Газета Завтра Газета - Газета Завтра 929 (36 2011)
Александр Молотков -- Коммунизм и реформация
Окончание. Начало — в № 35
ХРИСТИАНСКАЯ ЭТИКА СОЦИАЛИЗМА
Реформация — это "универсалия культуры" (В.Жукоцкий), рано или поздно через неё проходит всякая цивилизация в процессе своего культурно-исторического становления. Ее суть в радикальном преломлении религиозной Традиции в пространстве общества и культуры. Реформация по существу есть культурная революция, переводящая высокие идеалы религиозного откровения в практическую плоскость социальной жизни.
Русская христианская цивилизация осуществила свою религиозную реформацию только в XX веке, осуществила ее в небывалой коммунистической форме, тем самым решительно подтвердив свой особый, отличный от западноевропейского, путь развития. В условиях кризиса христианской истории это явилось новым образом религиозно-мотивированного общества.
Если европейская реформация средневековья породила протестантского предпринимателя-индивидуалиста, определившего буржуазный тип организации социума, то русская реформация XX века породила нового советского человека, явившего миру социализм — новый тип социально-экономических отношений. В основе нового общества лежали приоритеты социальной справедливости, равенства и братства, моральной чистоты и созидающего труда.
Это вполне закономерный итог развития двух разных ветвей христианской цивилизации, разделенных как по своим истокам, так и по каноническому миропониманию (католичество — православие). Коллективистские ценности востока и соборное начало православия однозначно предопределили социалистическую трактовку христианской этики, когда история поставила перед Россией этот богословский вопрос ребром. Индивидуальная "богоизбранность" предпринимателя-протестанта была для русского человека органически не приемлемой.
Разница здесь в социально-экономической проекции христианской веры. Пафос протестантской трудовой этики направлен на практическое устроение индивидуальных отношений с Богом (как реализация заповеди "любви к Богу" в повседневной жизни); пафос социалистической трудовой этики направлен на осуществление братских отношений с ближним (как реализация заповеди "любви к ближнему" в рамках общества). В результате складываются два типа общества, где первое ведет к социальной отчужденности (общество модерна), а второе к социальному единству и сплоченности (общество традиции).
Христианский социальный эффект данной метаморфозы состоит в том, что практический результат личной трудовой праведности в коммунистической этике, в отличие от этики протестантизма, не становится предметом укрепления личного индивидуализма (духовного и материального), но всецело посвящается благу ближнего через социальную систему общества. Тем самым гармонизируется личность, освобождаясь от эгоизма, индивидуализма, превозношения и, одновременно, совершенствуется общество, становясь христианским по существу. Если европейская реформация актуализировала таким образом в истории личностное начало христианства, то коммунистическая реформация пошла значительно дальше, актуализировав в истории социальную идею христианства.
В итоге старый "конфликт цивилизаций" (русской и западноевропейской) закономерно вылился в XX веке в конфликт двух социально-экономических систем: социализма и капитализма. В их основании лежало серьезное религиозное разделение, различное понимание христианской этики. И когда капитализм, как зрелый продукт западноевропейской реформации, стал поглощать в XIX веке русскую цивилизацию, последняя ответила адекватно — заявив собственный социально-экономический проект социализма. Такова духовно-социальная диалектика. Понятно, что и сегодня, в условиях грубого и вероломного навязывания России капиталистической модели отношений, вопрос стоит о том же — быть или не быть вообще русской христианской цивилизации?
ЭФФЕКТ РЕФОРМАЦИИ
Понимание генезиса советского коммунизма как явления русской религиозной реформации объясняет множество недоразумений XX века. Начиная с мировоззренческой неразберихи Революции, трагедии Гражданской войны и кончая кризисом современной русской идеологии. Все это результат исторической актуализации русского христианского духа в области социально-экономических отношений, повлекший за собой радикальную перестройку русского мира.
