Газета Завтра Газета - Газета Завтра 9 (1213 2017)
Но в этом зеркале чуть-чуть иначе
Мы будем выглядеть. Отличие такое,
Как левизны и правизны в пространстве…
Да, именно так. Чуть-чуть иначе. И это "чуть-чуть" не считается. То есть не просчитывается…
Операции с течением времени, в "мирах Полюхова" успешно проведённые отечественными спецслужбами и приведшие к воссоединению Крыма с Россией, внезапно приводят к появлению в этом "параллельном мире" двух уроженцев провинциального волжского города Симбирска, ставших символами двух революций 1917 года: Февральской и Октябрьской.
Трудно сказать, насколько нарисованные автором образы могут соответствовать действительности: например, в ленинских устах характеристика Сталина: "двух слов не мог связать", — выглядит явным анахронизмом, поскольку работа будущего "отца народов" "Марксизм и национальный вопрос" (1913) получила высокую оценку Владимира Ильича, да и сам Иосиф Виссарионович писал хрестоматийные стихи — правда, на грузинском языке. Но ведь у нас тут немного "параллельная" реальность, художественно переосмысленная, не правда ли?
"Если из истории убрать всю ложь, то необязательно останется одна правда. Может, и ничего не остаться", — предупреждает автор в эпиграфе своего романа. "Сказка ложь, да в ней намёк?" — переспросим мы и ещё раз посмотрим в зеркало, чтобы убедиться: да, до "добрых молодцев" ой как далеко, не похожи.
И погром капитал-коммунистов, который на почве… извините, сексуальной ревности устраивает Ленин на пленуме своих партийных товарищей, выглядит ничуть не менее и не более убедительным, чем поездки Керенского в багажнике автомобиля в американское консульство…
Хватает и "клубнички" разного сорта, и прочих обязательных атрибутов добротного "шпионского романа". Ну, "Дакмональдс", зато — Audemars Piguet, всё серьёзно и без ошибки…
Но вот чем действительно может "взять за живое" эта "хроника предполагаемых обстоятельств" — затаённым и пока безответным вопросом: "А так ли мы живём? Для того ли?"
Четыре есть вещи, все — как одна:
Женщины, лошади, власть и война…
Ничто из этого, вопреки распространённому заблуждению, не покупается за деньги, а потому Керенские, так таинственным образом получается, в конечном итоге всегда проигрывают Лениным. И в литературе, и в жизни — всегда и везде. В разных декорациях разыгрывается одна и та же драма, один и тот же сценарий. Хотя с чего, казалось бы, если деньги — единственно‑реальная ценность этой жизни…
Почему так? Отчего? Ответа на эти вопросы не знаем ни мы, читатели, ни автор этой книги. Он лишь добросовестно фиксирует данный непреложный факт в полёте своей "постпост (можно ещё стопятьсот раз) модернистской фантазии". Такая вот топология у этой нашей Вселенной…
Речные писатели
Речные писатели
Михаил Тарковский
2 марта 2017 0
в стихиях Русского Слова
К 80-летию (15 марта 1937 г.) и дню памяти (14 марта 2015 г.) Валентина Григорьевича Распутина мы публикуем отрывок из очерка о Распутине и Викторе Астафьеве "Речные писатели" известного сибирского литератора Михаила Александровича Тарковского.
Так случилось, что в двадцатом веке именно эти писатели взяли на себя ношу великой русской литературы и, поразив своими книгами самых щепетильных читателей, стали настоящими классиками. Литература наша, всегда жившая живым, настоящим, исконным, отторгая город с его элитарностью и западными веяниями, обманула цивилизацию и проложила себе основное русло через Сибирь — край, где русское ещё сохранилось нетронутыми очагами, как клочками, местами оставался соболь после убийственного перепромысла в начале двадцатого века.
Сто раз говорено, что город, пусть самый красивый и значимый, — человечье детище и наследует все человечьи грехи. В отличие от него природа — творение Божие, именно поэтому такая мощь и исходит от неё, и, питая художника, она заставляет соответствовать, равняться, а иногда и выстраивать себя заново. Эта нечеловечья мощь ярче всего проявляется в сибирских реках, не только могучих на вид, но и важнейших по сути, поскольку от них напрямую зависит жизнь в этих суровых краях: это реки-дороги, реки-кормилицы, реки-учителя… И чтобы до конца понять двух русских писателей Астафьева и Распутина, надо хорошенько представить, что такое для Сибири реки Енисей и Ангара.
