Газета Завтра Газета - Газета Завтра 920 (27 2011)
М.З. Это очень показательно, что умные и прагматичные люди на Западе верят, что в России всё будет хорошо! Может быть, нам самим нужно, прежде всего, поверить в это. Ведь, вера — сильнейшее чувство. Без неё на большое дело народ не поднимешь. А коли сможем найти ответ на главный вопрос, который мы сегодня обсуждали — ОБЩЕЕ ДЕЛО для страны и народа — то всё у нас получится! Нет ни малейшего сомнения!
Беседу вёл Сергей Филатов
Публикуется в сокращении
Александр Шалдин -- Мегамашина
Экономические успехи КНР хорошо известны. Ли Дуншен, один из главных китайских идеологов, жестко заявил: "Мы никогда не будем копировать западную модель". Эту мысль поддерживает и Ху Цзиньтао: "Необходимо осуществлять единое и комплексное планирование, разрабатывать развитие города и села, регионов страны, социально-экономической сферы". Иначе говоря, на высшем уровне подтверждено, что Китай как шел, так и будет идти своим, китайским путем. Распространено мнение, что в Китае строится экономика западного образца. Это мнение ошибочно. В КНР на долю госсектора приходится 70% объема производства. На госпредприятиях занято 70% всех рабочих и служащих промышленности. Иными словами, госсектор был и остается становым хребтом китайской экономики.
За период реформ непосредственно под государственным управлением были созданы новые для Китая отрасли индустрии. Например, производство металлургического и шахтного оборудования, авиационная и автомобильная промышленность, станкостроение, цветная металлургия, ядерная энергетика, производство крупномасштабных интегральных схем и персональных компьютеров. Местные торгово-административные организации в стране подчинены вышестоящим. Если в западной модели упор делается на частный сектор, то в китайской — на государственный.
В Китае используется совершенно особая система финансов, не имеющая аналогов в мире. Истоки ее восходят к 1985 году. Тогда в стране развернулось грандиозное строительство, но денег, чтобы финансировать его, не хватало. В любой экономике должно обращаться ровно столько денежных знаков, сколько продано товаров и реализовано услуг. Если таких знаков больше, то начинается инфляция. Китай же был крестьянской и слаборазвитой страной. Денег, обеспеченных реальной массой товаров и услуг, было мало. Задачи же предстояло решить гигантские. Но, если для этого включить печатный станок, то деньги тут же обесценятся. Тупик?
Да, но только с точки зрения рыночных теорий. Дело в том, что до сих пор человечество из всей экономики использовало только рыночный сегмент, ошибочно считая, что рынок — это и есть экономика. И Адам Смит, и Карл Маркс, и последующие западные экономисты изучали законы только рыночной экономики. Нобелевские премии по экономике давались и даются только за разработку рыночных моделей. Но по этим моделям Китай и за сотни лет не вышел бы из экономического тупика. Но выход нашли гениальный, который в рыночной экономике не мог быть применим даже теоретически. Денежная масса была разделена на наличную и безналичную части. В результате такой трансформации финансовой системы китайская экономика перестала зависеть от потребительского сектора и стала развиваться вне всякой связи с ним. Если в западной экономике все накопления и, соответственно, инвестиции создаются из прибыли от реализации потребительских товаров, то в китайской экономике от этого отказались. В этом — главная особенность китайской экономики, способной создавать индустрию, не только не эквивалентную объему наличной денежной массы от суммы проданных товаров и услуг, а даже на несколько порядков превосходящую ее. В результате Китай в кратчайшие сроки смог пройти путь, который при обычном развитии процессов занял бы несколько столетий. Страна буквально ворвалась в группу индустриальных стран.
Китайская финансовая система состоит из двух подсистем. Первая — это типичная рыночная подсистема с положительной обратной связью, классическая финансовая подсистема "монетаризма". Вся особенность — во второй подсистеме, которая обслуживает потребности производства. Здесь "крутятся" безналичные, виртуальные деньги (условные единицы). Это есть подсистема с отрицательной обратной связью. Она требует специфического бухгалтерского учета с планом счетов, отличным от первой финансовой подсистемы. Благодаря отрицательной обратной связи, это — регулируемая и устойчивая подсистема с нужным качеством (финансовыми параметрами). Такая подсистема может действовать только отдельно от первой. Иначе нарушится ее управляемость, что мы наблюдаем сейчас в Белоруссии. Аналогичное уже произошло в СССР, когда Рыжков допустил обналичивание безналичных денег (условных единиц).
Китайская модель экономики опирается на китайскую модель идеологии, которая не позволяет объединить китайские финансовые подсистемы в одну неолиберальную западную подсистему, что имело место в России. Китайская модель идеологии запрещает коррупцию в Китае. За это расстреливают. Но эта же идеология поощряет насаждение китайцами коррупции вне Китая, так как помогает реализации китайских интересов.
Резюмирую: китайская модель экономики есть модернизированная советская модель экономики. Модернизация связана с внешним контуром, который в КНР был переориентирован на экспорт, в то время как в СССР этот наличный контур был связан с импортом. Безналичный же контур китайской экономики аналогичен советскому контуру. В результате китайская модель экономики представляет собой гибрид советской и американской с преимуществами каждой, что и позволяет Китаю на всех парах нестись к мировому экономическому лидерству.
