Журнал Современник - Наш Современник 2006 #1
— Я не об этом, — сказала Наташа. — Как найти людей, которые довели папу до гибели?
Звонареву стало стыдно. Он-то, получается, больше о своей шкуре думает, а у человека погиб отец, ей хочется знать правду…
— Остается надеяться на того же Черепанова, — смущенно ответил он. — Или на коллег вашего отца из разведки.
Автобус въехал в узкие, кривые, ныряющие то вниз, то вверх улочки Алупки. Водители, однако, двигались здесь с удивительной непринужденностью, разгоняясь на спусках, несмотря на гололед, и уворачиваясь от встречного транспорта чуть не за миг до столкновения. Пассажиры из местных, судя по всему, относились к этому вполне равнодушно.
— А скажите, Наташа, — спросил Алексей, — не оставлял ли ваш отец какой-нибудь записки?
Девушка искоса глянула на него и отвернулась к окну.
— Извините, если я слишком назойлив, — сказал Звонарев.
— Да нет, это вы извините, — отозвалась Наташа. — Вы ведь оказались в таком же положении, как и мы, и имеете право знать. Никакой записки не было. Но есть письмо в запечатанном конверте, которое папа дал мне еще в пятницу и попросил, если с ним что-то случится, опустить в почтовый ящик.
— Вы это сделали?
— Нет. С тех пор как я вошла в квартиру в тот страшный вечер, я никогда не выходила на улицу одна. Здесь, в военном санатории, есть почтовый ящик, но я боюсь, что его оттуда вынут те, кто за нами следит.
— Так оно сейчас у вас?
— Да.
— Автостанция! — объявила кондуктор. — Воронцовский дворец!
Автобус остановился, большинство пассажиров вышли. “Воронцовский дворец — 400 метров”, — гласило объявление на остановке, но самого дворца не было видно, как, впрочем, не видел его Звонарев из других мест Алупки, мимо которых они проезжали. Похоже, потому и выбрал Воронцов это место, что дворец и обширный парк вокруг него были надежно укрыты от взглядов зевак внизу, под защитой скал.
— Я думаю, вы с мамой находитесь в большой опасности, — тихо сказал Алексей. — А кому адресовано это письмо?
— Какому-то Васильеву Леониду Андреевичу, в Москву, главпочтамт, до востребования.
— Может, где-нибудь здесь его и опустить? Представится ли другая возможность?
— Я уже думала.
Сразу за городской чертой мрачноватой Алупки начинались санатории курортного городка Симеиза. За кольцевой развязкой шоссе плавно перешло в главную улицу, которая пролегала здесь ниже жилых кварталов. Над дорогой нависли старинные дома, не выше двух этажей, по-крымски причудливые, облепленные сверху донизу верандами и верандочками. По обледенелым, почти отвесным улочкам катались, сидя на собственных портфелях, мальчишки — видимо, санок у них, южан, не водилось. Через дорогу шла из бани раскрасневшаяся старуха, с головой, обвязанной полотенцем, в одном халате и тапочках, которая погрозила кулаком водителю “двадцать шестого”.
У белой автостанции с широкой верандой и колоннами “пазик” остановился. Дальше он не шел. Круглая площадь перед автостанцией была пуста. Алексей и Наташа вышли из автобуса и огляделись. Все пассажиры разошлись, они стояли совершенно одни. Никто за ними не следил.
— Свобода! — сказал Звонарев.
Наташа улыбнулась ему. Они завернули за угол автостанции и пошли не торопясь по улице, по которой приехали. Называлась она неоригинально — Советская. Но ничего советского в ней не было. По таким вот приморским улицам, проложенным по горным террасам, катались, наверное, на извозчике Чехов и Бунин. Отовсюду, как ручьи, вливались в Советскую узенькие средневековые улочки с блестящими стертыми ступенями. На белом домике в колониальном стиле красовалась табличка: “Вiдделенiе св’язку” — первая надпись по-украински, увиденная Звонаревым в Крыму. Здесь же висел почтовый ящик с надписью “Пошта”. Алексей огляделся по сторонам и глазами указал Наташе на ящик. Она кивнула и полезла в задний карман вельветовых джинсов.
Увидев в руках девушки измятый конверт, Звонарев вдруг ощутил сомнение.
— А не стоит ли вам сначала прочитать письмо? Или сделать с него копию? — спросил он.
— Нет, — покачала головой она. — Папа запретил мне это. А я его никогда не обманывала.
— Ну что ж… — Он еще раз оглянулся по сторонам. Никого, кроме редких прохожих, идущих по своим делам, вокруг не было. — Опускайте.
