Газета Дуэль - "К барьеру!"_2009_N 1
Кстати, инквизиторы покровительствовали светской литературе. А среди духовенства считалось хорошим тоном писать стихи или пьесы. Совершенно светского характера.
Разорила же Кастилию не инквизиция, а затяжные войны в Италии, Германии, Нидерландах, Англии... Содержание Священной Римской империи обременительно и для более тугого кошелька, нежели кастильский.
* * *
Торквемада до самой смерти пользовался огромной любовью в народе. Эскорт, навязанный ему королевой, напуганной восстанием в Сарагосе, Торквемаду раздражал. Народ считал Торквемаду человеком очень милосердным. Нетерпимым к греху - да. Но добрым к людям. Самое малое шестьдесят лет после его смерти, несмотря на ошибки его преемников, Торквемаду в Кастилии почитали едва ли не как святого.
Торквемада был абсолютно безупречным в личной жизни человеком. Его нельзя было подкупить, он не имел слабостей, которыми его можно было шантажировать. Он не отличался даже тщеславием. Среди придворных (Великий инквизитор обязан был сопровождать монарха) Торквемада терялся. Он не был политической фигурой, он просто добросовестно исполнял свои обязанности.
* * *
Так сколько же было жертв?
В большинстве энциклопедий вы найдете цифру «10 220». В некоторых указывается «8800». Обе цифры - из одного источника. И появились они не из реальных документов, а из представлений автора о том, сколько казненных еретиков должно быть.
Современные историки полагают, что количество жертв, приписанных Торквемаде, завышено примерно в 10 раз.
* * *
В 1486 году два доминиканских монаха из Германии, Якоб Шпренгер и Генрих Кремер написали чудовищную книгу «Молот ведьм».
В 1491 году испанская инквизиция, руководимая Торквемадой, признала «Молот ведьм» ересью.
В Испании никогда не было «охоты на ведьм».
Светлана Прокопчик,
ИСТОРИЯ
ГУМАННОСТЬ В ДВУХ ИЗМЕРЕНИЯХ
В ПРОДОЛЖЕНИЕ ТЕМЫ, ПОДНЯТОЙ В МАТЕРИАЛЕ А. ТРИБУНСКОГО «ОТ СЕРПА И МОЛОТА» - «ДУЭЛЬ», №10, 2009 г.
Начиная с хрущёвского разгрома так называемых силовых ведомств в середине 1950-х гг., в людское сознание, подобно компьютерному вирусу, был запущен спекулятивный термин «гуманизация» правоохранительной системы, с которым многие с виду неглупые люди в весьма высоких служебных креслах стали носиться, как дурак с писаной торбой, забалтывая и извращая здравый смысл этого понятия.
Для надлежащего анализа и детального освещения этого явления понадобилась бы объёмистая монография, а в статье (тем более в заметке) можно коснуться лишь отдельных штрихов.
Сразу оговорюсь: по моему глубокому убеждению, истинная гуманизация правоохранительной системы состоит не в слюняво-жалостливом потакании стенаниям укрощенного законом преступного мира, который с завидной изобретательностью выжимает через все щели «гуманизированных» законов и подзаконных актов максимум выгоды для того, чтобы либо свести к минимуму неудобства и тяжесть ответственности за содеянные преступления, либо вовсе уйти от неё. Суть и смысл подлинной гуманности заключается в строжайшем, неукоснительно точном соблюдении законности - при том, однако, что законы, защищающие от преступных посягательств общество, государство и отдельных граждан, будут написаны и приняты не ворами, педофилами и шабес-гоями с депутатскими мандатами, а тщательно, взвешенно и скрупулёзно разработаны и подготовлены к принятию мудрыми, высоконравственными, твёрдыми и ответственными мыслителями и профессионалами в содружестве с опытными практиками правоохранительной системы.
Хрущёвская пропаганда, в несколько сглаженной форме существовавшая и в брежневский период, но ядовито-пышным цветом расцветшая во времена разгульно-перестроечной вакханалии, с тупым упорством трактовала «сталинский» ГУЛАГ, как кромешный ад, причём без единого светлого пятнышка, где с утра до вечера царил жуткий произвол и где каждый сотрудник круглосуточно был озабочен только тем, как бы побольше «невинно посаженных» ущипнуть, унизить, ударить. А то и расстрелять невзначай, поставив «на пенёк»...
Лично мне советская пенитенциарная система знакома не понаслышке - ей отдано (по направлению вначале медицинского училища, а потом - медицинского института) 40 лет жизни - с 1956 по 1995 гг. И хотя непосредственно в сталинский период я в ней не служил, но всё было ещё очень свежо - весь внутренний уклад, обычаи, традиции, сотрудники, большинство писаных и неписаных правил продолжали, в силу инерции, действовать, несмотря на изменение и внедрение новых инструкций, с которыми обязательно сравнивали то, что было отменено. Здесь нельзя не подчеркнуть, что в пенитенциарную систему после окончания Великой Отечественной войны влилось огромное количество боевых офицеров, которые по определению не могли быть такими дуроломами и садистами, какими их изображает лживая «демократура» в течение более полусотни лет. И именно они были главным стержнем, несущей конструкцией системы, её лицом.
Вот несколько служебно-бытовых штрихов.
