Газета Завтра Газета - Газета Завтра 937 (44 2011)
"Я против кровопролития", — заявил Пётр Арсентьевич. Вопрос нужно решать не столь жестоко. Пока не испробованы другие методы воздействия, не нужно прибегать к крайнему средству, каковым пролитие крови является. Мнения разделились. Одни, относившие себя к лучшей части человечества, верящей в исправление, были за решение проблемы без прибегания к кардинальным средствам, каковым пускание крови является. Советовали не спешить: вдруг само всё рассосётся. Как якобы не раз бывало в мировой истории.
Другие говорили, что иначе нельзя. Промедление смерти подобно. Первые на это отвечали, мол, стало быть, так господу угодно. Всё в его власти. Вторые парировали, что врачи и спасатели тогда прямые противу воли господа идут. Лежит человек под завалами дома при землетрясении — и лежи себе. Дискуссии не прекращались. Но кровь не пускалась. "Рассасывание — наше всё",— провозгласили гуманисты. Пётр Арсентьевич был в числе их.
Он не оставил без внимания проблему. Наблюдал за процессом и предлагал всё новые гуманные средства лечения. Действительно, разве тёмное пятнышко на мизинчике — повод браться за скальпель? А если вазелином смазать? Как и боли в сердце — не повод браться за вилы, то бишь скальпель. Может быть, не гнаться с хирургическим ножом за больным, а — вазелином? В области сердца или в области пятки. Говорят, именно так поступают эскулапы племён дельты Амазонки. У них нет вазелина? Но чем-то же они смазывают себя? Пусть у нас будет вазелин.
Не помогло? Так и что? Сразу опускать руки, или опять за нож? Вам ещё и топор в руки дай! Гемофилы, движимые жаждой крови!
Тёмное пятнышко на мизинце стало расти, уже и вся ступня почернела? Можно надеть носки, отбеливающий крем опять-таки вам в помощь, если не нравится тёмный цвет, в чём явно выражается ваша фарбофобия, то есть ненависть к цвету. А если это не просто цвет, а цвет кожи, то не расизм ли это? Вы под видом заботы о здоровье проявляете расовую нетерпимость. В какие одежды только ни спрячется шовинист и экстремист! Надо быть бдительными, чтобы не пропустить заразу фашизма, пробирающегося через разные лазейки в демократическое общество, желая подорвать его основы и бросить нас всех в тоталитарную нетерпимость!
Если не помог вазелин при болях в сердце, не повлиял на тёмное пятно на мизинце, не значит, что не помогут чай с чебрецом или вдыхание дыма кедровых шишек. Сибирские знахари, среди которых потомственный целитель дед Авдей, весьма активно прибегают к этим приятным методам.
Нога уже темна до колена, неприятные запахи, боли в сердце уже не позволяют даже ходить? Так что, опять — к топору? А если все, решая проблемы, схватятся за ножи-топоры? Это же резня! А мы — гуманисты. От неприятного запаха хороши ароматические палочки, духи весьма помогают. Вы не пробовали? О, рекомендуем! Вы получите истинное наслаждение. Носки уже не помогают, уже темнота выше колена поползла? А колготки ещё никто не отменял. А если вы мужчина, по неизвестным причинам (хотя в основе лежит гомофобия) не признающий колготок и помады как предметов мужского обихода, наденьте спортивное трико. И то, что из-за болей в сердце вам приходится лежать, пока мы подбираем для вас наиболее эффективное средство помощи, то это же время подумать о многом! Когда вы, бегающий, ходящий, пляшущий, в последний раз предавались размышлениям о смысле жизни, о том, всё ли вы сделали для усовершенствования мира, были ли терпимы к ближним? Почему так жаждали крови? И вот вам — подарок судьбы. Лежите и не рыпайтесь, то есть оставайтесь в состоянии покоя и созерцания.
Ну а если вы всё еще о ноге, которая вам покоя не даёт, если сердце вас, что называется, беспокоит, то мыло сейфгарт, у которого, как нас просвещает реклама, столько полезных качеств, еще не раскрыло до конца, мы уверены, своих возможностей. Если мыть ногу мылом сейфгарт, которое убивает микробов, то микробы будут убиты. Покупайте мыло сейфгарт! Если мыло сейфгарт принимать внутрь в виде мыльной стружки, то о болях в сердце вы забудете! Наверняка! Да и сколько ещё неиспробованных методов, весьма и весьма эффективных, но пугающих покуда своим новаторством, у нас в запасе?
