Георгий Адамович - Дополнения к "Комментариям". Послесловие
Конечно, это – эмигрантская тема, одна из тех тем, которые в эмигрантской литературе должны были бы оказаться, наконец, развиты, и по прямой линии это наследие русского символизма в том, что не было им досказано. Отцы, может быть, и отреклись бы от детей, но дети свою родословную знают, и в ней их не собьешь.
* * *Все, что пишешь здесь, почти всё, о чем здесь думаешь, обращено туда: откуда мы уехали. Но попутно сводишь счёты и с самими собой, и может случиться, что в воображаемом, полуирреальном «там» не всё окажется понятно, – не логически, а внутренне понятно: даже те, кто к пониманию расположен, восстановят ли рисунок, о котором речь? Дочертят ли мысленно линии, оставшиеся неясными?
«Le vent se leve, il faut tenter de vivre», «Поднимается ветер, попробуем жить», вспоминается мне строчка поэта в качестве необходимого комментария к сказанному, отчасти и к словам Поплавского. Вспоминаются и другие строчки:
Прошлое страстно глядится в грядущее,
Нет настоящего…
Значит, «продолжение следует». Должно бы последовать, если только не развеется в пустоте: предпочитаю, однако, наклонение сослагательное.
Примечания
1
Слово «благополучна», может быть, неверно понято. Сейчас французская литература серьезна и по своему тревожна Она очень далека от Вольтера, не говоря уж о Поль де Коках. В ней не осталось никакой беспечности: время все меняет, и теперешние французы нисколько не похожи на традиционных французиков, «из Бордо». Но природы не изменишь; остаются четыре стены и потолок, «плотно прикрытая крышка». Очень честная литература, без блудливых заигрываний с «мирами иными», — но скучающая и сухая. По существу — со своими трагедиями, Но для человека, который умирает на ветру и под открытым небом, другой человеке, мучающийся «bien au chaud», под шелковым одеялом, с сиделками, с докторами, с ежеминутным выслушиванием пульса, для него и его — благополучие. Два исключения: Паскаль, Бодлер.
2
«Ah, tout est bu, tout est mange, plus rien a dire»- "Все выпито, все съедено, больше сказать нечего"
Из стихотворения Верлена "Томление" (1883)
