Зачем мир воюет. Причины вражды и пути к примирению - Кристофер Блаттман
Однако реальные люди, как оказалось, гораздо чаще поступают иначе. Сотни ученых предлагали сыграть в эту игру десяткам тысяч студентов по всему миру. Некоторые ради этого даже отправлялись в самые отдаленные уголки планеты, чтобы поиграть с представителями самых различных обществ. Они присоединялись к антропологам, работавшим на продуваемых всеми ветрами плато в Монголии, и общались с кочевниками торгутами в полупустыне. Они играли в эту игру с эквадорскими индейцами племени ачуар, которых осталось на планете всего около 6 тысяч. Странная группка ученых с маленькими записными книжками посещала скотоводов племени орма на безводных кенийских равнинах, жителей деревни Ламалера на маленьком индонезийском острове и десятки других народов, Каждый раз этот странный клан с учеными званиями в сопровождении свиты ассистентов предлагал местным жителям совершить этот причудливый ритуал обмена.
Результаты в разных обществах несколько различаются, но обычно на любое предложение меньше двух-трех долларов все Даниэли мира посылали Марий всего мира куда подальше. Марии всего мира об этом знали. Именно поэтому всюду – ив джунглях, и в пустыне, и в скучной компьютерной лаборатории – большинство Марий предлагали своим Даниэлям не по одному центу, а по четыре-пять долларов.
Но почему Даниэли всего мира отвергают подарки, которые составляют меньше 20–30 процентов от целого, но все равно остаются подарками, которые они получают просто так? Ответ прост: Даниэли, по сути, платят за то, чтобы наказать скаредных Марий. Наказание несправедливости в восприятии большинства людей – это правое дело. Кроме того, оно приносит удовольствие. Мы знаем об этом потому, что, пока некоторые ученые бродили по пустыням и джунглям, другие общались с нейрохирургами. Те навешивали на игроков сканеры и наблюдали за деятельностью головного мозга во время игры в «Ультиматум». Когда очередной Даниэль наказывал за несправедливое предложение, системы в его мозгу включали эмоциональное вознаграждение [6].
Элизабет Вуд в Сальвадоре наблюдала схожую картину. «Когда вокруг идет война, вместо того чтобы быть убитым, ты берешь в руки оружие, – вспоминал один кампесино, объясняя ей, почему война не останавливается. – Из-за этого она разрастается еще больше. Ты хочешь отомстить за смерть брата». Другие объясняли свою мотивацию нравственным возмущением и желанием сделать мир более справедливым. В любом случае ответный удар приносит удовлетворение и основывается на ощущении, что именно так и следует поступать.
Стремление к справедливости, готовность наказывать за ее отсутствие можно обнаружить в любом человеческом обществе. Такое положение вещей помогает людям взаимодействовать в больших группах. Чтобы убедиться в этом, посмотрим на маленькие группы, в которых все друг друга знают и постоянно общаются. Допустим, Мария и Даниэль живут в одном селении или торгуют на одном рынке. Если Мария обманет Даниэля, он наверняка решит наказать ее: для него это будет иметь стратегический смысл. Если он не сделает этого, она, с большой вероятностью, обманет его и в следующий раз. В свою очередь Мария, понимая стимулы Даниэля и зная, что ей неоднократно придется иметь с ним дело в дальнейшем, дважды подумает, прежде чем решиться обмануть его. Таким образом, регулярные взаимодействия становятся залогом сотрудничества.
Однако в больших обществах эта стратегическая логика хромает. Если группа увеличивается, растет вероятность, что мы будем взаимодействовать с незнакомцами не постоянно, а однократно. Каждое такое взаимодействие будет содержать риск того, что вас обманут.
Это похоже на длительную серию анонимных игр в «Ультиматум». Мария не надеется встретиться с Даниэлем снова, а в таком случае зачем ей проявлять великодушие? Даниэль может решить наказать ее, но какой смысл прилагать такие усилия, если в этом не будет никакой пользы для дальнейших торговых и иных отношений? Когда ни у кого нет стимулов укреплять отношения, сотрудничество поддерживать сложнее. В этом кроется классическая проблема коллективных действий.
В таких ситуациях оказывается полезным врожденное чувство эмоционального удовлетворения от наказания несправедливости. Оно помогает решить проблему коллективных действий: дает Даниэлю, получающему удовольствие от восстановления справедливости, стимул проучить Марию. Если все Марии мира будут знать, что большинство людей имеют сходные социальные приоритеты, они с меньшей вероятностью станут мошенничать с другими. Рабин и его коллеги выяснили, что это вполне соответствует данным, полученным в ходе эксперимента.
По этой причине многие ученые полагают, что праведная месть на уровне человечества эволюционирует в культурном и даже, вероятно, биологическом смысле. Эта социальная норма настолько полезна, что ее можно обнаружить практически в каждом человеческом обществе. Судя по всему, даже у обезьян есть инстинкт к справедливости. Например, одна пара исследователей работала с 25 самками капуцинов. Каждой из них давали пластиковый жетон. Если обезьяна возвращала жетон, исследователь награждал ее либо ломтиком огурца, либо виноградиной – их капуцины любят гораздо больше огурцов. Когда одна самка видела, что ее подруге достался ломтик огурца, она обменивала свой жетон с удовольствием. Но если одна обезьяна, получив огурец, видела, что другой досталась виноградина, это возмущало ее, так что она напрочь отказывалась меняться. Представляю эту злую обезьянку, визжащую на ученого в белом лабораторном халате… [7].
Гнев при нападении и желание наказать тех, кто поступает несправедливо, помогает группам решать еще одну проблему коллективных действий. Она связана с самозащитой и выживанием. Вступать в бой рискованно, поэтому у отдельных членов группы есть стимул отойти подальше и предоставить другим организовывать групповую оборону. Если у достаточно большого количества членов группы есть стимул к наказанию, проблема коллективных действий решается тем, что в ней появляются мотивированные добровольцы.
Доказательства этого паттерна поведения можно найти не только в Сальвадоре или Сирии. Специалисты, занимающиеся изучением поведения повстанцев, революционеров, вооруженных сект или террористов, отмечают одинаковую мотивацию у всех участников насильственных действий: возмущение нечестностью или несправедливостью и удовольствие от совершения действий против репрессивного режима или враждебной группы. Так было во время крестьянских восстаний в Европе раннего Нового времени, во вьетнамском и иракском сопротивлении американской агрессии, в бесконечном цикле нападений и репрессалий со стороны израильтян и палестинцев. Это можно видеть на низовом уровне, среди банд и племен, в аналогичных длительных сериях атак и ответных ударов, из которых состоят междоусобицы [8].
Как нематериальные стимулы повышают риск войны
Что происходит со стимулами к миру, если крестьяне, сектанты, демонстранты или уличные торговцы решают наказать несправедливость? Предположим, наш пирог представляет собой контроль над обширными кофейными гасиендами Сальвадора, Двумя сторонами конфликта здесь выступают крестьяне и элита.