Трубач, персонаж пьесы Горького "Егор Булычов...", утверждая, что "все болезни одинаково происходят по причине дурного воздуха в животе", предлагал страждущим универсальное средство исцеления — дуть в его трубу, чтобы этот дурной воздух выпускать. Так почему бы нам не бить в барабан, мы ведь покуда ещё барабанщики не запрещённые. Теория звуковых волн, воздействующих на все органы весьма положительно, захватывающе интересна! И пока учёные изучают и исследуют, давайте применим. Возможно, для излечения темноты в области нижней конечности, которую почему-то называют неприятным словом гангрена (как гиена, честное слово), нужен один вид барабана, а от болей в области сердца— другие. Так не будем экономить на здоровье — купим два барабана!
Что, и тот, и другой пациенты помре? Царствие им небесное, на всё воля божья. А противник кровопролития Пётр Арсентьевич, хирург, испробовал все способы помощи. Он — активист движения "хирурги против хирургического вмешательства".
С преступностью юристы борются либерализацией законодательства. С коррупцией и расхищением госсобственности — отменой конфискации имущества. Со спадом промышленного производства — закрытием заводов, введением новых налогов на отечественный бизнес и снятием барьеров для ввозимой продукции.
Если вазелин не помогает, точно ли, что болезнь неизлечима? Может, надо действовать другими, на худой конец, старыми дедовскими способами?
-- Год без Головина
ЛУЧИ БЫТИЯ
Я был поражён тем, насколько уход Евгения Всеволодовича Головина произвёл на меня сильнейшее впечатление. Давно было известно, что он болеет. Уходил он постепенно. Головин сам говорил, что, частично, он уже "там". Он завис между двумя мирами, без особого энтузиазма относясь к обоим. При этом, когда Головин ушёл, он каким-то образом подчеркнул самого себя. Этот год без Евгения Всеволодовича для меня был годом с Головиным в большей степени, чем много предыдущих лет. По степени яркости, живости и пронзительности отношений с ним, с его духом, с его идентичностью. Для меня это было сопоставимо с теми годами в начале восьмидесятых, когда я с ним познакомился. После тех лет это был самый яркий год с Головиным. Я неотступно о нём думал и думаю, вспоминаю любые эпизоды, которые наполняются всё новым смыслом. Я читаю его поэзию, статьи, слушаю его песни. Быть может, когда Головин был в расцвете сил, писал, творил, читал лекции, он был дальше от меня, нежели теперь, когда он ушёл. Такое парадоксальное впечатление. И я-то думал, что это мой личный опыт. Но я поговорил с целым рядом людей, которые хорошо знали Женю, — и они сказали то же самое. 26 августа был день рождения Головина, и его дочь Елена пригласила старых головинских друзей: Мамлеева, Джемаля, Дудинского, Скляра, Жигалкина, Сахарного. Это был удивительный вечер. Его полностью заснял режиссёр Артур Аристакисян. Это был день рождения без Головина, но говорили мы только о нём. И он был настолько жив, настолько иронично улыбался, отпускал замечания сквозь людей, что это был настоящий сеанс. Я вспомнил историю, как египетский жрец у Плотина вызывал дух Платона, — получилось нечто в таком духе. Было удивительно обаятельно. И в три часа ночи, когда все давно разошлись, а Артур, согласно своей идее, продолжал снимать пустые кресла, огромный кот, который видел Головина, запрыгнул к его портрету и отдал мэтру "римский" салют. Это была достойная кульминация вечера.
Вообще, почитание Евгения Всеволодовича, культ Головина только начинаются. Причём, культ не в метафорическом смысле, но в прямом. Есть обычные люди, а есть металюди. Даже не вдвойне, но в тысячу раз. Люди, у которых всё настолько насыщенно, что это производит ошеломляющее впечатление. Так, для Головина подвигом было войти в метро. Когда его видели контролёрши, они сразу начинали свистеть. И на вопрос — зачем вы это делаете, не могли ничего ответить. Головин при этом не был пьян или плохо одет. Просто от него исходили лучи такой концентрации бытия, которые зачастую воспринимались как пощёчина, скандал. Человек с таким внешним видом, выражением лица, жестами просто не мог находиться в той среде. Мягко сказать, что эта среда его не принимала, — она просто визжала, когда замечала взгляд, мимику Жени. Головин — это фигура, которая требует раскрытия. И, на мой взгляд, мы начинаем эпоху с Головиным. Я говорю не о воспоминаниях — они имеют своё значение, но здесь речь идёт о его постижении.