Игорь Шафаревич -- О «еврейском столетии»
Продолжение. Начало — в № 26
Юрий Слёзкин пишет: "Особые отношения между большевиками и евреями — или, вернее, между большевиками и еврейской революцией — стали существенной частью революционной войны слов. Многие враги большевиков отождествляли их друг с другом, представляя большевизм преимущественно еврейским движением. Сильной стороной этого аргумента была апелляция к очевидным фактам о роли евреев среди вождей партии… Слабой его стороной были не менее очевидные размеры и состав Красной Армии". Тут очень не хватает анализа явления заложничества среди родственников офицеров царской армии, служивших в Красной Армии, и колоссального размера дезертирства из Красной Армии (и из "белых" тоже).
Автор пишет: "И даже Н.А. Соколов… дал явно понять, что еврейским комиссарам Голощекину и Юровскому не составило бы никакого труда найти рьяных цареубийц (и убежденных большевиков) среди местных фабричных рабочих". Но ведь их не нашли и, возможно, и не искали. Это и загадочно и, насколько я помню, в связи с этим и стоит упоминаемая фраза в книге Соколова. Значит, был какой-то стимул личного участия в подобном преступлении, перевешивавший очевидные политические соображения. Тут автор, соблюдая беспристрастность, дает слово Шульгину, приводя цитаты из его книги "Что нам в них не нравится".
Читаем далее: "Как с этим быть? Возможно, впервые в истории русской политической публицистики Шульгин предложил развернутую недвусмысленную защиту принципа этнической вины, этнической ответственности и этнического раскаяния. Предвосхищая стандартную логику второй половины XX века, он утверждал, что, хотя юридически сыновья за отцов и не отвечают, морально они всегда за них отвечают, отвечали и будут отвечать… Но если принадлежность к нации дарует гордость, она должна по той же причине накладывать и ответственность. Гордиться Толстым, согласно Шульгину, значит, нести на себе вину за Распутина и за большевизм". Но точку зрения Шульгина поддержали авторы-евреи во главе с Биккерманом, белоэмигранты, составившие сборник статей "Россия и евреи", и Я.А. Бромберг, написавший книгу "Запад, Россия и еврейство". С ними-то автор и спорит. Он пишет: "Позиция эта оказалась непопулярной,.. поскольку подразумевала, что каждому есть в чем виниться, но не предлагала универсальной меры виновности; поскольку "честное признание" казалось невозможным без всеобщего отказа от лицемерия, поскольку ни Шульгин, ни "латыши" не спешили исполнять свою часть покаянного действа; поскольку погромы были специфически антиеврейскими, тогда как большевистский террор — гибко антибуржуазным; поскольку через десять лет в Германии придут к власти нацисты;.. и поскольку, наконец, нация не имеет возможности искупить свою вину". Автор намекает на то, что, согласно Шульгину: "Русским, кроме как перед самими собой, извиняться не перед кем". Этот аргумент, как мне представляется, несерьёзен. Книга Шульгина написана, в частности, о еврейских погромах, так что я его не берусь обсуждать. Слёзкин пишет: "Позиция авторов сборника по вопросу о "еврейской "коллективной ответственности" (термин Ландау ) ничем не отличается от позиции Шульгина. Ввиду того, что Бромберг называл "старой страстью периферии к выискиванию и превознесению евреев, прославившихся на разных поприщах культурной деятельности", и в особенности, ввиду "беззастенчивой кампании, ведущейся вокруг имени Эйнштейна", не оставалось ничего иного как объявить своими и палачей". С этой точкой зрения и спорит автор: "Язык Бикермана и его единомышленников есть христианский язык греха, раскаяния и покаяния, обращенный к смертным обладателям бессмертных душ. Люди, образующие нацию, могут испытывать стыд, но нации как таковые не в состоянии пойти к исповеди, совершить покаяние и предстать перед творцом своим. Требования национального покаяния не могут быть исполнены, потому что не существует законного источника искупительной епитимии…" Но тут возникает вопрос о немцах и "Холокосте". Вот, казалось бы, пример вполне конкретного покаяния, но когда автор говорит о Холокосте, то голос его звучит металлом, и тут не остается места для "гнилого объективизма". Он цитирует будущего Нобелевского лауреата Эли Визеля: "Освенцим невозможно ни описать, ни вообразить. Является ли холокост кульминацией или аберрацией истории, он выходит за ее рамки… Мертвые владеют тайной, узнать которую мы, живые, либо не достойны, либо не способны… Холокост? Уникальное событие, уникальная тайна, которая никогда не будет постигнута или описана". Однако он не цитирует и даже не упоминает так называемых "ревизионистов", оспаривающих размеры и концепцию уникальности жертв еврейства во время войны. Впрочем, мне-то грех жаловаться на недостаточно широкий взгляд автора на национальные вопросы в России, так как именно из его книги я узнал много подробностей об анкете по "еврейскому вопросу", организованной Горьким в 1915 г., или о том, что Малер, Поппер, Лукач и Кафка были евреями.