"Эффект реформации" состоит в высвобождении религиозной энергии общества в сторону интенсивной модернизации — через переход от религиозного созерцания к религиозному действию. Все признаки подобного общественно-исторического всплеска в Советской России были: энтузиазм первых пятилеток, стахановство, индустриализация, победа в ВОВ, расцвет культуры, выход в космос и т.д. И все это на несомненном духовном подъеме, самоотверженной жертвенности и оптимистической вере, в которых невозможно не узнать признаки религиозного вдохновения. При этом христианская этика, свойственная русскому человеку, присутствовала в повседневной советской жизни вполне естественно, так как поддерживалась самой системой социальной организации и моральным кодексом строителя коммунизма.
Другое дело, что в стратегическом плане советское "христианство без бога" было обречено. По духовной идее это была восходящая христианская цивилизация, однако по рациональной (марксистско-ленинской) форме она воплощала собой материалистический культ модерна, с его позитивизмом, рационализмом и атеизмом. Тем самым, идея коммунизма была политически оторвана от своего онтологического источника — христианской Традиции, а душа русского человека — от Христа. Когда первоначальный религиозный импульс иссяк, оказалось, что подлинной связи с источником веры нет! — и дальнейшее коммунистическое строительство остановилось. Суррогатные формы религиозности (праздники, демонстрации, культ вождей) сами по себе не работали, а на сугубо рациональной основе построить "совершенное общество" невозможно.
Радикальное противостояние с Церковью и доктринальное неприятие духовной стороны человеческой жизни лишило коммунистическую идею онтологической глубины, иссушило ее созидающую силу, сделало невозможным новый идеологический синтез. В итоге первоначальный религиозный максимализм "коммунистической реформации" обернулся идеологическим тупиком, в котором и поныне пребывает коммунистическая теория. Культ материализма вытравил идеальное начало не только в общественном сознании, но и в самой коммунистической идее. Социализм как материальная база коммунизма был построен, однако восходящая духовная энергия коммунизма была исчерпана — в результате все вновь покатилось вниз, в объятия уже давно забытого "старого мира".
Тем не менее, шанс выправить положение и удержать коммунистический вектор советского развития теоретически был. В логике Реформации за эпохой горячих "религиозных войн" следует эпоха Просвещения как новый мировоззренческий синтез, осваивающий освобожденные религиозные энергии в новых культурных формах. В России эпоха "коммунистического просвещения" должна была наступить на переломе 80-х — все предпосылки для этого были. Открытость к Церкви, публикация русских религиозных философов, исчерпанность тоталитарной системы, кризис коммунистического догматизма. В рамках идеологической свободы и политической демократии были открыты все возможности для нового культурно-исторического синтеза, способного по-новому одухотворить советскую систему, открыть для нее дальнейшие перспективы развития. Однако инициаторы "перестройки", интуитивно понимая необходимость такого качественного перехода, не увидели собственных (духовно-имманентных) источников нового синтеза и просто развернули вектор советского строительства в сторону западноевропейских стандартов — в экономике, политике и культуре. В этом смысле верхушка КПСС (Горбачев и Ко) действительно совершила не только "догматическое", но и национально-стратегическое предательство. Чем тут же воспользовалась "пятая колонна" Запада, переведя стрелки социалистического развития на капиталистические рельсы и подчинив Россию внешнему колониальному управлению. Коммунистическая партия оказалась на грани запрета, а коммунистическая идея и сама советская эпоха — перманентным объектом для идеологического и политического битья.
Но в странной ситуации оказалась и русская Церковь. Её положение в постперестроечные годы крайне двусмысленно. С одной стороны, полная свобода для неограниченного экстенсивного возрождения (строительство храмов, открытие миссии), а с другой — абсолютная нестыковка с действующей идеологией западного либерализма и реалиями капиталистической действительности. Несмотря на видимую благосклонность власти, "симфония" Церкви с такой чуждой социально-экономической системой в принципе невозможна, поэтому невозможно и ее реальное влияние на динамику общественных процессов. Россия тотально переформатируется по западно-европейским лекалам, а русская Церковь лишь молчаливо присутствует при этом как немое оправдание буржуазной реставрации. Надежды на большее здесь, увы, не оправданы. Этика капитализма даже под вывеской "православного предпринимательства" остается протестантской, комплексно определяющей соответствующую модель жизнеустройства. Ее принятие неизбежно оборачивается "экономическим экуменизмом" — предательством духовных ценностей православия на эмпирическом социально-экономическом уровне.