Но Наташа, видимо, думала о том же, что и он, поэтому, поднеся конверт к щели ящика, она помедлила, как это делают на избирательных пунктах политические деятели, позирующие перед камерами. Потом, встряхнув головкой, все же решилась и бросила письмо. Они явственно услышали в тишине стук конверта о дно ящика — видимо, он был пуст.
Они постояли еще возле ящика, глядя на него, и пошли дальше. “Может быть, разгадка тайны полковника Трубачева была у нас в руках, а мы отправили ее на деревню дедушке, — думал Алексей. — Хотя… так ли уж нам нужно знать ее? Поживешь подольше, если будешь знать поменьше, как говорил полковник”.
Дорога пошла по краю обрыва, а внизу, слева, раскинулись запорошенные снегом симеизские парки и сосновые рощи. Над необычно прямой для Крыма улицей Ленина, уставленной изваяниями античных героев, как где-нибудь в Царском Селе, опускалась к морю гора Кошка. “Кошка” эта, как всякая прибрежная крымская гора, похожая на животное, пила соленую морскую воду. Но если, скажем, у горы Медведь нельзя было различить глаза, нос, уши и хвост, то у симеизской Кошки все это имелось.
Алексей и Наташа свернули на аллею, ведущую к морю. Она пересекала парк с высоченными, в два обхвата, соснами. В конце аллеи, на “стрелке” набережной, была круглая каменная беседка с колоннами и просторная смотровая площадка. Отсюда вниз, к пляжу, спускалась длинная лестница в три пролета. К этому времени шторм несколько утих, и море плескалось в бухте у треугольной скалы Дива, как вода в тазу. Песочный пляж был ядовито-зеленым от выброшенных штормом водорослей, испускавших резкий животный запах — вроде мужского пота. Алексей и Наташа остановились на площадке солярия, нависшей над пляжем. Вокруг них не было ни души. Бескрайний водный простор, раскачивающийся перед ними, создавал ощущение, что они стоят, держась за поручни, на ходовом мостике огромного каменного корабля, уходящего в море. Да и сам Симеиз, облепивший своими домиками заостренный мыс, напоминал старинный корабль, форштевнем которого была Дива, а парусом — гора Лебединое крыло. Есть ни с чем не сравнимое ощущение, которое дарит человеку вид моря, но каменные громады, обрушенные в воду с небес, рождают еще более высокое чувство: как будто мы присутствуем при втором дне творения, когда Господь отделил воду от тверди и твердь от воды.
— Как правильно мы сделали, что вырвались из Ялты! — сказала Наташа.
— Тем более что нам вряд ли позволят сделать это в следующий раз. Готов спорить, что именно сейчас, когда мы совершенно одни и так свободны, во все автобусы и морские катера Ялты входят неприметно одетые люди и предъявляют билетерам наши описания. А может быть, и фотографии. Но когда стоишь здесь, у моря, среди гор, в это невозможно поверить. Какой КГБ? Какая слежка? Зачем — когда вокруг так здорово? А с другой стороны, если бы мы приехали сюда просто так, скучающими туристами, то не воспринимали бы все с такой остротой.
— Что же с нами будет, когда мы вернемся?
Алексей пожал плечами. Он еще об этом не задумывался.
— Ничего хорошего, наверное. Снова слежка. Могут и посадить — меня, конечно. Вас с мамой они не осмелятся тронуть. Но скорее всего и со мной они подождут. Ведь им же очень интересно, зачем мы с вами встречаемся, о чем говорим… А знаете что? — Он повернулся к Наташе и взял ее за рукав. — Давайте это используем: будем и дальше встречаться и ездить вот так повсюду, а они пускай за нами таскаются! Неприятно, конечно, когда в затылок тебе дышат эти парни, но ведь от них и так никуда не денешься. Правда, есть опасность, что гэбэшники из наших встреч сочинят заговор и будут бегать за нами не по одному, а толпами. Но мы можем изобразить влюбленных, и они заскучают. Вы не против?
— Только для того, чтобы они заскучали? — с улыбкой подняла на него глаза Наташа.
— Конечно, нет! — расцвел Звонарев. — Как вы можете сомневаться? Это только предлог!
— Звучит заманчиво, — вздохнула девушка. — Но мне нельзя забывать и о маме. Ей-то не с кем встречаться и ездить по побережью.
— Да, конечно, — сказал Алексей, — вы правы. Это я так говорю — для поднятия духа. Но и не без тайной надежды на нечто подобное. Однако, Наташа, как ни хорошо здесь, а надо возвращаться. Если наши преследователи засекут нас в Симеизе, то кому-нибудь из них может придти в голову мысль проверить местный почтовый ящик.
Он подал ей руку, чтобы помочь преодолеть высокую ступеньку от солярия к лестнице. Когда девушка оказалась наверху, Алексей не отпустил ее ладошку. Наташа бегло глянула на него, но не сделала попытки освободиться.
