Газета Завтра - Газета Завтра 255 (94 1998)

Олег ФЕДЮКОВ

“ВОЮЙ НЕ ЗА ЗАРПЛАТУ, А ЗА РОДИНУ!” ( Русский Герой Абхазии Геннадий Никитченко — о том, как победить )

О ДРАМАТИЧЕСКОЙ И ГЕРОИЧЕСКОЙ судьбе Геннадия Никитченко, председателя Конгресса русских общин Абхазии, я уже писал в “Завтра”. Героем, кавалером высшего абхазского ордена Леона, сельского инженера сделала грузино-абхазская война 1992-93 годов. Никитченко пошел воевать, когда грузины острастки ради разбомбили в числе прочих и его дом. И стал одним из тех бесстрашных командиров, кому Абхазия обязана своей победой.

Увы, мы, русские России, сегодня утеряли главную свою науку — побеждать. Секрет которой я и хотел выведать у соплеменника из братски обращенной к нам, но подло отвергаемой нами, Абхазии.

— Геннадий Васильевич, когда над вами грянул гром, креститься вы не стали. А стали начинять тротилом газовые баллоны и рвать ими разбомбившие ваше жилище танки. Что вас заставило не драпать, а вступить и повести затем других в опасный бой?

— Я мог сбежать, в Очамчире пограничники за пару золотых сережек брали всех на корабли до Сочи. Где, кстати, русских просто спихивали за борт — армян же, греков, евреев свои не только принимали, но еще слали агентов распорядиться их домами и имуществом. Мне и грузины, бывшие друзья по работе, предлагали: “Отсидитесь где-нибудь, мы выдерем абхазов, потом вернетесь”. Но стыд — стать беженцем в своей стране. И когда началась кровь, я собрал жену, дочь и спросил, каков их выбор? Они сказали: здесь наш дом, отсюда не уйдем. Тогда я жену с дочкой отвез в горы, а сам с сыном пошел воевать.

— Страх перебарывать в себе пришлось?

— Дрожишь, когда неопределенность, когда ждешь. А решился — уже надо что-то делать, страх сам забывается. Потом, у большинства людей одна и та же психология. Страшно не за себя, а за детей. Когда у нас заполыхало, моя первая мысль была: дочь кончает школу, сын — университет в Сухуми, как бы не помешало им. То же сейчас в России: всех гнут в бараний рог, а они думают: лишь бы ребенок кончил институт. А для чего? Кем он с дипломом станет? Чьим рабом? Когда теряешь сразу все, перестаешь за мелочи цепляться.

— Абхазы поднялись все сразу?

— Почти. У малых наций чувство родины острее. Трудней всего было поднимать крестьян. Они готовы были помогать: носить патроны, рыть траншеи — но не воевать. Пахарь привык: я всегда сеял и пахал на своем поле, война — не мое дело. Но то, что он пахал и сеял, было потому, что родина была его. Когда пришли грузины эту родину отнять, всем стало ясно: сегодня убили соседа, завтра убьют меня. Не будет родины — не будет, где пахать и сеять, загонят в горы, как индейцев в резервации.

— Но чтобы победить, нужно еще и согласие в вождях. Когда-то в буфете Дома литераторов один поэт спьяну отпустил такую фразу: “Я — Пушкин! А Пушкин — г...!” Смотрю я на иных оппозиционных лидеров России — и здорово они напоминают мне того поэта. Каждый, отпихивая остальных, хочет быть только Пушкиным, уже на Лермонтова не согласен. Анпилов ведет свою колонну от зюгановской отдельно — чтобы тот, упаси Бог, его славу не перехватил. Ну и так далее. А как вы стали командиром у абхазов? Была ли толкотня локтей?

— Все вперед лезут, когда надо языком работать. Когда же опасность настоящая, наоборот, все друг за дружку отступают. Я никуда не лез, сперва просто хотел помочь несправедливо обиженным. Когда подорвали первый грузинский бэтээр, подошел и стал его чинить, сын — ладить электронику. А шесть абхазов, видя это, уже заняли на машину очередь, потом по конкурсу их отбирали. Так начинался наш Восточный фронт. Когда снаряды полетели, все к земле припали. Кто первый встал — тот и командир. Пошел в бой с автоматом впереди — имеешь право задним отдавать приказы. Главное, чтобы тебя не заподозрили, что ты используешь кого-то в своих целях. Почему грузины, хоть мощней нас были, проиграли? Абхазы бились за свое, а тех послал куда-то Шеварднадзе, обещал наживу. Только их стали убивать — они подумали: ему это надо, а нам зачем? Потому и в России сейчас не доверяют лидерам. Ну старикам некуда деваться, а молодежь практичней: ему это надо, он лезет в Пушкины, а нам на что?

— До войны в Абхазии абхазов как-то видно не было. На пляжах кукурузой торговали, посидеть в кофейнях, вина выпить — вот и все. А сейчас — все на подбор бойцы, в глазах огонь, стоят в блокаде против всего мира — как другая нация. Так в одночасье все перековались?