Так сложилось, что по распределению я попал на лагерный пункт спецстрогого режима Перша - на севере Пермской области, где были сконцентрированы отпетые, заматерелые нарушители режима из всего обширного Усольского управления, водворённые туда специальной комиссией за внутрилагерные преступления, организованные неповиновения администрации, участие в массовых беспорядках, злостные отказы от работы, многократные членовредительства и другие «подвиги» этого отрицательного ряда.
После полуголодного студенческого существования в первое послевоенное десятилетие я, кое-что слышавший и читавший о «тюремной баланде», при первом же снятии проб на кухне был удивлён довольно наваристыми щами, борщами и супами, весьма неплохими порциями вымоченной жареной трески, которая в солёном виде большими бочками доставлялась в весеннюю пору «северного завоза». (Поищите сегодня треску в любом виде и по приемлемой цене - увы, не каждый день найдёте!) Правда, на хлебную «пайку» ещё был спрос, и она постоянно разыгрывалась в карты (что всегда - и очень жёстко! - преследовалось надзорной службой администрации, поскольку в пылу азарта карточные проигрыши иногда заканчивались трагедиями).
Вверенный мне медпункт состоял из амбулатории и стационара на 25 коек. Причём, хочу особо подчеркнуть: в обеспечении медицинским инструментарием, аппаратурой и медикаментами практически никаких ощутимых перебоев и проблем не было, дефицитные тогда в системе лечебных учреждений Минздрава антибиотики (пенициллин, стрептомицин, левомицетин), противотуберкулёзные средства (тубазид, фтивазид, ПАСК, тибон и др.), препараты сальварсанового ряда (для лечения сифилиса) были в наличии всегда. В целях оздоровления и профилактики авитаминоза на протяжении многих лет в тот «догуманизационный» период ежемесячно мы с коллегами - каждый на свой медпункт - получали по 5-6 10-литровых банок (бутылей) рыбьего жира - трескового либо витаминизированного китового, который потом открыто стоял в процедурном кабинете (с мензуркой на проволочном кольце), и каждый пациент или просто желающий без специального назначения мог принять дозу этого полезнейшего природного лекарственно-оздоровительного препарата. И это - из месяца в месяц, из года в год! (Попробуйте, «демократы-реформаторы», сегодня «угоститься» подобным образом даже в элитарном лечебном учреждении...) Оценить сказанное предоставляю читателям.
Кроме того, в весенние месяцы мы получали в 2-килограммовых банках дражированные поливитамины и витамин «С», и медбрат - из числа заключённых, поскольку вольнонаёмных медсестёр не было - во время развода (на лесоповал и другие виды работ) выдавал по 2-3 драже заключённым во всей колонне.
Таким же образом производились прививка вакциной НИИСИ (против 7 инфекционных заболеваний).
Результат: за 3 года моей работы на этом тяжелейшем - в режимном и медико-санитарном отношении - лагпункте не допущено ни одного летального исхода от болезней (даже трех травмированных на производстве, т.е. лесоповале, лесорубов удалось спасти и вывезти в центральную больницу) и, кроме гриппа, не было ни одной эпидемической вспышки инфекционных заболеваний. (А каково сегодня по всей России?)
Во многом такое благополучие основывалось на том, что интендантское и медицинское снабжение мест лишения свободы осуществлялось по каналам и фондам Уральского военного округа МО СССР.
Интересно заметить, что в последние годы несколько раз в телепередачах известный поэт и «певец» лесоповала М. Танич повествовал, как до 1953 г. он «сидел» именно на лагпункте Перша Усольского (Соликамского) управления лесных ИТУ. Причём страдал он якобы по политической статье (что следует однозначно понимать - «за правду», за «борьбу с режимом») и расписывал ужасы содержания - в частности, о том, что там было собрано - в числе нескольких сот заключённых - 80 «воров в законе», люто притеснявших остальных «зэков», и т.п. душещипательную чушь. Чушь потому, что Перша никогда не была «воровским» лагпунктом, - туда «сливались» все неворовские («в законе») группировки. Добавлю, для полной ясности, что, в отличие от чисто «воровских» зон, где отбывали назначенные судами сроки «воры в законе» и их приспешники, на Першу свозили из разных ИТУ преступников иных уголовных «мастей». Это были заключённые, нарушившие «воровские» законы и традиции и именуемые в их среде неблагозвучным термином «суки», а также «польские воры», «красные пояса», «мы на льдине», «ножовщики», «ломом подпоясанные», «махновцы», «мужики» и т.д. Внутрилагерная дифференциация заключённых была необходима, поскольку любая встреча этих группировок на территории пенитенциарных учреждений с «ворами в законе» неизбежно кончалась сведением накопившихся «идейных» счетов и могла вылиться в самую дикую, непредсказуемую резню. А для «воров в законе» существовал отдельный лагпункт с аналогичным режимом. Там, на Перше, никогда не было - и, как теперь говорят, не могло быть по определению - осуждённых по политическим статьям. Водворялись на спецстрогий режим заключённые только за многократные или особо тяжкие нарушения режима. Зачем известному, уважаемому человеку понадобилось столь беззастенчиво врать, живописуя свои «безвинные» страдания, трудно сказать... Во всяком случае, по нашей просьбе товарищи проверили архивную картотеку, но в указанные Таничем годы учётную карточку на заключённого под такой фамилией не нашли.
