированные платформы – платформы вообще». По словам Мертиа, многие повседневные практики не поддаются логике платформы или обходят ее. Например, «можно сказать, что сети в WhatsApp для местной доставки еды… действуют внутри платформенной логики, однако они противостоят официальным приложениям для доставки типа Zomato и Uber Eats. Возможно – даже скорее всего – эти пользователи не думают о децентрализации как таковой, однако они противостоят централизации, и для переосмысления сетевых структур это может быть полезно» [24].
Европейская «контр-мем-бригада» (counter meme collective) Clusterduck предлагает список тактических шагов в защиту сетей. «Наши сетевые сообщества постоянно подвергаются атакам в попытке их захватить, замусорить, присвоить. Право на сеть не дается, его нужно отстаивать с помощью практик анализа, захвата и повторного присвоения. От первых форумов до Web 2.0, человеческая способность к сотрудничеству постоянно эволюционирует и не поддается простым определениям. Для выживания сетей сегодня требуется всё более сложный набор практик: создание движений на основе хэштега в Twitter, чтобы создать ощущение постоянной URL-активности; захват алгоритма YouTube RetroPlayer, чтобы за видеороликами правых комментаторов шли разоблачающие видео, способные вывести радикально настроенных пользователей из так называемой „воронки alt-right“; организация встреч IRL для координации и укрепления связей между участниками сети; создание и администрирование тематических групп на основных социальных платформах, как Facebook и Reddit, чтобы переманивать оттуда пользователей и сообщества на периферийные социальные платформы вроде Mastodon, Discord или Telegram; анализ истории веб-сообществ и субкультур, изучение их сетевых техник и ретроспективное осмысление процессов враждебного присвоения, кооптации и захвата, которые им пришлось пережить; разрушение спиралей ненависти, спровоцированных ботами и троллями на зарплате, при помощи „белого троллинга“ и разоблачений, чтобы шум „обратной цензуры“ превратился во что-то осмысленное; использование новомодных образцов дизайна, чтобы через них доносить наши тезисы, и создание мемов и меметичных нарративов, способных пробиться сквозь пузыри фильтров и объединить сообщества, которые иначе бы не встретились; изучение новых нарративов с особым вниманием к межвидовому сотрудничеству и значению симбиотических и паразитических отношений в формировании нашей способности к коэволюции. „Никто из нас не сильнее, чем мы вместе“ – никогда раньше эта фраза никогда не была так актуальна» [25].
К организованным сетям
Всё это заставляет меня задаться вопросом: что я сам думаю и вспоминаю о сетях? Способен ли я спасти имя своего института, сделав заявление? Что это – реквием по беззаботным сетям, песенка, которая застревает в голове, а потом забывается? Опустить ли мне руки – или же я по-прежнему привязан к этому понятию? Если концепция перестала работать, от нее надо избавиться. Факт в том, что за десятилетие наш Институт сетевых исследований не создал «платформы» (может быть, стоило?).
Что я пытался сделать – это усилить концепцию сетей изнутри: укрепить некоторые теоретические положения, подпереть некоторые хрупкие элементы. С 2005 года я вместе с Недом Росситером работаю над идеей «организованных сетей». В 2018 году вышла книга Организация после социальных медиа, объединившая наши труды [26]. Предложенный нами путь – переходить от «слабых связей» к «сильным связям», оставив в прошлом диффузные сети и вместо этого работая с гораздо меньшими, специализированными онлайн-группами. Возможно ли таким путем спасти это понятие, изящно вернуть концепцию в обиход? Мы намеренно не рассматривали вопрос о том, как ускорить и увеличить масштабы сетей. Сейчас все хотят мгновенно выйти из грязи в князи в рамках сети на пять миллиардов пользователей (интернета). Взамен стремлению набрать критическую массу как можно быстрее, мы предложили форму авангардной группы, ячейки или аналитического центра. Сдвиг, о котором идет речь, – это сдвиг в сторону организационных форм, которые нуждаются в определенных инструментах для достижения цели.
В организованных сетях возникают новые институциональные формы, чьи динамика, свойства и практики обусловлены операционной логикой средств коммуникации и цифровых технологий. Их появление отчасти вызвано усталостью более общего рода и ростом недоверия к институтам – церкви, политическим партиям, коммерческим компаниям, профсоюзам – которые поддерживают иерархические способы организации. Хотя организованные сети сами не лишены иерархических тенденций (основатели, технические архитектуры, централизованные инфраструктуры, культы личности), они в большей степени тяготеют к горизонтальным способам коммуникации, практики и планирования. Организованные сети возникают в период интенсивного кризиса (социального, экономического, экологического), когда доминирующие институты не справляются со своей основной задачей – принятием решений. Как эксперимент в области коллективной практики в сочетании с цифровой технологией, организованные сети оказываются испытательным полигоном сетевых форм управления, адекватных проблемам мира, который катится в глобальную пропасть.
В ревущие девяностые считалось, что «сетевой эффект» сделает свое дело. Предполагалось, что пользователи-единомышленники соберутся вместе, приведут друзей и быстро вырастут в то или иное сообщество. Описывая эту модель два десятилетия спустя, Бернар Стиглер заметил, что в автоматическом обществе цифровые сети, называемые «социальными», заставляют индивидов подчиняться обязательным протоколам, потому что их привлекает к этому эффект автоматизированного стада – новой формы «искусственной толпы» или «искусственной массы» (выражение, введенное Фрейдом). В этом смысле социальную сеть можно рассматривать как наследницу церкви и армии [27]. Задача массовой психологии XXI века – описать, чем именно социальные медиаплатформы отличаются от более ранних