Итак, главный фарватер русской литературы прошёл именно по этим великим водным жилам, за каждую из которых будто отвечал свой писатель — за Ангару — Распутин, за Енисей — Астафьев. Страшное географическое противоречие современной России — смещённость Центра к Западу, тогда как самые непостижимые и глядящие в будущее территории расположены от него далеко к востоку. Однако для таких людей, как Астафьев и Распутин, центр жизни там, где живут они сами, а главное — где живут их герои. Герои Астафьева, его необыкновенно личностной автобиографической прозы крепчайшими жилами привязаны к "Батюшке-Анисею". И мощь эта человечья, да и литературная, происходит именно от этой непостижимой реки.
До сих пор идут споры, что считать Енисеем: сам Енисей от Кызыл-Хэма или Ангару, вытекающую из Байкала и впадающую в Енисей вблизи Енисейска, удивительного города-музея, бывшей столицы Енисейской губернии.
Судьбы Енисея и Ангары и схожи, и различны. По этим рекам шло освоение Сибири с запада, по ним испоконно лепились станки, расположенные друг от друга на расстоянии, удобном для смены коней, и именно на этих берегах, прижатых тайгой к воде, и жила-развивалась русская жизнь со своими радостями и горестями.
Пожалуй, Енисею в борьбе с беспросветным человечьим бездушьем повезло больше, чем Ангаре, единственной вытекающей из Байкала реке, что, особенно с воздуха, поражает на выходе своей ясно-синей водой. В отличие от Енисея, прямого, как труба, она по-женски разливиста, изобилует островами и протоками, и меж коренными берегами, называемыми матерόй (от слова материк), здесь необыкновенно широко. Она вся — как Енисей в Вороговском многоостровье — удивительном месте чуть выше впадения Подкаменной Тунгуски. Здесь, за знаменитыми скалистыми "щеками", непомерная ширь меж коренными берегами, а огромный разлив изобилует островами, протоками, тальниковыми поймами.
Покосы на Енисее — узкие полосы заливных лугов. Многие из них расположены далеко от посёлков, так что зимой ещё замучаешься сено вывозить на коне или снегоходе — дорог-то нет. Ангара в этом смысле идеальна для сельского хозяйства — огромные покосы прямо на островах, живи и ставь сено в одном месте и под боком. Именно на таком острове и происходило действие повести "Прощание с Матёрой". Протоки же меж островами образуют прекрасные рыбьи нерестилища, а сколько зверя в поймах, сохатого и всякой прочей живности — любой охотник позавидует! Живи не хочу. Недаром целый ангарский уклад сложился на этих красивейших берегах, необыкновенно яркий и крепкий. На Енисее, уходящем к Ледовитому океану, эта основательная нота прекращается — начинается остяцкий Север, где всё перебивает приполярная промысловая нота — охотничье-рыбацкая.
Лес на берегах Енисея разный, но в основном это кедрачи, ельники, лиственничники. Ангара же в основном светлохвойная, лиственнично-сосновая. Строевые сосновые бора на ней уникальны, и в этом-то оказалась беда её. Если по Енисейским деревням разрушительной лавиной прокатилось укрупнение, то Ангара подверглась ещё налёту леспромхозного беспредела. Понаехало всякого народу, смешавшего-замутившего вековечный уклад, и названного Распутиным в повести "Пожар" "архаровцами". В довершение в леспромхозы, где больше платили, ломанулось население из колхозных деревень, особенно молодёжь. Бора вырубались, деляны всё дальше забирались в хребёт, разгоняя зверьё. Не отстала и пора ГЭС, на Ангаре их аж три шутки: Иркутская, Братская и Усть-Илимская. Да ещё и Богучанская, за которую не так давно снова взялись энергетики и добили низ Ангары. Последнее это затопление — особенно трагическая страница в истории Сибири, и о ней отдельный разговор. Дело в том, что Богучанская ГЭС не так уж нужна Красноярскому краю — энергия предназначена для перегонки в Китай. А не для подъёма местной промышленности.
История строительства гидроэлектростанций и затопления деревень — одна из самых болевых тем Сибири. На Красноярском море есть такая традиция — каждое лето на пароходике едут жители затопленных деревень и над местом, где когда-то стояли их дома, поднимают стопочку, поминают прошлое.
Всё это надо знать читателю, чтоб до конца понять великую боль Астафьева и Распутина за тот Божий мир, который даден человеку на уход и преображение, а в ответ получающий от него одно нерадение. Веками великих трудов и лишений наживался уклад и требовал одного — служения исконному и вечному. "Батюшка-Анисей" сам всё объяснит и скажет — когда сено ставить, когда соболя бить, а когда селёдку промышлять. А ты не мудрствуй и слушайся, да смири гордыню, иначе будешь, как Гога Герцев, лежать в речке с проломленной башкой.