— Их ситуация поставила на грань, и они извлекли из себя все родовое, скрытое, что было в них. В чем главное отличие абхазов, вообще горцев, от русских? У них больше личного достоинства. Мужик в семье непререкаем, баба на него катить не смеет, так воспитаны. И у него на нее рука не поднимется. Она хоть ходит в черном, не базарит зря, но за себя умеет постоять. А русских мужиков заели их же бабы. Я в Москве пью с генералом в орденах — он уже ерзает: жена задрючит. Какой ты лидер, если тебя дома баба бьет? Ошибка предыдущей власти была в том, что она вторглась в семью. Мужик гульнул, нажрался — его тащат на партком, в профком, позорят, унижают, он теряет уважение к себе. А семья — фундамент общества, сломали это — рухнуло и государство.

— Да, наш брат любит поразительно по морде получать! Я недавно отнес в одно официальное издание статью — как раз о том, как грузины отстреливают российских миротворцев. Редакция вся — бывшие правдисты, патриот на патриоте. Но какой-то из чьего-то окружения холуй им передал: не надо крякать, еще эти грузины, нас дерущие, обидятся. Тогда я связываюсь с депутатом Т., а он по громкой связи с заместителем редактора. И разговор: “Вы что, хотите заступиться за статью?” “Нет, я хочу вас, паразитов...”, — и все дальше матом. На другой день в редакцию звоню, жду, что обидятся за вздрючку. Но мне с каким-то придыханием восторга сообщают: “Слушай, тут один большой мужик из Думы позвонил, так всех обложил, так обложил!” — душа поет!

— Правильно, привыкли к ярму: сняли партийное — залезли в жидовское. Только не надо все вешать на евреев и других. В воздухе живет миллион микробов, враждебных человеку. Защитный слой утратил — и они тебя сожрали, но не их в этом, а твоя вина! У меня в общине сейчас работает моя бывшая санитарка Надя, муж на войне погиб, двое ребят остались. Старшего на улице шпана обидела: она вышла, из автомата дала очередь поверх голов, — вопрос решила навсегда. Уважай сам себя — и тебя будут уважать. У абхазов достал нож — должен ударить, иначе все станут презирать. Поэтому никто оружие без крайности не достает, но оно есть у всех, и все об этом помнят. Сперва должна быть человеческая личность, а опущенных, ущербных будут драть всегда.

— У нас, к несчастью, не так личность прет сейчас, как самомнение. Когда мы с вами были на банкете в честь пятилетия вашей победы у президента Ардзынбы, меня потряс тост нашего московского Затулина: “Да, я не воевал в Абхазии, но вел еще страшней войну — в московских коридорах!” Накушал пузо по буфетам, на банкетах — и уже всерьез себя героем, пуще воевавших, мнит!

— Ну это все — туфта. Это не лидеры — громоотводы: покричать, сыграть в оппозиционность, а на самом деле — увести энергию масс в землю. Не проводники, а заземлители. Если войны не видел — сиди и молчи. Она страшней всего была даже не в бою, а после боя. Мы взяли населенный пункт, с грузинами договорились обменять живых и мертвых, всех на всех. У нас было их пленных два десятка, они рассказали, что наших у грузин 6 трупов и 9 живых. Мы подкатили своих пленных в грузовике к месту обмена, грузины тоже выкатили грузовик. Смотрим, а там все трупы. 6 холодных, 9 еще теплых. Были у нас радистки Аня, Саша Жук, русские, из Ленинграда. У Ани груди отрезаны, Саше воткнули кол в зад. Наши, как это увидели, озверели: тогда мертвых на мертвых! Выволокли дрожащих грузин из машины — и в упор из автоматов. Длилось это минуты, для меня — как вечность. Кровь, пар над ней — где-то уже за гранью психики. Вот так победа доставалась...

— Неужели и России это все придется хлебнуть?

— Умные учатся на чужом опыте, дураки не учатся и на своем. Почему вообще в Абхазии до войны оказалось грузин больше, чем абхазов? Говорят, Сталин, Берия нагнали — но дело в основном не в этом. Жил на своей земле абхаз, к нему приходит нищий менгрел, с котомкой, с тохой на плече: “Давай я твое поле потохаю, а ты меня за это накорми”. Абхаз и рад: менгрел за него тохает, а он поехал в гости по родне. Вернулся через месяц, земля потохана, а в его доме уже дети менгрела бегают — так экспансия и шла. Поэтому не пускай на свою землю чужих, чужого не бери. Строй сам, как умеешь, а не турок с немцами зови. Свое кушай, на свои живи. Чтоб это в главном было — а тогда по мелочам все, что угодно. Шеварднадзе войну сдуру развязал, а был бы поумней, без единого выстрела бы Абхазию прибрал, как еврейский капитал Россию. Что-то б дал, посулил, провел под себя выборы — абхазы б и не дернулись. А он, наоборот, пробил в них чувство родины — и проиграл.